Я не слышала, как они вернулись. Ночью меня разбудили голоса. Балконную дверь я всегда оставляла открытой: шум волн меня убаюкивал. Звуки доносились через балкон. Балконы на втором этаже располагались в ряд, впритык друг к другу.
Смутно, сквозь дремоту, я различала сердитый мужской голос и женский плач. Я положила на голову подушку и уснула.
Они вышли к завтраку поздно, когда я уже собралась уходить. Наташа казалась рассеянной и не выспавшейся. Ее муж выглядел невозмутимым, довольно щурился и походил на сытого кота. Я покончила с завтраком и направилась к выходу. Увидев меня, Наташа быстро отвела взгляд. Андрей меня не заметил: он как раз делал заказ.
Через минуту она нагнала меня снаружи и заговорила торопливо:
– Ты не одолжишь мне на минутку телефон? Мой сломался… Мне только отправить сообщение маме, она волнуется, когда от меня долго ничего не приходит…
– А почему бы не попросить у мужа? Или у него тоже сломался?
Наташа потупилась, на бледных щеках проступили розовые пятна. Я вытащила свой мобильник, разблокировала и протянула ей.
– Вот. Отправляй свое сообщение. Можешь даже позвонить.
– Спасибо! Я быстро…
Она управилась минут за пять.
– Он отобрал у тебя мобильник? – спросила я. – Это, конечно, не мое дело, но тебе не кажется, что это чересчур?
– Я сама виновата. Звонила маме и заболталась, забыла про роуминг. Наговорила на кучу денег…
– Со мной он тоже запретил тебе разговаривать?
По ее смущенному виду я поняла, что попала в точку.
– Мне знаком этот тип мужчин. Беги от него, и как можно дальше. Пока не поздно.
– Но ты его совсем не знаешь, – вспыхнула она. – Он совсем не такой. Ты не представляешь, какой он замечательный. Просто… Что-то странное происходит с тех пор, как мы поселились в этой гостинице…
– И что же?
– Да… всякие мелочи. Вещи пропадают, а потом находятся в других местах. Его это раздражает, знаете, он бывший военный, привык чтобы все всегда было на своем месте. А я такая рассеянная… Беру что-нибудь, а потом не помню, куда положила… Вот вчера, например, этот дурацкий нож – я не помню, чтобы брала его, но я ведь могла случайно взять его и положить в другое место? И забыть об этом? Или ежедневник… И балконная дверь. Он говорит, что запер ее. А когда мы вчера вернулись, она была нараспашку, и на полу мокрые следы… И еще этот запах… Приятный такой фиалковый аромат, туалетная вода или духи, ничего особенного. А он прямо взбеленился. Я говорю, может горничная заходила, но он…
– А вот и твой муж. Тебя высматривает.
Массивная фигура с серебристым затылком замаячила в нескольких метрах от нас, скрытая за деревьями.
Наташа поблагодарила меня испуганной улыбкой и чуть не бегом бросилась к мужу.
Я смотрела ей вслед и думала, что добром это не кончится. Начинается с мелочей, а закончится может чем угодно. В лучшем случае искалеченной психикой и годами, потраченными на восстановление. В худшем… Об этом даже думать не хотелось.
Вскоре черный внедорожник вырулил на дорогу. Видимо, мои соседи предпочитали отдыхать на других пляжах, более цивилизованных. Таких, где вам приносят коктейль, а вместо гальки – мягкий песок.
Вечером я, как обычно, отправилась на прогулку и вернулась уже затемно. И застала непривычную суматоху в холле. Андрей выговаривал что-то владельцу гостиницу – плотному курчавому мужчине по имени Тодорис. Рядом стояли два официанта, один пожилой и усатый, другой – совсем молодой, почти мальчик.
С видом помещика, отчитывающего челядь, Андрей громко и резко цедил фразы на плохом английском. Тодорис беспомощно вздымал руки и в свою очередь пытался что-то возражать на беглом, но ломаном английском.
Заметив меня краем глаза, Андрей обернулся и спросил с брезгливой миной:
– А как у вас убираются в номере? Такой же бардак?
– Какой бардак? Не понимаю, о чем вы.
– Черт знает, что творится! Я напишу жалобу на сайте. С этими говорить бесполезно.
