Джилл пришла вечером в среду. Середина недели, конец дня, леди была довольно уставшая. «Эти светские встречи выжимают все соки», – пожаловалась она, присаживаясь на мягкую скамеечку в середине студии. Из малюсенькой лаковой сумочки достала тонкие серебристые очки и, повертев в руках, надела. Теперь ее взгляд бродил между несколькими картинами, напротив которых она сидела. Ее заинтересовало полотно с классическим голландским натюрмортом: серебряный кувшин, лимон, виноград, ваза с розами позади, все это на темном фоне. Я описал ей художника, молодого парнишку, рассказал про картину во всех подробностях. Она решила, что купит ее немедленно. Я назвал стоимость – пятьсот пятьдесят долларов. То ли она была глуховата, то ли просто устала, но она сказала: «Что? Всего пять тысяч пятьдесят? Я добавлю еще пятьдесят. Пусть мне доставят ее сегодня же».
Сначала я подумал, что она шутит. Но Джилл Вествуд легким движением достала из сумочки чековую книжку и выписала чек еще до того, как я успел что-то сказать. В молчании я проводил ее до двери.
Хочешь узнать, что я чувствовал? Я ликовал от такой суммы денег в одночасье. Моя совесть пыталась уговорить алчность отдать чек обратно пожилой даме. «Да что ты, в самом деле! Она так легко рассталась с деньгами, для нее это просто мелочь!» – вот какие мысли в основном крутились в голове. Картину я отправил с посыльным, кстати, это обошлось всего лишь в десятку, и сам направился в дорогой ресторан. Кутить, пить шампанское, знакомиться с девушками. «Сегодня я на коне!».
Я и думать забыл об этой истории, как спустя четыре месяца Джилл Вествуд пригласила меня на ужин. Дружеский визит, «посмотрите, как вписалась картина в нашу гостиную». Конечно, я согласился и в семь вечера стоял у порога ее дома с коробкой шоколадных трюфелей.
Меня впустил в дом дворецкий невысокого роста в черном костюме. Взял мое пальто и проводил в гостиную. Она была заставлена разной мебелью: стеллажи с книгами, буфеты с посудой, большой прямоугольный стол посередине. Все было сервировано к чудесному ужину на трех человек: хрустальные фужеры, накрахмаленные салфетки, золотистые приборы. Меня попросили подождать в большом кожаном кресле рядом со стеллажом. Снова подошел лакей, которого я принял за дворецкого, и предложил аперитив. Крепленое сливовое вино в изящной зеленоватой рюмке. Сладкий тягучий напиток пришелся мне по душе.
Я встал с кресла и двинулся вдоль стены с буфетом, чтобы рассмотреть лежащие на нем предметы. Это были сувениры из разных уголков мира. Открытки с морскими пейзажами и пальмами, глиняные фигурки, фарфоровые статуэтки, замысловатые камушки и деревянные шкатулки. Я хотел было взять одну вещицу, чтобы рассмотреть поближе, но тут пришла хозяйка и улыбаясь пригласила меня к столу. Джилл была одета в темно-синее платье с длинными рукавами. Ее шею украшали золотые цепочки, в ушах висели бриллианты по три карата, руки усыпаны кольцами. Через минуту из кабинета вышел ее муж, Томас Вествуд, невысокий пожилой мужчина в очках. Он не был так великолепно одет как Джилл, но держался уверенно и дружелюбно. Тогда мне казалось, что они очень старые, наверно, им глубоко за восемьдесят, думал я. Сейчас я понимаю, что ошибался лет на десять, думаю, им было чуть за семьдесят.
Вечер обещал быть теплым и приятным. В надежде на вкусную еду и неторопливую интересную беседу я как ни в чем не бывало уселся на предложенный мне стул. Теперь я заметил картину с голландским натюрмортом, которая висела на стене напротив моего места. Надо сказать, у хозяйки отменный вкус – полотно отлично вписалось в интерьер, так, что я даже не сразу его заметил.
Нам подали закуски, и завязалась легкая беседа. Я поинтересовался, чем занимается мистер Вествуд.
– Моя фирма занимается поставками медицинского оборудования в частные клиники.
– Как интересно! – Сказал я.
– Да, действительно. Последние годы у нас много заказов по всем городам, поэтому я часто бываю в командировках. Объездил всю страну вдоль и поперек, – усмехнулся Томас и провел рукой в сторону комода. – Да и за границей наше оборудование очень ценится.
– Интересные вещицы у вас на полках. Люблю разглядывать сувениры со всего мира.
– Я сам небольшой любитель, привожу для Джилл, конечно.
После прекрасной говядины, тушеной в бургундском вине, нам подали кофе, и мистер Вествуд предложил встать из-за стола и полюбоваться картиной. Чудесный голландский натюрморт, который я продал Джилл, висел на стене с темно-бордовыми тканевыми обоями. Томас сказал, что картина восхитительна, однако, кое-что ему не понравилось.
– Джек, давайте начистоту. Я сам занимаюсь продажами, поэтому понимаю, что каждый человек зарабатывает себе на хлеб. – Речь Томаса из легкой светской перешла в назидательную тираду. – Вы еще молоды, поэтому, вероятно, претендуете не просто на кусок хлеба с маслом, а на бутерброд с икрой.
