Последняя империя
Социально-психологический роман
Николай Бредихин
Руслан Бредихин
Империя – это война, мракобесие и тирания,
отчаянно клянущиеся, что когда-нибудь они
превратятся в братство, истину и свободу.
А. Камю
Автор и дизайнер обложки Кирилл Бредихин
© Николай Бредихин, 2021
© Руслан Бредихин, 2021
ISBN 978-5-0053-0865-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Глава 1
Морис повертел перед глазами бокал, задумчиво разглядывая преломлявшиеся в красном вине блики солнечного света.
– Я не расстроен, просто жаль, что у тебя так глупо пропадает отпуск. Мы ведь всё распланировали: Ла Рошель, Бардо, Биарриц. Возможно, даже Испания, если останется время. Бискайский залив – Большой Бискайский Рывок. И что же теперь? Всё отменяется?
Ролан промокнул салфеткой губы и, удовлетворенный, откинулся на стуле.
– Да, настоящий домашний обед, ничего не скажешь, – погладил он себя по животу. – Полжизни можно отдать за такое наслаждение.
– Нет ничего проще: приходи почаще, – пожал плечами Морис. – Но ты не ответил на мой вопрос.
Они сидели в гостиной Дюрана. Старинная массивная мебель, и, конечно же, книги: «бумажные слёзы» – любовные романчики в мягких обложках, которые выпускало издательство самого Дюрана, и столь обожаемая им мировая классика в добротных твёрдых переплетах. Немалое место на полках было отведено подборке русских классиков: Чехов, Толстой, Достоевский.
– Приходить почаще? – усмехнулся Ожье. – Так недолго и чревоугодником стать. Что может быть опаснее при моей профессии? Но я не понимаю, с чего ты взял, что я просижу в России целый месяц? Обычно уже через неделю мне там всё осточертевает до тошноты. А что касается «наших планов»… вообще насчёт Валери: неужели тебе не наскучило столько лет забрасывать свои дырявые сети, старый прохиндей? И почему ты вдруг решил, что я ей пара? Ей ещё не было и пятнадцати, когда тебя вдруг столь нелепая идея посетила. Может, отчасти ты сам виноват в том, что твоя дочь одинока? Во всяком случае, в её разводе с Франсуа ты сыграл не последнюю роль.
Дюран шутливо развёл руками, ничуть не обиженный, даже развеселившись словам друга.
– За одного битого двух небитых дают, зачем упрекать девчонку в том, что в мужья ей достался болтун и бездельник? Ну а я ни во что не вмешивался, только наблюдал. Даже не успел высказать своё мнение: пижончика-вертопраха как ветром сдуло. Другое дело потом, когда он вздумал на нас поживиться. Тогда уж я действительно в стороне не остался. Но ты не увиливай. Причём тут Валери? Речь ведь идёт о нашей дружбе. Я вовсе не собираюсь лезть к тебе в душу, Ролан, но, по-моему, ты переживаешь сейчас далеко не лучшие времена, не мешало бы взбодриться. Жанну не воскресишь, да и три года вполне достаточный срок, чтобы прийти в себя. Что касается Катрин, то когда-нибудь она поумнеет и непременно вернётся к отцу, к кому же иначе ей возвратиться?
Ролан вспыхнул, затем взял себя в руки. Морис, Морис, разве можно на него обижаться? Безупречно одет, выдержан, образован, но временами он производил впечатление большого ребёнка.
– Двое детей, и для обоих я чужой, двое из совсем разных миров, а я как бы посередине – может в этом всё дело? Почему ни с одним из них я не могу найти общий язык? Что мне остаётся? Завести третьего ребенка? Например, с Валери?
Дюран допил вино и отставил бокал в сторону.
– А что, неплохая мысль. Тогда бы ты уж точно стал чревоугодником. Но я опять не о том: они вернутся, обязательно вернуться. Вот видишь, сколько лет прошло, а Сергею ты всё-таки понадобился.
Ожье посерьёзнел.
– Как ты думаешь, зачем?
– Мир прост, все сложности в нём только выдумываются. Деньги, всего лишь деньги. Рано или поздно он должен был их попросить. По твоим рассказам живётся ему совсем не сладко.