Махнув рукой в сторону «этих», он двинул к выходу. И если бы я спешно не отступила, он, пожалуй, сшиб бы меня с ног и даже не заметил.
– Что случилось? – поинтересовалась я у владельца гостиницы.
– Господин Майоров не доволен обслуживанием в номере. Не понимаю. Горничная работает у нас много лет, и никто никогда не жаловался. Я, конечно, позвонил ей, она уверяет, что все было как обычно, она прибралась, сменила постельное белье и полотенца. Когда уходила, в номере был полный порядок. Никаких луж на полу и водорослей не было…
Водоросли? Допускаю, что пол мог быть мокрым, хотя до вечера он должен был высохнуть. Но водоросли – это уже чересчур. Горничная приходила каждый день, убиралась деликатно и быстро, и комната после ее ухода блестела чистотой.
– Да, водоросли, и мокрые полотенца. А еще он жаловался на запах! Не спрашивайте меня, не знаю. Туалетной воды или, может быть, чистящего средства. Разные жалобы мне приходилось выслушивать, но чтобы кто-то жаловался на запах – такого еще не было…
Тодорис закатил глаза. Официанты переговаривались между собой по-гречески и посмеивались. И я догадывалась примерно, о чем шла речь: не иначе, как о причудах русских туристов.
Дверь в соседний номер стояла нараспашку. Я увидела Наташу: присев на корточки, она собирала раскиданные по полу флакончики и тюбики. Заслышав мои шаги, она подняла заплаканное лицо. Я лишь кивнула ей и прошла к своей двери.
Проходя мимо, я и в самом деле уловила шлейф нежного аромата – сладкого, томного аромата фиалок.
Ночью разразился шторм. Обычно шум волн мне не мешает, но в этот раз море ревело оглушительно. Казалось, оно бушует под самым балконом. На меня напал беспричинный страх: мне чудилось, что море подбирается к стенам и весь наш отель вот-вот погрузится в морскую пучину. Где сейчас суша – будет море, как это не раз случалось с хижинами и дворцами, да и целыми городами. И будет наш отель стоять на дне морском, подобно минойским дворцам, и служить развлечением для ныряльщиков.
Я не выдержала, вылезла из постели и вышла на балкон. В полнейшей тьме не видно было ни неба, ни моря – сплошное черное ничто, наполненное грохотом волн.
Остаток ночи мне снились кошмары: в них балконная дверь распахивалась, брызги от гигантских волн доносились до постели, и кто-то без конца метался по комнате и плакал, и стенал. Несколько раз я просыпалась и вставала, чтобы убедиться, что балконная дверь закрыта.
Проснулась я поздним утром. От непогоды не осталось и следа, за окном синел ослепительный день, лишь море шумело громче обычного. Я позавтракала в одиночестве и спустилась на пляж как раз вовремя, чтобы застать начало спасательной акции.
Двое аквалангистов, раскладывавших на гальке свое оборудование, вдруг вскочили и бросились в воду. Других отдыхающих на пляже не было, и не удивительно: волны высотой с мой рост с грохотом разбивались о прибрежные камни и вскипали пеной, и со злобным шипением заливали берег. Головы пловцов изредка показывались над водой и тут же снова скрывались в волнах. А слева, по склону крутого каменного утеса, карабкался человек с оранжевым спасательным кругом. Добравшись до конца утеса, человек что-то прокричал и бросил спасательный круг в море – туда, где волны с яростью набрасывались на камень и вздымали фонтаны брызг.
Волны подхватили круг и завертели, и я на какое-то время потеряла его из вида.
Спустя несколько напряженных минут ожидания круг снова показался. Теперь он медленно двигался в сторону берега. Лишь когда он приблизился метров на десять, я разглядела внутри круга длинноволосую голову и еще две темные головы по бокам. Медленно, очень медленно, пловцы подгребли почти к самому берегу. Изо всех сил борясь с волнами, они встали на ноги и вытащили из круга тонкую женскую фигурку. Поддерживая ее с двух сторон, помогли добраться до сухой части пляжа и бережно опустили на гальку.
Через минуту Наташа, бледная до синевы и трясущаяся, куталась в полотенце, которое я набросила ей на плечи.
– Ну как же так… Что это тебе в голову взбрело, купаться в шторм? – мягко корила я ее.
