Ещё курсантов обучали радиоделу и радиопропаганде, организации партизанского движения и разведывательно-диверсионным навыкам[74], а из экзотики, как нам рассказали в музее Кушнаренкова, в программе было даже восточное единоборство джиу-джитсу[75]. Чехословацкий коммунист вспоминает: «Коллектив мужчин и женщин со всех оккупированных европейских земель нас принял и мы стали частью организованной партийной ткани. […] Так как мы поступили в школу с середины учебного года, мы должны были усвоить материал и за первую половину. […] Надо было учиться, бегать, упражняться, стрелять, боксировать а также танцевать. На танцах играл особый джазовый оркестр».
К танцам вернёмся чуть позже, а пока добавим еще несколько штрихов – об идеологии. Слепое следование ей не раз и не два подводило довоенный СССР (вспомним хотя бы отказ от коалиции коммунистов и социал-демократов, приведший к формально демократическому назначению Гитлера канцлером Германии, обернувшемуся его воцарением в диктаторах). Реалии войны многое изменили.
В Кушнаренкове был вольнодумный, по советским меркам, взгляд на догмы, которые ещё вчера казались незыблемыми и неприкасаемыми. М. Вольф вспоминал: «Мы узнали от компетентных лиц нам дотоле неизвестное из переменчивой истории рабочего движения и Коминтерна. Анализ, сделанный VII конгрессом Коминтерна, причин прихода к власти Гитлера и собственных ошибок коммунистов дали нам на будущее много поучительного и запоминающегося. Мы были убеждены, что по окончании господства нацистов на повестку дня встанет вопрос строительства антифашистско-демократического порядка на очень широкой политической основе и уж никак не строительства социализма. Действительно, шаги, предпринятые непосредственно после гибели гитлеровской империи: образование многих партий, стремление к объединению с социал-демократами, демократическая земельная реформа – первоначально соответствовали этим представлениям»[76].
То, как после войны советская зона оккупации Германии превратилась в ГДР (и в какую ГДР!) – предмет не этой книги. Наш разговор – о Кушнаренкове.
В своих воспоминаниях М. Вольф не раз заочно полемизирует с В. Леонгардом, журя последнего за то, что он представил учёбу в Кушнаренково как догматическую. Но справедливости ради скажем: Леонгард тоже признавал, что атмосфера в Кушнаренкове отличалась от обычных советских учебных заведений. Например, о начальнике школы он свидетельствовал: «Михайлов […] не производил впечатления крупного должностного лица или директора школы. Не было трафаретных вопросов и ответов»[77].
Друг Вольфа, Гельмут, добавлял: «У меня сложилось впечатление, что всей постановкой обучения, дискуссиями об отдельных проблемах, заданиями по самостоятельному изучению источников (Маркс, Энгельс, Ленин, Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Август Бебель, Франц Меринг и другие) […] стимулировали обдумывание и собственные выводы для будущей работы и принятия решений в определенных ситуациях»[78]. В свою очередь, чехословацкий коммунист вспоминал: «Очень часто к нам приезжали заведующие, функционеры исполкома Коминтерна и докладывали о международном положении. Большое впечатление на меня произвело выступление Пальмиро Тольятти. […] Тольятти отвечал мгновенно, точно и коротко».
Насколько можно понять, в школе рассматривали и, скажем так, морально-психологические, этические проблемы. Например, как рассказывал Вольф, «на одном из семинаров был поставлен вопрос, как должен действовать нелегал, внедренный в вермахт, если его включат в расстрельную команду. Трудный вопрос совести»[79].
В целом же Вольф говорил о «смеси лекций, семинаров, военной и практической подготовки по конспиративной технике»[80].
