Двух человек невинных спас от казни,
В суде их защитил, и сам Германник
Скрипя зубами все же согласился
Их оправдать. Я с гордостью законной
И прозвище свое несу по жизни.
Меня все называют «Честный» Нерва,
А п о л л о н и й
Да… нынче честность редкое явленье…
Н е р в а
А между тем, за восемьдесят лет,
Пока живу на свете я, не слышал
Никто и слова ложного от Нервы,
Хоть приходилось иногда молчать…
А п о л л о н и й
Порой молчанье может быть страшнее,
Чем горы лжи.
Н е р в а
Я не своекорыстен.
К чужому не стремлюсь, хоть на меня
Все смотрят, как на белую ворону.
Да… Странное сложилось положенье
В стране у нас, что славилоась от века
Моралью строгой, принципами права
Которые спервые во всем мире
Мы выбила на бронзовых Таблицах.
Какие люди отдали за это
Свои святые, праведные жизни…
О, Брут и Попликола! Братья Гракхи!
Катон суровый! Пылкий Цицерон!
Небось бедняги корчатся в гробах,
Увидев, что с республикою стало.
И, думаешь, не борются со злом?
Сажают мало? Как еще сажают!
Эх, пуганый народ у нас, бывалый!
Все на словах стоят за добродетель,
Но стоит только долности добиться.
Немедля принимаются тащить.
Воруют страстно, алчно, с упоеньем,
Республику таскают по кускам…
И, что ужасно – это стало нормой!
На вора смотрят прямо с уаженьем,
Он глаз ни перед кем не опускает.
А честный – тот, напротив, в дураках.
Его прошенья, жалобы, доносы
Исправно возвращают казнокрадам —
И залобщиков тащат на расправу.
Во время этой речи на веранде появляются Оржит и Руф. Спускаются по лестнице. Руф постоянно прикрывает руку полой своей тоги.
А п о л л о н и й
А ты-то сам не пробовал бороться?
Ведь ты в Сенате человек известный.
Н е р в а
И потому сижу я как на углях.
Никто упрек мне бросить не способен
Ни в чем – и оттого спокоен я.
Орфит и Руф подходят.
Вот, кстати и друзья мои, знакомься:
Гай Орфит, историк крупный и очень злой.
Квинт Марций руф, законовед известный.
О р ф и т
Ученый уникальный: познает он
То, что давно не водится в природе
Р у ф
Сказать могу я то же о тебе:
Гробокопатель! То, что все хоронят,
Старательно на свет ты извлекаешь
Н е р в а
Уснул сосед ваш?
О р ф и т
Будь он трижны проклят!
На кладбище иметь таких соседей
И то б не пожелал. Храпит ужасно!
А п о л л о н и й
Так он не друг вам?
Р у ф
С Армиллатом дружат
Лишь плаха и петля. Доносчик он.
Опаснейший подлец из тех, что тайно
Собирают сплетни, слухи, анектоды.
Нескромный вздох готов истолковать он,
Как недовольство нынешним правленьем.
Н е р в а
О, сколько он достойных погубил.
Какие имена: Геренний, Рустик…
А п о л л о н и й
И все-таки он принят в вашем доме.
Н е р в а
Куда же нам деваться от него?
Р у ф
Прогнать его – тем самым показать
Сучувствие к его невинным жертвам.
А п о л л о н и й
Как все мне это слышать непривычно.
Такие люди… Цвет патрицианства,
И делят хлеб и кров свой с негодяем,
Которому на виселице место.
Н е р в а
Не то еще мы терпим от тирана.
А мы дивимся мудрости твоей
И той отваге дерзкой иль безумной,
С которой ты на цезаря напал.
А п о л л о н и й
Я, верно, вас подставил под удар.
О р ф и т
О, что ты право…
Р у ф
Мы не из пугливых.
Н е р в а
Я донести обязан на тебя.
Р у ф
Ты? Нерва…
Н е р в а
Иначе, бесспорно
Опередит нас подлый Армиллат.
Хотя уверен я, что не достанут
Философа ищейки Элиана.
Он легок на подъем.
А п о л о н и й
Мой скарб на мне.
Я сам, хитон и посох – все именье.
Я, как видишь, и без сандалий в жизни обхожусь.
О р ф и т
И в этом ты похож на Демокрита,
Который и от кружки отказался,
Увидев парня, пьющего из горсти.
Р у ф
Иль Диаогена, что, придя к Платону,
Стал попирать Платоновы ковры
И приговаривать: «Топчу твою гордыню!»
А тот ему:.....
А п о л л о н и й
…»Своей гордыней топчешь»…
Я счел бы правомерным твой упрек,
Когда бы своим рубищем кичился,
Шокируя общественные нравы.