Я не знал, к чему он клонит, но его тон мне не понравился. Слегка нервозно отпивая кофе, я ждал, что будет дальше.
– Не хочу навешивать на вас ярлык мошенника, – продолжал муж Джилл, распаляясь, – но, похоже, вы получили деньги от моей жены обманным путем. Мне стало известно, что стоимость картины сильно завышена. Я провел небольшое расследование, и узнал, что художник продал вам свой натюрморт за сотню долларов с небольшим. Принимая во внимание всю вашу работу, полотно можно было бы продать за триста долларов, за четыреста, ну, максимум за пятьсот. Когда Джилл сказала, что выписала вам чек на пять тысяч… – к этому моменту у мистера Вествуда уже дрожал голос, тряслись руки и колени. – Мне стало любопытно посмотреть вживую на такого бессовестного проныру! – Он гневно сверкал глазами прямо на меня.
Комната сузилась до небольшого прямоугольника, в одном конце которого стоял я, а в другом – Томас. Джилл, лакей, большой стол, стулья, буфеты – вокруг нас все растворилось как в тумане.
– Понимаете ли, вышло недоразумение, – пролепетал я под пристальным взором мистера Вествуда и описал ему ситуацию. – Мне так неловко, очень стыдно! Я вам отдам деньги за картину!
Хоть я и говорил, что верну чек Джилл, я понятия не имел, где взять деньги. Давно обналичив всю сумму, я потратил львиную долю на развлечения, хорошую одежду и ужины в ресторане. На оставшуюся часть я купил еще несколько картин, несколько из которых к тому времени продал.
Джилл подошла к нам, размахивая руками и повторяя: «Ах, какая я старая! Перепутать пятьсот долларов и пять тысяч! Надо же! И ведь я даже не задумывалась, когда выписывала чек!». Что-то в ее манере речи показалось мне чересчур наигранным. Уж вряд ли ее муж не рассказал ей о своем расследовании до сегодняшнего ужина.
Томас уже ничего не говорил, но выглядел сердитым. Видимо, выпустив пар разгневанной тирадой, он несколько смягчился.
– Мне нужно отлучиться, – сказал он, бросив многозначительный взгляд на жену.
Томас поднялся по ступенькам туда, где по моим соображениям находилась спальня. Шаги стихли, и через мгновение мы услышали звук захлопнувшейся дверцы небольшого шкафчика.
– Сейчас накапает себе сердечных капель, – шепнула мне Джилл.
Она не выглядела расстроенной или убитой горем, напротив, ее глаза как-то шально смотрели на меня. Мне хотелось провалиться под землю, я не знал, что сказать, и решил, что самым правильным будет просить прощения.
– Джилл, позвольте мне выразить сожаление. Так поступить с вами мог самый последний идиот, коим я оказался. Мне очень жаль. Я верну вам деньги, только не сразу, потому что такой суммы целиком у меня, конечно, уже нет.
Я старался говорить искренне, в моем голосе действительно звучали нотки мольбы. Руки я выставил перед грудью как во время покаяния, а глаза искали поддержки в глазах пожилой обманутой дамы.
– Джек, – после паузы сказала она. – Каждый из нас выбирает свою дорогу, по которой он будет идти. Зачастую жизнь ставит нас перед выбором, и мы ответственны за то решение, которое принимаем. – Она снова помолчала.
– В тот вечер, когда я покупала картину, я расслышала цену правильно, но сделала вид, что ослышалась. – Джилл приставила руку к уху, и сделала вид, будто плохо слышит. – Вы выглядели таким самоуверенным, рассказывая мне о картинах, и я решила устроить тест. Укажете ли вы на мою оплошность? О, как я смеялась внутри, когда вы недоуменно пялились на меня, пока я выписывала чек на большую сумму. Я думала: «Интересно, проснется в этом молодом человеке совесть?». Но нет, вы отпустили меня и прислали картину. Я полагала, может вы вернете чек позже. «Наверно, он все же одумается», – думала я, и ошиблась. Вы не прислали мне чек, не позвонили, не встретились лично. Мой тест на честность вы не прошли. И я решила поступить так: не приходить к вам и не просить деньги обратно, но больше не покупать у вас картин и никому из знакомых не советовать обращаться к вам. И вот спустя несколько месяцев мой муж Томас узнал, что стоимость картины сильно завышена. Я не рассказывала ему, что в этом виновата отчасти сама. Томас отходчивый, он скоро простит вас, а я, с вашего позволения, сохраню свою маленькую тайну при себе, – закончила Джилл.
В голове у меня пронесся вихрь мыслей, основной из которых было «Ах ты, старая карга! Что б тебя!». С другой стороны, я понимал, хоть и в глубине души, что совершил ошибку, а за ошибки надо платить.
– Я рада, что этот урок случился с вами в начале пути. Уверена, вы не будете больше так поступать.
Естественно, я заверил ее в том, что всецело признаю ошибку и не совершу ее вновь.