Конспирация и расшифровка
Выезд двух эшелонов с коминтерновцами с Казанского вокзала Москвы в столицу Башкирской АССР пришелся на октябрь 1941 г.[81] И в годы войны именно из Уфы вели свои передачи радиостанции Коминтерна (аж на восемнадцати языках![82]) – в этой связи чаще всего и вспоминают о Башкирии в контексте III Интернационала. Мы уже упоминали колодец у входа в уфимский почтамт. Так вот, он открывал путь в коллектор, по которому из почтамта (где располагалась радиостудия) шёл кабель за город (где было оперативно обустроено грандиозное радиополе, демонтированное лишь в XXI веке).
Георгий Димитров прибыл в Уфу из Куйбышева лишь 20 декабря 1941 г.[83], а до тех пор аппаратом Исполкома Коминтерна в Уфе руководил Тольятти. 23 октября Димитров писал ему: «Примите меры еще в самом начале, чтобы наше учреждение внешне существовало в Уфе под флагом организации радиовещания, а не как ИККИ. Нецелесообразно разглашать перевод нашего учреждения из Москвы в Уфу»[84].
По идее, учитывая распоряжение Димитрова, переезд части сотрудников в Кушнаренково должны были провести в условиях максимальной секретности. Однако… Сначала было объявлено, что ликвидировался эвакуированный в Кушнаренково детский сад научно-исследовательского института «Каучук»[85]. Но, как говорят в России, «свято место пусто не бывает», и потому вскоре сразу 52 человека (сотрудники Коминтерна и члены их семей) разместились в самом Кушнаренкове, а ещё 178 сотрудников и их домочадцев подселили к колхозникам Измурзинского сельсовета всё того же Кушнаренковского района «для совместного проживания»[86].
Коминтерновцы прибыли в Кушнаренково ночью 26 октября 1941 г. на нескольких грузовиках. Встречал и размещал всех заместитель председателя исполкома райсовета Александр Емельянович Салий. Местным сотрудникам техникума невнятно объяснили, что прибыли слушатели техникума № 1 из Москвы[87] – хотя, как мы уже знаем, в селе и так был и есть техникум (теперь колледж) с таким номером.
Конечно же, скоро кушнаренковцы раскусили, кто такие их новые постояльцы. Читаем в воспоминаниях чехословацкого коммуниста: «Когда становилось теплее, чаще шла речь о том, когда начнется ледоход. Сначала это не привлекало мое внимание, что из того, что на какой-то реке ломается лед? […] Всё случилось однажды ночью. Сторож объявил аврал. Все выбежали бегом во двор и осторожно с восхищением смотрели. От реки шел большой шум ломающегося льда». Коминтерновцы тоже не остались у себя в расположении: «С лампами, крючками, топорами и динамитом пошли к бурной реке»[88]. Естественно, встретились с местными. А те, само собой, обратили внимание на акцент – если ещё раньше не поняли, в чём дело.
Доцент немецкой секции Пауль Вендель вспоминал, как коминтеровцы помогали со сбором урожая колхозу «Большевик»[89]. А житель села Е.А. Муромцев с гордостью рассказывал, как ему, 14-летнему подростку, дали ответственное задание: возить в бочке питьевую воду на ток, где работали иностранцы. Скоро и на виноградник пришли, помимо Димитрова, другие южане: слушатели-испанцы, итальянцы, французы[90]. И разговаривали они друг с другом явно не на башкирском!
Снова обратимся к воспоминаниям М. Вольфа: «Чтобы сохранить школу в рабочем состоянии в суровую зиму 1942/43 года, в то время, когда бушевала битва под Сталинградом, нам пришлось вырубить прекрасную аллею из старых дубов, шедшую через овраг к усадьбе. Колоть дубовые чурки топорами и клиньями было ужасно трудной работой. В деревне оставались только женщины, дети, старики и инвалиды войны. Во время уборки урожая обученные слесарному делу из нашей среды ремонтировали тракторы и комбайны, остальные помогали на уборке. Это было так же жизненно важно, как и разгрузка барж. Мешки весом в 50 килограммов нужно было переносить по узким деревянным ступеням на крутой берег. Естественно, более сильные были в лучшем положении, но пот лился ручьями со всех»[91]. То есть, опять же, – они встречались с местными жителями.
