Нет выхода, нет! Нужно постараться спустить проблему на тормозах.
Чем сильнее она напрягала мозги в поисках выхода из патовой ситуации, тем больше понимала, что угодила в капкан. Вот что значит заёмные деньги. Всё – никаких долгов, никаких кредитов. Жить на свои надо.
– Звони, – сказала Лёлька, подавая телефон.
– Что я скажу?
– Говори, что помощь нужна, вопрос, мол, интимный. Обратиться, мол, кроме тебя не к кому. Поверит, никуда не денется. Уж я-то его как облупленного знаю.
– Если знаешь, какого чёрта проверять вздумала?
– Не твоего ума дело. Звони!
Света пригласила Радика в кафе в восемь часов вечера. Надела самое откровенное платье. Руки и ноги дрожали.
Сидела в ожидании минут двадцать, нервничала. Выпила три больших бокала вина для храбрости.
Радика не было.
Сердце начало успокаиваться – не придёт.
Вот и хорошо!
Но он явился, и это круто меняло дело. Город маленький: в одном конце чихни – в другом здравия пожелают. А вдруг и правда клюнет, приставать начнёт!
Радион дружелюбно поздоровался, заказал две бутылки вина, горячую закуску.
– Вываливай свою интимную проблему. Если деньги нужны – я дам.
– Если бы…
Света, как требовалось по инструкции, составленной Лёлькой, подтянула подол почти до трусов, вульгарно раздвинула ноги, надела на лицо флиртующую улыбку. И вдруг пустила игривую слезу, начала жаловаться на мужа, будто не понимает, не любит, что страдает от одиночества, что хочется прислониться к кому-нибудь, а он такой хороший, такой милый.
Это оказалось совсем не сложно. Вино уже начало действовать.
– Ага, – сказал с ироничной улыбкой Радик, – как айсберг в океане, – налил по фужеру вина и извинился, что надо на минутку отойти.
Радик вскоре вернулся, пригласил на танец.
Женщина расслабилась, поплыла, положила голову на мужское плечо, начала стремительно входить в роль. Самой стало интересно – что будет дальше.
Сначала пришла в голову мысль, что надо всё рассказать, что финансовый вопрос можно решить полюбовно, потом вспомнила, что деньги у Лёльки брала втайне от Родиона, таково было её условие.
Хмель к тому времени вскружил голову. Светлана плохо соображала, зачем здесь. Проблески сознания заставили сделать глупость, – скажи честно, я тебе нравлюсь?
– Кому же не понравится такая куколка. Я от тебя всегда был без ума. Но я глубоко женат.
– Ты ведь хочешь меня, Родичка, хочешь, я знаю, ну пожалуйста!
За спиной стоял муж, хлопал в ладоши и нервно хохотал, – бинго! Родион решил, что твою проблему проще решить совместно. Наивный. Тут уже ничем не поможешь, – и убежал.
– Да, подруга, дела! Я ведь догадываюсь, это Лёлька чего-то мутит. Месяц мозги выносит. Решила под тебя меня подложить. Пора с этим завязывать. Устал. Ты домой или посидишь ещё. Я в гостинице переночую.
– Нет у меня теперь дома. То есть, семьи нет. Не простит. Я ведь Лёльке задолжала. Много. Потому и согласилась тебя соблазнить. Честно говоря, не верила, что поведёшься.
– Забудь про долги. Кольку я уломаю. По крайней мере, попытаюсь. А ведь ты мне действительно нравишься. Но это не повод рушить твой брак. Прости! Хотел как лучше. Не заметил я, как он подошёл.
Светка с горя допила вино, домой еле живая добралась на такси.
Муж в квартиру пустил, но закрылся на внутренний замок в другой комнате. Чемодан со своими вещами демонстративно поставил у двери.
Слёзы не помогли: не сжалился, не сдался.
Алкоголь тем временем выполнил свою миссию: Светка затихла, уснула прямо под дверью.
Утром муж с выражением брезгливости переступил через её неподвижное тело. В руку положил записку и ключи от квартиры.
Через несколько часов, когда немного протрезвевшая Света бесцельно рысачила по периметру жилой площади, припёрлась Лёлька.
– Ну, рассказывай.
