Кожа на руках начинает чесаться.
– Я не смогу принимать лекарства самостоятельно?
Покрытое оспинами лицо заместителя директора приближается к моему, и, брызжа слюной – пара капель даже попали мне на щеку, – он заявляет:
– Наверное, это трудно понять, но лучшее, что мы можем, это относиться к тебе, как к любому другому ученику. Никакого особенного отношения. Никаких исключений из правил.
В отличие от мистера Ди заместитель директора Линч смотрит прямо на меня и не отводит глаз, даже когда я перевожу взгляд на директора. «Бесстыдное разглядывание». Необычно для взрослого.
Я бы даже сказала, что он проявляет признаки «суровой заботы», характерной для Коры или медсестер из ожогового отделения – им приходится проводить со мной время из-за родства или рабочих обязанностей. И у них выработаны стратегии обращения с Авой.
– Мистер Линч хочет сказать, что у нас есть определенные правила, которым мы обязаны следовать по закону. Ученики не должны иметь при себе лекарства, понимаешь?
Я киваю, хотя хочется кричать. Мне необходимо принимать кучу таблеток буквально по расписанию. Трудно будет слиться с фоном, если мне раз в два часа придется ходить за лекарством к медсестре.
– Второй семестр уже в разгаре. Учителям о тебе рассказали, о твоей ситуации. Я хочу сказать, что мы постарались подготовить всех к твоему приходу. – На миг он умолкает. – Ладно, давай лучше поговорим о тебе. Говорят, ты поешь?
Я качаю головой.
– Твоя тетя Кора…
– …ошиблась. Я не пою.
Можно было догадаться, что Кора уже побывала здесь, обсыпав все своей позитивной волшебной пылью.
Директор переводит взгляд на своего зама в поисках поддержки. Тот молчит.
– Что ж, не будем об этом. У тебя есть вопросы?
Да миллион. Вдруг у меня не получится? Вдруг не хватит сил? Как я могу учиться здесь, когда вы смотрите сквозь меня и вытираете руку, словно я заразна?
Но я лишь мотаю головой. Нет, никаких вопросов. По крайней мере таких, на которые вы можете ответить.
Мистер Линч указывает на мои наушники.
– Это должно лежать в твоей сумке до окончания уроков.
Я жду, что мистер Ди вмешается, сделает для меня исключение. Но нет.
– Я пользуюсь ими в коридоре, не в классе.
Мистер Линч качает головой.
– Таковы правила.
Они наблюдают, как я снимаю наушники с шеи, и с их исчезновением я чувствую себя еще более уязвимой. Комок паники подкатывает к горлу, пока я засовываю их в сумку. Как мне теперь прятаться от мира?
Провожая меня к выходу из кабинета, мистер Ди по привычке хочет похлопать меня по плечу, но удерживает руку, и она нелепо повисает в воздухе.
– Ава, учеников тоже предупредили… то есть, им рассказали о тебе. Однако твоя тетя предложила, чтобы ты сама прошла по классам и представилась. Встретилась со всеми лицом к лицу, так сказать.
Представилась? Встретилась со всеми своим оплавленным лицом? Рассказала об исковерканной жизни? О чем именно я должна им рассказать?
– Нет уж. Ни за что.
Я не жду понимания от людей. Я не хочу отвечать на вопросы, заводить друзей или служить для кого-либо примером. Мне просто нужно пережить эти две недели.
– Что ж, как хочешь, – под аккомпанемент звонка соглашается мистер Ди.
Коридоры заполняются телами и голосами.
– Моя дверь всегда открыта. Я предпочитаю считать себя другом, а не руководителем.
Он лучезарно улыбается во все свои тридцать два отбеленных зуба, и мне вспоминается картонная фигура викинга у входа.
– Ава, тебе здесь непременно понравится. Обещаю.
Мистер Линч обходится без ободряющих слов.
– Урок начнется через пять минут, – указывая на часы, говорит он. – Не опоздай.
Я нерешительно стою на пороге, между относительной безопасностью кабинета и толпой, заполнившей коридор. На ум приходит выражение «пройти сквозь строй», а перед глазами встают картинки средневековой Англии: полуобнаженные преступники гуськом идут между двумя рядами мужчин с плетьми.