Более того, мы собственными глазами видели, что на Девичьей горе в Кушнаренкове (где нет аэропорта) стоит списанный самолёт. Для чего его там поставили, о чём он призван напоминать? Оказывается, в войну под Кушнаренковом был аэродром, на котором действовал филиал Уфимского парашютно-планерного клуба[92]. Будущие разведчики осваивали там десантирование с воздуха. На этот же аэродром прилетали мгновенно узнаваемые советскими людьми лидеры международного коммунистического движения: помимо упомянутых выше австрийцев, немцев, итальянцев и болгар, бывала там и Пассионария – лидер испанских коммунистов Долорес Ибаррури[93].
Среди тех испанок, которые ещё и родились тогда в Кушнаренкове, следует назвать переводчицу на кастильский язык «Мастера и Маргариты» Амайю Лакаса[94]. Из этого, кстати, следует, что, в отличие от довоенной МЛШ, куда студентам запрещалось привозить родственников[95], в Кушнаренково всё было устроено человечнее. Но, значит, и прозрачнее.
В общем, «конспирация» та еще… И тем не менее, даже для курсантов в Кушнаренкове была запретная зона. Дело в том, что помимо австрийской, болгарской, венгерской, испанской, итальянской, немецкой, польской, румынской и судетской секций[96] там имелась и занимавшаяся отдельно корейская[97] (которую скрывали даже от своих, так как Корея входила в состав Японии, а с Токио у Москвы до 1945 г. сохранялся нейтралитет).
Историю Кушнаренкова предстоит ещё писать и писать. Однако мы в дальнейшем сосредоточимся на тех выпускниках кушнаренковской и других спецшкол Коминтерна и советской разведки, которые добрались (или могли добраться) до Британии, – на реальных и потенциальных «ледорубах».
Глава II
Операция «Оранж». Футболист. Партиец. Разведчик?
Знаменитый советский футболист-«совиспанец» Агустин Гомес[98]. Каким он был разведчиком?
…Согласно советским паспортам, предъявленным британским иммиграционным властям, этих советских агентов-«ледорубов» звали так: «Михаил Белов», «Антон Марсов» и «Иван Русаков». Однако в Лондоне сразу поняли, что никакие они не славяне, а выходцы с Пиренейского полуострова. Именно это следует из характеристик SOE.
О 27-летнем «Михаиле Белове» в SOE написали: «испанский француз с ярко выраженным испанским акцентом; возможно, баск; жизнелюбивый, болтливый»[99]. Также в британских документах говорится, что он готовился к отправке в континентальную Европу и под французским именем – Michel Belfort, и под испанским – Miguel Gonzalez (правда, в последнем варианте отсутствовал полагающийся в таком случае по правилам испанского языка знак ударения над буквой «а»; впрочем, англосаксы не особенно задумываются о таких «мелочах»), и под смешанной франко-испанской фамилией Belfort Gonzalez.
В 28-летнем «Антоне Марсове» разглядели «возможно, испанца, но хорошо владеющего французским и имеющего родственников во Франции; весёлого, общительного». Также из документов SOE следует, что из Британии на континент он собирался под именем Antoine Martin.
30-летний «Иван Русаков» был описан как «маленький, чернявый, похожий на испанца; владеющий лишь азами французского или русского». Его «имя» – Jean Roussel.
Вместе они – группа «Оранж».
Из британских источников об этой англо-советской операции известно лишь то, что она была. Три агента-испанца парашютировались в ночь с 14 на 15 сентября 1943 г. в районе французского Авиньона[100] с предполагаемым «прицелом» на Испанию. И это, по сути, всё.
Тем больше был соблазн решить эту головоломку с помощью российских материалов!
Однако и на российской стороне нас ждали «засады». Ни одно из этих имён и псевдонимов, найденных в TNA в Лондоне, мы не обнаружили в Москве – ни в РГАСПИ, ни в Государственном архиве Российской Федерации, где вообще-то хранятся дела всех «совиспанцев» по линии Красного Креста, а также документы о получения ими советского гражданства[101]. Более того, согласно официальному ответу из СВР в адрес ВГТРК, не нашлись они и в картотеке советской / российской внешней разведки.