– Не могу утверждать, – покачал головой Ролан. – То, что мне часто приходится бывать в России, не значит, что я слежу за его судьбой. Достаточно сказать, что последний раз я видел своего возлюбленного сыночка, когда ему было двенадцать лет. И то издалека. Я его даже не узнал бы сейчас, если бы встретил где-нибудь на улице.
– Но ты говорил, что он стал журналистом. Может, пошёл по стопам отца?
Ожье поморщился.
– О господи, не сыпь мне соль на рану. Не видел ни одной из его публикаций. Просто у нас осталось несколько общих знакомых. В целом, портрет не из самых романтичных. Пишет на заказ пачкотню какую-то. До собственного имени не дорос, пробавляется больше под псевдонимами. В основном трётся в политике. Наверное, там платят больше. Ещё я знаю, что у меня есть внук, ему семь лет, зовут Ромкой. Может, с ним мы когда-нибудь подружимся? Я не случайно дал почитать тебе письмо: что-то мне в нём не нравится. Ну а насчёт взбодриться – тут ты, безусловно, прав. Я, конечно, надеялся, ждал, что когда-нибудь Сергей одумается, но уже как-то привык в мыслях обходиться без него. Катрин – вот кто по-настоящему меня беспокоит. Её вечеринки, дружки, наркотики. Но я ничего не могу с ней поделать: квартиру, вещи – я всё оставил любимой доченьке, по своей дурацкой русской манере, а деньгами тётки снабжают её сверх всякой меры. Она совершенно во мне не нуждается, да и никогда не будет нуждаться: я для неё просто чужой человек. Странно, ведь мы с Жанной были так счастливы вместе. Если бы не проклятый рак…
Они некоторое время молчали, затем Морис проговорил, осторожно коснувшись плеча друга.
– И всё равно, это не повод, Ролан. Может, дочь как раз и отшатнулась от тебя из-за твоего излишнего увлечения, как бы помягче выразиться… Бахусом в последнее время?
Ожье хотел было огрызнуться, но сдержал себя. Увлечение Бахусом… И надо же было Морису такое сморозить! Хотя, с другой стороны, промолчать он не мог. И конечно, он прав.
– Жена, дети, – не унимался Морис, – мне понятны твои переживания, но так ты можешь потерять последнее: деньги, престиж, работу.
– Ладно, – Ожье резко поднялся, такого он уже не мог вынести. – Думаю, у тебя ещё будет время меня попилить. Через неделю я вернусь, на отсрочку не надейся. Да, ты ведь что-то говорил о сюрпризе?
– Яхта, – довольно улыбнулся Дюран. – Совсем крохотная, но я не мог удержаться: согласись, ведь это не в пример лучше, чем таскаться по побережью на автомобиле?! Я назвал её… Ни за что не догадаешься!
– «Валери». Поистине нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы такое разгадать, – сыронизировал Ожье.
– Подразумевается, что это подарок! – прокомментировала происходящее, ввозя поднос с десертом, сама героиня – немного полноватая, не слишком эффектная женщина лет тридцати пяти, с густыми, стянутыми в пучок волосами. – Хотя я не представляю себе, что можно делать с таким приобретением, разве что завести в любовники капитана?
– Что ж, очень удачная шутка, – Ожье поспешил откланяться. – Но мне пора. Надо успеть собраться. Хотя чемодан по привычке всегда наготове. Кстати, а что, если пригласить Катрин в наше путешествие?
Валери пожала плечами.
– Почему бы и нет?
Однако в голосе её прозвучали нотки недовольства.
Когда они остались одни, Валери с грустью посмотрела на отца.
– Ты в своём репертуаре, папа. Это ведь не этично – у себя дома, после угощения, даже на правах старого друга, упрекать человека, что он с некоторых пор стал слишком увлекаться спиртным. Да и вообще твоя навязчивая идея сосватать меня Ролану… Почему я кажусь тебе одинокой, несчастной? Пора бы уже понять, что сейчас не те времена, к которым ты привык. Ни для кого не секрет, что тебе не нравится Реми, но я с ним счастлива, и он, и наши отношения меня вполне устраивают.