Коридор полон учеников. Я бы предпочла средневековую Англию.
Мой новый «дружочек», Большой Ди, пожимает руки и хлопает по плечам подростков в форменных куртках. Мистер Линч покрикивает на учеников, призывая их передвигаться шагом, а не бегом.
Очевидно, директор Деннер здесь, чтобы вновь пережить славные школьные деньки. Мистер Линч же хочет отомстить за прошлое.
А я? Я просто хочу выжить.
Глава 4
Первыми меня замечает группка мальчишек.
– Ого! – отшатывается самый тощий и прыщавый из них.
Посмотрев на меня, его дружки тут же отворачиваются обратно к шкафчикам. С трудом сдерживая смех, они искоса поглядывают на меня и едва заметно кивают в мою сторону. Тоже мне, супершпионы.
Я ощущаю на себе взгляды. Давно уже следовало привыкнуть к подобному – перешептывания и вздохи стали саундтреком к моей жизни. Но сейчас – в этом узком коридоре – от взглядов ровесников мои ноги и руки начинают чесаться, знакомый зуд распространяется по телу. Вспыхнув, я опускаю глаза.
Не смотреть на них!
Я заставляю себя не реагировать на окружающих, даже когда слышу, как группка девчонок разражается нервными смешками и шепотками.
– Ш-ш… Тихо, она идет!
Девушка возле шкафчика делает вид, что смотрит мимо меня, но сама бросает торопливые взгляды туда, где должно быть мое ухо. Я натягиваю бандану ниже, чтобы она не заметила, что от уха осталась только дырка и чудом уцелевшая часть мочки.
Я откидываю голову назад, пытаясь сдержать подступающие слезы. Из-за шрамов на щеках нижние веки провисли и больше не удерживают влагу.
Но я не заплачу. Не здесь.
Стараясь успокоить сердцебиение, я иду дальше по коридору и твержу себе, что нуждаюсь в этих людях не больше, чем они во мне. Я держу голову высоко поднятой, но на самом деле хочу лишь спрятаться от взглядов, забравшись в один из этих шкафчиков. Их взгляды напоминают мне, что я другая, и еще одну более глубокую истину: я – одинока.
На меня можно глазеть, но разговаривать со мной нельзя.
Поэтому мне и не нужны зеркала – я вижу свое отражение в глазах окружающих. Мое лицо всегда смотрит на меня.
Я притворяюсь, что не заметила пихающих друг друга локтями мальчишек и того факта, что все остальные сгрудились на противоположной от меня стороне коридора. Без наушников, глушащих звуки окружающего мира, приходится делать вид, что я не слышу тихих голосов.
Обгоревшая
Огонь
Новенькая
Гадость
Зомби
Обжигающая боль простреливает пальцы, и я осознаю, что мертвой хваткой вцепилась в ремень сумки. Я расслабляю ладонь, и натянувшаяся кожа расправляется.
Войдя в класс, я выдыхаю воздух, который вдохнула еще в кабинете директора. Один коридор преодолен.
И всего десять дней впереди.
Я пробираюсь на последний ряд. Мой план – оставаться в тени. Пережить этот день.
Учитель естествознания – крупный мужчина с огромной черной бородой – с шумом бухает стопку учебников на стол и принимается разглядывать учеников. На мне его взгляд останавливается дважды. Ну и какой был смысл в предупреждениях Большого Ди?
Учитель начинает урок, но вред уже нанесен – его слишком долгий взгляд как бы разрешает ученикам обернуться на меня. Я съеживаюсь на стуле.
В детстве можно было стать невидимкой, лишь закрыв глаза и заявив: «Вы меня не видите!» Родители подыгрывали мне, мама проходила рядом со словами: «Где же Ава?», папа натыкался на меня и причитал: «О нет, мы потеряли ее навсегда!»
Можно использовать эту детскую суперсилу и сейчас.
Я напоминаю себе, что просто сегодня худший день. Ведь все видят меня впервые. Через две недели это кончится. Кора поставит галочку в своей тетради напротив строки о моем добровольном усилии по выздоровлению, а я вновь спрячусь в тишине спальни, где нет зеркал и любопытных взглядов.