– Ты мне судьбу поломала, дрянь!
– Можно подумать. Ты с ним переспала?
– А ты как думала! Раз шесть без остановки. Вконец замотал, жеребец. Сама напросилась. Мне понравилось. А сейчас резать тебя буду… на мелкие кусочки!
– Врёшь! Не было у вас ничего.
– Ошибаешься. Было, всё было. Пошла вон отсюда, сводня!
Лёлька вцепилась ей в волосы, начала пинать коленями.
– Разлучница, тварь. Теперь ты со мной вовек не расплатишься!
– А вот хрен тебе по всей морде. Радик мне всё простил. До копеечки. А с тобой он разведётся и правильно сделает. Правильная у тебя интуиция. Только ты, дура набитая, не поняла, что против себя войну затеяла.
К Свете в итоге муж вернулся. Долго изображал обманутого мужа, но, всё же поверил Родиону.
А от Лёльки муж ушёл. Совсем, с серьёзной душевной и физической травмой: она его пять раз кухонным ножом в живот пырнула в истерической экзальтации.
Пока ты жив
…Пускай бессонница продлится
как пробужденья неуют.
Пусть недослушанные птицы
Всю ночь в груди моей поют.
Звучат несдержанные клятвы
И проклинают за обман;
И наступает время жатвы
Мной не посеянных семян.
Ольга Горпенко
– Был ведь… был у меня замечательный муж до поры… Лёнька Снегирёв! Надёжный был, энергичный. Настоящий. Да видно весь вышел. Ты превращаешься в слизняка, дорогой супруг… отец двух прелестных малюток, которому не до них… до всех нас, никакого дела. Я не могу быть единственной тягловой силой в нашей семье. Не мо-гу-у-у. Не хочу. И не буду, так и знай!
Или ты находишь работу… с достойным заработком, чтобы мы с детьми видели – ты всё ещё мужчина, а не опустившийся безвольный самец, что ты всё ещё с нами, что заботишься о нас, или ищи другую соломинку, за которую можно зацепиться. Ищи такую, которая приласкает тебя… даром, и накормит, и обстирает… ничего, кроме безвольного присутствия и геройства в постели, не требуя.
– Алёнушка, я же тружусь, стараюсь. Что можно сделать, если половину работников сократили, а всем прочим урезали зарплату! Да и не нужен мне никто, кроме вас.
– Плохо стараешься, папочка. Ищи другую работу… где уважают труд, где оценивают человека по способностям. Иди на подработку. Осваивай что-то новое. Укради, наконец! Ждёшь, когда совсем в дому жрать нечего будет! Нам с детьми без разницы, что за причина вынуждает тебя работать бесплатно. Мы хотим жить, а не выживать.
– Я хороший специалист. Зачем унижаешь меня! Разве только мы так живём? Посмотри, какие проблемы у соседей, у тех, с кем сама работаешь. Думаешь, я не искал другое место? Сколько раз. Время такое, неспокойное, циничное. Потерпи, всё утрясётся. Неужели деньги – повод для непримиримых конфликтов родных людей? Мы же с тобой вместе десять лет.
– Скажи это детям, когда спросят, почему кроме пшена и перловки мы ничего себе позволить не можем. Ленка в школу ходит в перештопанном платье, в дырявых туфлях. На неё подруги пальцами показывают, дружить с ней стесняются. Машку в садик в чужой одежде отправляю. Платьишко простенькое купить не на что. Иди, объясни ей, что это происходит оттого, что неправильное время нам всем кукиш показывает. А на деле тебе плевать, чем я их накормлю. Про себя не забываешь. Вчера опять с перегаром с работы вернулся.
– У Дениса день рождения был. Проставился… как положено. Что с того!
– Вот! Денис нашёл деньги, чтобы вас, дармоедов, напоить. Где он их взял? Я тебя спрашиваю. Молчишь? А я знаю. Он их за-ра-бо-тал. Ручками… или головой. Неважно. Факт на лицо – кто хочет, тому время деньги раздаёт.
– Да самогонка это была… сивуха. Отвратная… но крепкая. С голодухи, сама понимаешь, развезло малёхо.