Наташа сидела, обняв себя руками за плечи, и смотрела сквозь меня затуманенным взглядом. Казалось, она меня даже не слышит.
Ребята – спортивные и мускулистые молодые парни – стояли рядом и молча переводили дух. Потихоньку подтягивались любопытствующие. Укоризненно покачивал головой усатый официант.
– Тебе нужно прилечь, отдохнуть. Можешь встать? Где твой муж? Я позову его.
При слове «муж» Наташа вздрогнула и замотала головой.
– Нет, не надо! Он рассердится. Это я виновата, только я сама! Не знаю, о чем я думала…
У нее дрожала нижняя губа. Я поправила сползающее полотенце и сказала нарочито легкомысленно:
– Да уж, очень хотелось бы знать, о чем ты думала!
Ее взгляд снова сделался отстраненным.
Внезапно тень выросла над нами, сильная рука отодвинула меня в сторону.
– Что это ты вытворяешь? – сердито спросил Майоров жену. – Ни на минуту нельзя оставить одну!
– Ваша жена чуть не утонула, – сказал официант по-английски, – Еще бы немного, и… Вам повезло, что эти ребята ее вытащили. Прошлым летом был похожий случай, – он сокрушенно покачал головой. – Тоже русская туристка. Ей не повезло. Она утонула.
– Что он сказал? – встрепенулась Наташа. – Русская?
– Пойдем отсюда, – буркнул Майоров. – Идти можешь?
Он приобнял жену и помог ей подняться. Я подхватила ее за локоть с другой стороны, но он мягко отстранил меня, поблагодарив скупым кивком головы. Они направились к гостинице, провожаемые любопытными и сочувствующими взглядами.
В таверне давешний официант приветствовал меня с улыбкой как старую знакомую. За то время, что я здесь провела, я выучила по именам всех официантов. Этого – немолодого и усатого – звали Петро. Сделав заказ, я поинтересовалась, работал ли он тут прошлым летом. Он быстро закинул голову с прикрытыми глазами, что на местном языке телодвижений означает «нет».
– Значит, вы не знали ту русскую? Которая утонула?
Нет, ответил он, ему рассказали об этом печальном случае коллеги. Красивая была женщина, и молодая, с длинными черными волосами. Всегда носила закрытый белый купальник.
– А знаете, что самое интересное? – Он понизил голос до шепота и склонил ко мне морщинистое лицо. – Говорят, ее до сих пор видят вон на том утесе, где часовня. Две англичанки – да вы их знаете, они тут давно живут – затемно возвращались в гостиницу и видели женщину в белом купальнике. Она стояла на краю утеса, а потом будто растворилась в темноте. Они сами мне об этом рассказали.
Он подмигнул и ушел, оставив меня в недоумении. Что означало это подмигивание? Насмешку над фантазиями глупых туристок?
Разумеется, в историю с призраком я не поверила.
Я уже лежала в постели, когда услышала шаги в коридоре. Шаги остановились у моей двери, раздался тихий стук.
В коридоре стояла полураздетая и растрепанная Наташа.
– Я видела ее! – прошептала она. – Призрака. Утопленницу…
В этот миг она сама очень походила на привидение: щеки запали, глаза сделались огромными и светились лихорадочным блеском.
– Я услышала шум в коридоре. Как будто кто-то скребся в дверь. Я подумала, может кошка… А потом дверь вдруг открылась сама собой! Честное слово, мы всегда запираем на ночь дверь на замок, а тут она вдруг открылась – тихо, медленно… А за ней пусто! Я ужасно испугалась, ты не представляешь как. Я выглянула в коридор и увидела ее!
– Кого?
– Женщину в белом купальнике. С черными волосами. Она была уже в конце коридора, перед лестницей. И она оставляла мокрые следы! Я пошла за ней, но на лестнице ее уже не было, я выбежала наружу и увидела ее вдалеке, за деревьями, на пляже. Я за ней – а она исчезла. На пляже никого! Ты веришь в призраков?
Она схватила меня за запястье и сильно сжала.
– Я верю, что ты кого-то видела, – сказала я. – Но что, если это просто была одна из местных постоялиц? Ходила поплавать ночью, что тут такого?
– Да. Наверно, так и есть. Я снова все выдумала. Вот и Андрей говорит, что…
Она замолчала, задумавшись о чем-то, и как-то разом сникла.