– Как мне может не нравиться человек, которого я ни разу не видел? – с досадой пожал плечами Морис. – И что мне до ваших «отношений», в которых я при своих замшелых взглядах всё равно никогда не смогу разобраться: тут даже гражданским браком не пахнет. Но внука-то, по крайней мере, ты могла бы мне подарить? Такой подвиг тебя ведь ни к чему не обязывает, живи и дальше как жила, гражданка Валери Дюран, я его сам как-нибудь выращу.
Дочь замялась.
– Понимаешь, па… ты опять же к другому привык. Но Реми не виноват, он просто не может!
– Не может что? – недоумённо спросил Дюран. – Ты мне этого не говорила.
– Не может зачать ребёнка, – развела руками Валери, и поспешила предупредить язвительные тирады отца. – Но это не трагедия: когда мы решим, с внуком дело долго не задержится: медицина сейчас далеко ушла. Однако ты мне так толком и не рассказал: что там стряслось у Ожье?
– Летит в Москву, – пожал плечами Морис, несколько обескураженный откровениями дочери. – Вроде как популярный сюжет: возвращение блудного сына. Что-то там Серёженьку его допекло в России, так что не исключено, что французов скоро станет как минимум на три человека больше. По всему чувствуется, тот ещё типчик, а Ролан как был, так и остался блаженненьким, душа нараспашку. Даже Жанна не смогла его перевоспитать – наоборот, скорее испортила. Столько лет оберегала от семейных хлопот – немудрено, что теперь всё Катрин досталось.
Валери встревоженно посмотрела на отца.
– И, конечно, ты…
– Не мог не вмешаться в дела старого друга, – со вздохом признался Дюран. – Пойми, я хотел как лучше: буквально заставил его купить в рассрочку квартиру, новый автомобиль. При его положении нельзя иначе. Кроме того, несмотря на свою пагубную страсть, он до последнего времени всё исправно выплачивал.
– Ясно, – кивнула дочь. – Ну а теперь этот Серёженька, который влез в какое-то дерьмо и, по наивности, считает своего папашу Крезом, вмиг перегрузит и без того едва держащуюся на плаву лодку. – Помолчав, она вздохнула в полном отчаянии: – Па, признайся, была в тебе какая-нибудь дурная славянская кровь? Или тут просто влияние «их» литературы? Почему ты меня вообще Катей или Наташей не назвал? А теперь ещё навязчивая мысль – обязательно выдать меня замуж за русского. Ну чем я перед тобой провинилась?
– Ролан – хороший человек, – упрямо помотал головой Дюран. Он и сам немного превысил свою норму за обедом. – И я знаю, что ты влюблена в него. Национальность тут ни при чём, не прикидывайся шовинисткой! Будь он хоть негром, только с ним одним ты можешь быть счастлива!
– Папа, папа, какой же ты ребенок, – вздохнула Валери. – Как ты не поймёшь: одно дело любить человека и другое – строить с ним совместную жизнь, даже просто быть его любовницей. – Немного поколебавшись, она всё-таки выложила на стол десерт: вазу с фруктами, торт собственной выпечки, кофейник, чашки, блюдца мейсенского фарфора. – Зачем пытаться всё это соединить? Зачем сводить к одному все цвета радуги? Быть может, когда-нибудь я скажу себе: «Всё, пора в жизни устраиваться!» – тогда и начну забивать голову подобными проблемами: что-то искусственно выстраивать, таскать всякий хлам в нору. А пока я предпочитаю довериться течению: куда вынесет, туда и вынесет. – Валери приблизилась к отцу, устроилась на подлокотнике кресла, в котором тот сидел, и ласково погладила его по голове: – А без внука или внучки, повторяю, я тебя так и так не оставлю. Могу и Ролана соблазнить, раз для тебя этот вопрос настолько важен. В конце концов, он такой же мужчина, как и все, и к нашему, прекрасному, полу никогда не был равнодушен.
Глава 2
Ролан уже несколько раз сдерживал себя от того, чтобы не притормозить возле какой-нибудь вывески с надписью «Бар». Но он был за рулём, да и за обедом у Мориса позволил себе немного лишнего. Хотя, разумеется, никто не давал права Дюрану вмешиваться в его личную жизнь. Пусть даже Морис был трижды его другом.