Бородач пишет на доске слово «жизнь».
– Сегодня у нас новая тема. – Он с силой подчеркивает слово. – Мы вместе попробуем осознать, что означает быть живым. Мы исследуем мир вокруг нас и мир внутри нас.
Он поручает одному из учеников с передней парты раздать тесты. Когда очередь доходит до меня, парень дрожащей рукой протягивает мне листок, будто пытаясь умилостивить бешеного пса дохлым кроликом. Из его горла вырывается придушенный писк, когда я, не подумав, протягиваю за листком левую руку. Его взгляд замирает на моих сросшихся пальцах-ластах и огромном большом пальце, который торчит, словно огр среди испуганных селян, потому что его пересадили с ноги. Ужаснувшись, я тут же прячу свою франкенштейнскую руку. Тест летит в меня, а парень поспешно уходит. Я подбираю бумаги с пола, пытаясь игнорировать широко раскрытые глаза, которые заставляют меня чувствовать себя недочеловеком.
Может, сделать публичное заявление? НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ! УРОДСТВО НЕ ЗАРАЗНО!
Заметив, что один из соседей беззастенчиво разглядывает мою левую руку, я сую ее в карман и опускаю взгляд на тест. Парень передвигает свой стол ближе ко мне.
– Это у тебя палец с ноги? – шепотом спрашивает он.
Я молчу.
– Эй! Да или нет? – чуть громче окликает он.
Я дергаю плечом, давая понять, что не глухая. Если бы общение с другими людьми было частью моего плана выживания, я бы сказала ему отвалить.
Но я делаю вид, будто занята тестом, и всерьез подумываю достать наушники, чтобы парень больше не пытался завязать разговор. Рука привычно тянется к ныне отсутствующим волосам – накрутить на палец прядь. Я утыкаюсь в листок.
– Классно поболтали. – Поколебавшись, сосед вместе с партой медленно отъезжает обратно в свой ряд.
Я искоса смотрю на него. Он занялся тестом, так что я могу спокойно его рассмотреть: невысокий, с кожей теплого смуглого оттенка. Черная челка взлетает вверх, и темные глаза смотрят на меня в упор. Парень показывает мне большой палец – то ли злая насмешка, то ли устаревший знак поддержки.
Я отвожу взгляд и мысленно перебираю список реакций. Бесстыдное разглядывание? Не совсем. Он не таращится с видом зеваки в зоопарке. Больше похоже на смесь неистового дружелюбия с заинтересованностью. Не жалость. И уж точно он не смотрел сквозь меня, словно я невидимка.
Я задумчиво пишу в углу записной книжки, пытаясь определить реакцию парня.
Бесцеремонный
Любопытный
Бестолковое любопытство
После звонка парень приветливо машет мне рукой, словно старой знакомой. Я бросаю на него отработанный хмурый взгляд, однако он лишь улыбается. Точно, бестолковый.
Он не знает, как полагается вести себя со мной. Потому что как бы ни реагировали на меня люди, они в итоге поступают одинаково: смотрят – отводят взгляд.
До сегодняшнего дня было именно так.
Глава 5
Я прибегаю к различным ухищрениям, чтобы дожить до конца учебного дня. На переменах подпираю стенку у шкафчиков и с чрезвычайно заинтересованным видом пялюсь в телефон – Кора шлет сообщения раз в полчаса, чтобы выяснить, как у меня дела. На уроках сажусь на заднюю парту и стараюсь слиться с фоном.
Проходя мимо спортзала, замечаю девушек в шортах. И я невероятно благодарна Коре, договорившейся о моем освобождении от физкультуры, так что тренер – со свистком и способностью еще больше испортить мне жизнь – не будет допытываться, где моя форма. Компрессионная одежда не подходит для бега, прыжков или швыряния меня наземь. Кроме того, у меня больше нет потовых желез – сгорели. Но больше всего радует, что мне не придется переодеваться среди старшеклассниц, озабоченных, соответствуют ли их груди и бедра «правильным» размерам.
Хотя уже середина семестра, я, к счастью, от программы не отстала, а скорее даже обогнала школьный курс на год благодаря онлайн-занятиям.