– Кстати мы завтра уезжаем, – добавила она уже совсем другим, деловым тоном.
– Так быстро? Но почему? Разве вам здесь не понравилось?
Она пожала плечами.
– Здесь чудесно. Самое красивое место на земле. Но Андрей не хочет здесь больше оставаться.
Но они не уехали. По крайней мере, утром, как намеревались. Около десяти утра из номера Майоровых раздавались крики и грохот. Две пожилые англичанки вышли на балкон и вытягивали шеи, пытались заглянуть в номер Майоровых. Под балконами столпилась кучка приезжих и с любопытством прислушивалась к громкому скандалу – наверняка жалели, что не понимают ни слова.
Неподалеку стоял Теодорис и недовольно хмурился, поглядывая наверх.
– Этот русский снова чем-то недоволен, – пожаловался он мне.
– Я беспокоюсь за его жену. Вам не кажется, что нужно вмешаться? Вдруг он ее убьет?
Теодорис испуганно вытаращил глаза. Почесал кудрявую голову и сказал с сомненьем:
– Я не могу. Не могу вмешаться, это их личное дело.
Пришлось действовать в одиночку. Дверь резко распахнулась, чуть не ударив меня по голове. На пороге стоял Майоров. Куда только подевалось его обычное спокойствие? Красный и вспотевший, сейчас он походил на разъяренного быка.
– Что надо? – рявкнул он.
– Просто хотела узнать, не могу ли чем-то помочь.
– Не суйтесь в нашу жизнь. Это вас не касается!
Он попытался захлопнуть дверь у меня перед носом, но я успела вставить ногу в щель и крикнула:
– Наташа, с тобой все в порядке?
Дверь снова распахнулась.
– Вот, полюбуйтесь! – сказал Майоров и обвел комнату широким жестом. – Если вы так беспокоитесь о самочувствии моей жены… Посмотрите, что она наделала!
В номере царил разгром. Одежда была вывалена из шкафов, залита водой и порезана на куски. На груде тряпья лежал выпотрошенный бумажник; документы, денежные купюры и пластиковые карты разлетелись по комнате. Во всем этом бессмысленном разрушении ощущалась чья-то нешуточная ярость.
Наташа сидела на мокром полу, подогнув под себя ноги и ошарашенно озирала картину разгрома.
– И ножик нашелся, – задумчиво продолжал Майоров, демонстрируя мне швейцарский складной нож с выпущенным лезвием. – Кто-то порезал им мои вещи. Дорогие, между прочим! Но полагаю, мне нужно радоваться, что пострадала только одежда. А не я сам. Ведь кто-то мог прирезать меня, пока я спал!
– Я этого не делала, – тихо сказала Наташа. – Я ходила к морю, попрощаться…
Это прозвучало так по-детски наивно, что тронуло бы любое сердце. Но только не мое – оно для этого слишком цинично. И не мужа, у него сердца вообще не было.
– Попроща-аться, – повторил он, издевательски растягивая гласные. И продолжил, обращаясь ко мне. – Я пошел завтракать. Она осталась здесь, потому что, видите ли, плохо себя чувствовала. Прихожу – и вот! Застаю такую картину: моя славная жена, божий одуванчик, с ножом в руке. Причем ее одежда не пострадала, только моя, вот что любопытно! Спросите ее, куда она дела ключи от машины. Может, хоть вам скажет. Я уже все обыскал!
Наташа его не слушала. Она разглядывала небольшую фотографию, которую выудила из кучи тряпья.
– Кто это? – спросила она дрожащим голосом.
Майоров вырвал фото из рук жены и взглянул на него. Лицо его из красного сделалось внезапно очень бледным, капельки пота потекли по лбу, он вытер их рукой.
– Где ты это взяла?
Его голос внезапно охрип, и он повторил уже громче:
– Где ты это взяла?! Кто тебе дал снимок?!
Наташа глядела на мужа расширенными от страха глазами. Он сунул фото в карман рубашки и проговорил тихо и зло:
– Ты свихнулась. Ты больная, тебе лечиться надо. Я тебе это устрою – лечение в лучшей психушке. Все, давай, собирайся, мы уезжаем. Только отдай мне чертовы ключи от машины! Куда ты их дела, говори!!