– Гони и ты самогонку, продавай, меняй на продукты. Делай же что-то, не будь иждивенцем! Разбуди в себе ярость, сопротивляйся обстоятельствам. Научись машины ремонтировать, кирпич класть, штукатурить, красить. Почему ты такое ничтожество, что не можешь создать даже мотивацию? Другие мужики умеют добывать, стараются, а ты…
– Прежде я тебя устраивал. Даже гордилась мной. Алёнушка, это я, твой Лёнька. Можешь пощупать.
– Ах, пощупать тебя! Может, ещё ножки попросишь ради такого случая раздвинуть… или сразу сына родить! Ты же всегда мечтал о наследнике. Или не хочешь боле? Боишься, что прокормить не сумеешь? Так вот что я тебе скажу, Лёнечка: с сегодняшнего дня сексуальные услуги исключительно платные. И не за те, зарплатные рубли. Захочешь близости – поднатужишься и заработаешь. Только так, голубок, только так.
– Мы и так стали с тобой редко встречаться по этому поводу. Предлагаешь на стороне подругу искать?
– А ты попробуй. Вон их сколько, неприкаянных и убогих, жаждущих скупой мужской ласки. Чем так жить, лучше никак. Даю тебе испытательный срок – два месяца. Не научишься зарабатывать – буду искать другого мужа.
Это была лишь предварительная часть разговора. Дальше женщина распалилась, сама себе спровоцировала истерику, наревелась досыта, сорвалась на крик и вскоре в сердцах перешла на конкретные оскорбления.
Лёнька робко ответил, чем вызвал прицельный залп жгучей обиды и бессильного гнева.
Пикировка взаимными обвинениями спустя несколько минут вышла из-под контроля, приобрела скорость и силу урагана, уничтожая остатки уважительного отношения, сметая его в мусорные кучи, которые улетучивались в вихревых воронках душераздирающей брани.
Далее в ход пошли и без того разрозненные и ветхие предметы хрупкой посуды.
Алёна в пылу праведного искреннего негодования разорвала на Лёньке рубаху. Он замахнулся, возмущаясь несправедливостью, инстинктивно, скорее защищаясь, чем нападая. Женщине показалось, что Рубикон противником преодолён, пора принимать превентивные меры, тем более что терпение окончательно лопнуло.
– Вон, негодяй, тряпка, во-о-он, иначе я вызову милицию, скажу, что ты надо мной издевался, что бил… и унижал!
– Дура, набитая! Я мужчина. Бабу на ночь всегда найду. А ты… ты… ты отца детям никогда не найдёшь! Ещё в ножки упадёшь, умолять будешь, чтобы вернулся… чтобы простил.
Гнев помутил Лёнькин рассудок. Лучше бы он этого всего не говорил.
Алёна – женщина отходчивая. Она и ругалась-то, скорее для того, чтобы приободрить себя. Такова женская натура.
Ему ли не знать, как тяжело последнее время сводить концы с концами!
Куда там! Роковые фразы выскакивали из уст с лёгкостью необыкновенной, нанося раны предельной глубины и жестокости. Слова могут быть грубыми, колючими, острыми… и смертельными.
Завершение дебатов изобиловало самой травмирующей разновидностью брани.
Лёнька в сердцах хлопнул дверью, пулей вылетел на улицу прямо в домашних тапочках.
В висках стучало, голова была мутной. Мысли по инерции следовали по траектории разогнавшегося до космических скоростей конфликта.
– Посмотрим, – думал он, – кто прав, кто виноват. Идиотка, надо же, какова тварь! Думает, что я ничтожество, слабак.
Зрительные и слуховые образы поставляли сцены доказательств мужского достоинства в противовес женскому ничтожеству.
Иллюзорная Алёна ползла к нему на коленях, умоляла… пытаясь поколебать его решимость окончательно и бесповоротно покинуть семью, в то время, когда у него был неограниченный выбор средств наказать её.
Лёнька упивался полнотой власти над голограммой, наслаждался превосходством, давая непокорной жене возможность убедиться в его неоспоримых мужских достоинствах.
Он представлял себя несправедливо обиженным, но благородным.
Дав жене понять, в чём и почему она неправа, мужчина великодушно поднял её с колен красивым рыцарским жестом, обнял, запечатав рот поцелуем.
Ведь именно так в нормальных семьях восстанавливается мир и любовь.