Но я, прости, таков, каков я есть.
Что волосы мои? Да просто шерсть.
Каменья мне ничуть не ранят ноги.
Я их не замечаю, как и взглядов
Толпы глумливой, указаний палцем
И выкриков мальчишек озорных.
Ведь я учусь у жизни простоте.
Н е р в а
Так учишься иль учишь?
А п о л л о н и й
Я учу
Учиться, ибо плод познанья сладок.
Не знанья, нет, его не обретешь.
Все знать, как выпить реку, невозможно,
Но можно познавать. Душой стремиться
К открытью истин, спрятанных в природе,
В душе народной – и в познанье этом
Найти себя и свое место в жизни.
Вот каковым быть должно человеку.
О р ф и т
Но если мир весь ринется в науку,
Кто будет торговать, пахать и сеять?
Коль станут все философами, то…
А п о л л о н и й
Бездарных нет людей на белом свете.
Нет дураков…
Н е р в а
А кто же есть?
А п о л л о н и й
Слепые!
Воспитанные в скудости душевной,
В грязи животной, в блуде и затменьи.
Они живут во тьме своих стремлений,
Грызутся, пьют и скотствуют уныло,
Затем, что жизнь сама их поощряет
К тому, чтоб быть подобными другим.
Их жизнь влачится в вечной колее
И в поисках дешевых развлечений,
В борьбе за власть, богатство или жизнь.
Как в этой гонке вечной сохранить вам
Высокое прозванье «человека»?
Где «хомо сапиенс»? Исчез иль не родился?
Круком я вижу «хомо ванитатус».
Суетный человек… Не человек,
А так… опять цитируя Платона:
«Двуногое животное без перьев
И с плоскими ногтями»…
Наступишую тишину прорезает истошный крик.
Н е р в а
Вы слышали?
О р ф и т
Еще бы!
Р у ф
Вопль ужасный!
Н е р в а
Скорей туда! Эй, люди! Что случилось?!
Вбегает раб
Р а б
О господин мой!.. Там!.. Там!..
Н е р в а
Скажи членораздельно: что случилось?
Р а б
Тот юный господин, которого велел ты…
Н е р в а
Он жив?!
Р а б
Зарезался!
Н е р в а
Убит! Сказать ты это хочешь?
Р а б
Войти никто в ту комнату не мог!
Зарезались! Мертвы актеры оба!
Вбегает второй раб с чучелом. С ним управитель, другие слуги и служанки.
2-й раб (потрясая чучелом)
Смотри, мой господин! Лежало это
Под простыней. Сработано искусно,
Решили мы, что это тот, второй,
А он бежал! Лишь чучело оставил!
Н е р в а (управителю)
Огня побольше! Собирай людей!
Найдите мне Париса! Поднимите
На пииски окрестные деревни!
Несколько человек вносят тело Дифила. Тогда же появляются и прочие участники второго явления: Армиллат с перевязанной рукой, сонный Клемент, на балкон выходит Домиция. Аполлоний осматривает тело.
А п о л л о н и й
Он мертв, конечно, только очень странно.
Что крик мы услыхали только что…
Н е р в а
При чем тут крик?
А п о л л о н и й
Он мертв уж два часа.
И смерть его мне очень непонятна.
Почудился мне запах аконита
От губ его. Когда б ничто другое,
Решил бы я, что он отравлен был.
Но эти пятна синие на шее,
Язык опухший ясно говорят
Что мальчик был задушен беспощадно.
А нож, который в бок ему всадили,
Не вяжется ни с первым, ни с вторым…
О р ф и т
Вот, говорят, у кошки девять жизней.
А этому котенку даже двух
Кому-то показалось маловато.
А р м и л л а т
Несчастный мальчик! Как его любил я!
Р у ф
Взаимностью тебе он не платил.
Н е р в а
Друзья мои, обязан я немедля
Наместнику об этом сообщить.
Эй, кто там? Архилох, беги быстрее в город.
Скажи претору, я его прошу
Сюда ко мне немедленно явиться.
Да, к стати, попроси поднять когорту
И прочесать окрестные леса,
Чтоб скрыться не успел артист проклятый…
Входит П а р и с
П а р и с
Что здесь произошло? Я крик услышал…
(видит Дифила)
Дифил! Брат мой! Очнись! Открой глаза!..
Какой злодей посмел тебя коснуться?
Какой ехидны мерзостное жало
Гадючий яд излило на тебя?
Кто сделал это – он не человек!
Не зверь он даже хищный! Льва и волка
Сумел бы мальчик кротостью своею