Проблема в том, что после каждого урока я вынуждена выходить в коридор. Группки болтающих девчонок напоминают мне о бывших подругах. Мы впятером всегда ходили вместе. Эмма идет спиной вперед и бурно жестикулирует, рассказывая о парне, который с вероятностью сто процентов нарочно коснулся ее руки на уроке химии. Рядом с ней плетется Стейси, уткнувшись в телефон; ее пальцы так и порхают по кнопкам. Позади всех бредет Блейк, с мрачным видом глядя в обучающие карточки – боится завалить тест по испанскому языку. Хлоя и я идем в центре. Длинные, густые волосы Хлои и ее громкий смех заполняют все пространство вокруг нас.
Мы держались друг друга. У меня было мое место и мои люди.
Глянув на толпы голодных учеников, штурмующих столовую, я иду в другую сторону. Даже с нормальным лицом сунуться в столовую, где обедают старшеклассники, все равно, что попасть в логово льва. А раненой одиночке там и вовсе делать нечего.
Я собираюсь довести всю убогость происходящего до абсурда и поесть в туалетной кабинке, но указатель с надписью «Актовый зал» меняет мои планы. Дойдя до конца длинного коридора, я осторожно заглядываю в дверь тихого темного помещения с рядами кресел и сценой с закрытым занавесом. В соседнем коридоре обнаруживается дверь, ведущая за сцену. В лабиринте кулис я натыкаюсь на шкаф с костюмами и трюмо с одним зеркалом, а потом нахожу темный уголок, задрапированный черной тканью.
Сев у стены, я заглядываю в просвет между кулисой и полом и вижу три пары армейских ботинок. Судя по сквозняку и запаху, их владельцы решили покурить вейп во время большой перемены. Благодаря плотной ткани они не в курсе, что я здесь.
Наконец-то я невидима.
Положив открытый пакет с едой на колени, я вдыхаю запах сэндвича с индейкой и похожий на запах попкорна дымок от моих невольных соседей.
Здесь, в темном углу сцены, я ощущаю себя в безопасности и впервые за весь день могу расслабиться. В прошлой жизни Хлоя и остальные были бы тоже здесь, хихикая над последним увлечением Эммы и обсуждая планы на следующий школьный мюзикл.
Что бы ни случилось, у нас была сцена. И мы друг у друга.
Вынув телефон, я читаю последнее сообщение от Коры.
Все хорошо?
Я посылаю ей гифку с викингом, держащим большой палец поднятым вверх.
Надеваю наушники, набираю свой собственный номер и прослушиваю сообщение, которое слышала уже тысячу раз. Голос мамы отгоняет одиночество, ненадолго, но все же…
«Солнышко, я в магазине. Не помню, какой именно дезодорант тебе нравится – с розовыми цветами или с огурцами? Перезвони мне. Люблю тебя».
Это, конечно, не полное глубинного смысла послание с того света, но я рада и ему. Кроме него от родителей у меня остался лишь полусгоревший кусок металла, который когда-то был одним из маминых колокольчиков.
Наслаждаясь одиночеством, я снова прослушиваю сообщение. Остается еще девять с половиной дней.
Упершись затылком в стену, я вытягиваю уставшие ноги прямо под черную ткань.
Мое одиночество вскоре прерывает стайка девушек. Инстинктивно убрав ноги, я смотрю в щелку занавеса. Три старшеклассницы пытаются разом посмотреться в зеркало. Еще одна, открыв шкаф, роется в куче яркого тряпья.
Чтобы остаться незамеченной, я подтягиваю ноги к груди – морщусь, чувствуя, как натягивается на коленях кожа. Месяц назад доктор Шарп сделал на них надрезы, похожие на букву Z. Подвижность стала лучше, но кожа все равно ощущается как ткань, давшая усадку после стирки. Не обращая внимания на боль, я крепче прижимаю ноги к груди.
Девушки вываливают содержимое розовой косметички на небольшой столик рядом с зеркалом. Подводка для глаз и консилер берутся наизготовку, подруги выглядят такими решительными, словно собираются провести операцию на открытом сердце при помощи румян и помады.
Стоящая в середине девушка расчесывает длинные черные волосы.