Лёнька уже было обрадовался, решая вернуться, но врезается лбом в голову неподвижно стоящего мужчины, увлечённо пересчитывающего немыслимое число денежных купюр, в котором неожиданно узнал бывшего одноклассника – Витьку Пронина, которого не видел много-много лет.
Тот внешне выглядел гоголем. Одет был с иголочки, во всё новое, держался уверенно. В руках у него была пачка денежных знаков большого достоинства, которую тот держал открыто, очень небрежно, словно горстку медяков.
Лёнька отродясь таких деньжищ не видел.
– Снегирь, ты ли это, дружище! Ёлы палы… сколько лет, сколько зим. А я на побывку. С заработков. Как ты… айда со мной, там всё и расскажешь.
Витька приехал с золотых приисков. Рассказы о россыпях металла и сумасшедших заработках, которые буквально некуда девать, подкреплялись реальными пачками хрустящих банкнот.
Друг детства легко и просто расплачивался ими без всякой надобности, лишь для того, чтобы показать фарт, невероятное везение, поразить панибратским отношением к богатству.
О том, чем конкретно оплачены эти деньги, умолчал.
Семью Витька потерял уже после первой поездки, вернувшись из неё с деньгами и срамной болезнью, подхваченной по пути домой в поезде.
Интимное воздержание в течение всего сезона добычи металла оказалось для него немыслимым испытанием.
Сговорчивые девочки слетались на шелест купюр, словно бабочки на свет ночного фонаря. Витька не брезговал никем, даже услугами омерзительно пьяных вокзальных шлюшек.
Жену заразил сходу. Лечение, правда, оплатил. Но в итоге оказался неприкаянным хроническим холостяком.
Впрочем, его этот прискорбный факт не слишком расстроил. Парень он весёлый, общительный, азартный, в артели каким-то чудом прижился.
С тех пор так и повелось: сезон безвылазно горбатится в тайге, в межсезонье – девочки, вино, веселые загулы в третьесортных кабаках, ночёвки, где придётся. Пока не потратит последнюю копейку. И в обратный путь – за новым счастьем.
До выезда в поле подрабатывал грузчиком в порту.
Эмоциональное и физическое перенапряжение, постоянные стрессы, конкуренция за тёплое место у кормушки, суровые артельные правила и порядки, а затем полное расслабление, когда можно почти всё, пока в кармане что-то шевелится.
Конечно, он не хвастался тем, что острый колит и ревматизм вытягивают приступами душу, забыл поведать о вялотекущем туберкулёзе, о крошащихся зубах.
Идея рвануть за туманом и за запахом тайги захватила Лёньку с потрохами, показалась заманчивой возможностью поставить бессердечную жену на колени.
Беспомощность, которой прежде никогда не было, и вдруг появилась, которую он ощутил в ходе конфликта с женой, заставила обратить внимание на иллюзорный выход.
Золотые прииски, начинающийся приступ золотой лихорадки, виделись ему вполне реальным выходом из финансового тупика.
Лёнька своими глазами видел немыслимые по толщине пачки купюр. Новые, хрустящие, они так заманчиво шуршали в Витькиных руках, раздавая обещания благоденствия, безграничного семейного счастья.
Возбуждённый возможностью пустить пыль в глаза, Витька повёл расстроенного, но окрылённого иллюзией свалившегося на него в одночасье богатства Лёньку к доступным, сговорчивым подругам.
В ближайшем магазине накупили дорогих закусок, целую сумку вина и водки.
Пить Лёньке совсем не хотелось, но и домой не было сил идти, чтобы опять выслушивать, какое он бездарное ничтожество.
Каждое обвинительное слово было ударом по уязвлённому самолюбию. Вынести ещё одно нападение выше его душевных возможностей. Тем более, Витька, когда Леонид стал отказываться, презрительно оглядел его как бы с высоты, хотя был почти на голову ниже, вызывающе нагло сплюнул сквозь прорехи в зубах на его ботинок, показывая тем самым, что именно о нём думает, а потом ощерился щербатой улыбкой и хихикнул, – бабы своей испужался… ну-ну… куда тебе на прииск, к настоящим-то мужикам! Забудь. Там, таким как ты, делать нечего.