Тогда мы решили поискать участников операции «Оранж» среди выпускников спецшколы в Кушнаренкове. Благо, по воспоминаниям Вольфганга Леонгарда, «испанская группа была самая многочисленная, в ней было 30–40 курсантов»[102]
Примечания
1
РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 252. Д. 9560. Л. 10.
2
См., например: Судоплатов П.А. / http://militera.lib.ru/memo/russian/sudoplatov_pa/06.html (проверено 1.9.2019)
3
Малиновская М., Эйтингон Л. На предельной высоте. О парашютистке и разведчице Музе Малиновской и генерале государственной безопасности Науме (Леониде) Эйтингоне: Великолукская городская типография, 2009. С. 30–34.
4
Если радиста считать «пианистом», то их множество составляет оркестр, «капеллу». Термин «Красная капелла» придумали в гестапо для обозначения, как потом выяснилось, самостоятельных групп «коренного» немецкого антинацистского Сопротивления и резидентур советской разведки, представленной как НКВД/НКГБ, так и Разведуправлением Генштаба Красной армии. Тем не менее германская служба радиоперехвата правильно определила, что «музыканты» ориентировали свои передачи на Москву, поэтому «капелла» была названа «красной». Эти группы действовали как в самом рейхе (Германия и Австрия), так и в Бельгии, Нидерландах, Франции, Швейцарии. По ходу книги мы будем возвращаться к разным звеньям «Красной капеллы», объясняя, о ком конкретно идет речь.
5
Брилёв С.Б. Операция «Оранж». Загадочные испанцы – участники англо-советской разведывательно-диверсионной схемы «Ледоруб» в 1943 г. // Россия и современный мир. № 2/2019; Брилёв C. «Башкирский след» в совместных операциях советских и британских спецслужб в 1941–1942 гг. // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. № 1 (93). Том 30. 2019; Брилёв С. «Второй фронт»: русский дневник. Неизвестные воспоминания советского адмирала-наблюдателя и участника операции «Оверлорд» // Международная жизнь. № 7/2019; Брилёв С. «Башкирские» испанцы-коминтерновцы – вероятные участники англо-советской операции «Оранж» в 1943 г. // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. № 2 (94). 2019; Брилёв С., О’Коннор Б. «Тоник» и «Содовая»: ошибочная смесь. Причины провала коммунистов-немцев и австрийцев из числа участников англо-советской разведывательно-диверсионной схемы «Ледоруб» в 1943 г.// Россия и современный мир. 2019. № 4; Брилев С. Я иду из Уругвая. Советские разведчики-«нелегалы» периода Великой Отечественной войны из числа обладателей паспортов Восточной Республики Уругвай // Латинская Америка. № 11/2019 и т. д.
6
«Северными» эти конвои называют в России. В Британии и Америке – «Арктическими». Осуществлённые в период с 21 августа 1941 г. по 30 мая 1945 г., они состояли из 1400 судов, доставивших в СССР самые разные грузы: от тушенки до танков, от лимонной травы (для мыла) до пороха. Самым трагичным был конвой PQ-17, который потерял 2/3 судов и сопровождавших их боевых кораблей. Как правило, конвои формировались в Британии и Исландии. Конвой мог состоять из 7–35 грузовых судов и 5–16 эскортных военных кораблей. Западные поставки в СССР являлись где-то вспомогательными, а где-то принципиально важными, по-настоящему стратегическими. В частности, они обеспечили более 50 % потребленных Советским Союзом в годы войны сахара, пороха, алюминия.
7
«Совиспанцами» называли испанцев-республиканцев (особенно детей и подростков), как считалось, временно эвакуированных в Советский Союз подальше от ужасов испанской гражданской войны, да так и оставшихся здесь после поражения Республики и прихода к власти в Мадриде диктатора-каудильо Франсиско Франко.