Ожье остановился перед светофором и, ослабив галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Ему вдруг стало не по себе. Нет, если уж Морис, деликатнейший, добрейший Морис… Собственно, с чего всё началось? На него так подействовала смерть Жанны? Сам испугался смерти? Нет. Причина действительно была только в Катрин. В ней, только в ней – маленькой злобной сучке, которую Бог послал ему в дочери. Господи, у них ведь была идеальная семья. Достаточно вспомнить все их путешествия: от Италии до Америки. Только в Россию он их не возил. А потом – потом Корсика, Лазурный берег, с какого-то времени они отдыхали только на юге Франции. И вдруг всё разрушилось: оказалось, что никакой гармонии, счастья никогда не было. Катрин призналась, что ненавидела его, Ролана, с самых юных лет. И даже не в ревности к матери было дело. Он всегда был для неё чужой, органически чужой, и никакой возраст, жизненный опыт никогда не смогли бы выправить здесь положение.
Лишь когда ему посигналили сзади, Ролан заметил, что на светофоре горит зелёный свет. Он бросил хмурый взгляд в боковое зеркало и тронулся с места. Надо быть внимательнее: в его состоянии не хватало только нарваться на дорожную полицию.
Вечерело. На Париж опускались бледные сумерки, тут и там пронизанные светом уличных фонарей и неоновых вывесок. Прохожие спешили по домам. У дверей ночных клубов собирались вызывающе одетые парни, девушки. Ожье внезапно подумал о том, что где-то среди них сейчас вполне могла находиться и его дочь.
Наверное, Дюран прав: надо было хотя бы материально поставить Катрин в зависимость от себя, но куда ему! Он выучил язык, законы, обычаи страны, которую боготворил с детства, но настоящим французом так и не стал, хотя и русским давно уже не считал себя.
И всё же: человек из иного мира… органически чужой… «Двое детей и для обоих я чужой. Двое из совсем разных миров, а я как бы посередине…» В какой степени это верно?
Париж, Париж – огромный, грязный, бессердечный город – такой же, впрочем, как и все остальные мегаполисы мира… Такой же, да не такой! Как там у Юрия Кукина?
Чушь, выбор свой он давно уже сделал, ну а «отцы и дети» – тут, конечно, не гамлетовское «быть или не быть», но кого удивишь сейчас такой старой как мир проблемой?
Глава 3
Господи, и здесь одно и то же: бутылочки, стаканчики. Кальвадос, скотч, перно… Чего изволите?
Ролану стоило больших трудов так долго сдерживаться. Но он боялся испортить первое впечатление сына о себе и, кроме того, прекрасно знал, что такое Шереметьево. Обстановка, правда, всякий раз, при каждом его прилёте была иной, но больше менялись правила игры.
В самый первый его вояж, когда он в приподнятом настроении озирался по сторонам в поисках гэбистов, явившихся взять его под неусыпный надзор, мысленно напевая им в пику битловскую «Back in the USSR», приветливый и весьма разговорчивый частник, не мудрствуя лукаво, довёз его до ближайшего лесочка, где простофилю-иностранца давно уже с нетерпением поджидали. Тогда его просто отпустили с миром («Peace forever!»), без вещей и денег соответственно. Убийства были ещё не в моде, под расстрельную статью мало кому хотелось идти. Потом уже, наученный горьким опытом, Ролан предпочитал ездить на автобусе-экспрессе, какую бы очередь на него не нужно было выстаивать, стараясь при этом по возможности ничем не выделяться среди других пассажиров.
Однако на сей раз в очереди ему стоять не пришлось: буквально на выходе он увидел бумажку, на которой неровным почерком была нацарапана его фамилия. Подняв глаза, Ролан посмотрел на человека, который в вытянутых руках держал двойной лист из школьной тетради.
Высокий рост, массивный подбородок и густые брови: нечто подобное тому, что перед ним было сейчас, Ожье видел в зеркале каждое утро. Сергей был так похож на него самого, что поначалу сходство показалось Ролану невероятным. Как и сама их встреча.
– Привет… – произнес хриплым от волнения голосом Сергей.
– Ну, здравствуй, сынок!
Последовала небольшая пауза, во время которой они внимательно разглядывали друг друга. Затем Сергей отвёл глаза в сторону.
– Как долетел?
– Нормально.
– Решил тебя встретить на всякий случай. Хоть ты и тёртый калач…