Спохватившись, Михаил обернулся к автобусу и кивнул головой: – Пойдём, нас ждут…
Войдя в автобус, Михаил сел на переднее сиденье, Сергей молча прошёл через весь салон и сел на заднее.
В автобусе повисла неловкая тишина.
Михаил слегка хлопнул Геннадия по плечу и автобус, лениво покачиваясь и хромая на ухабах, нехотя тронулся.
Кто-то из рабочих, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, достал затёртую мазутными руками колоду карт: – Ну, что мужики, у кого уши замёрзли? Сейчас можно разогреть! Ну – кто в «покера»?
… Играли до самого посёлка и уже забыли о конфликте между бригадиром и вальщиком: мало ли стычек и неприятностей бывает за день и если каждую принимать близко к сердцу – долго не проживёшь.
Сергей и Михаил, сидя в разных местах автобуса, молчали, и каждый думал о своём…
…Было только начала седьмого утра, но уже, несмотря на такое раннее время, на территории гаража было многолюдно.
Около кузницы стояли машины с работающими двигателями, окружённые облаками выхлопных газов. Из печных труб обогреветльных будок в кузовах машин в чёрное небо поднимались тонкие струйки дыма.
В ярком свете ламп наружного освещения гаража суетились рабочие лесозаготовительных бригад, загружая в машины рабочие тросы, чокеры, запчасти для тракторов. Чокеровщики выносили из кузницы новые чокеры, связанные проволокой по несколько штук и бросали их в открытые двери будок машин.
Несколько автолесовозов, рокоча двигателями, стояли у ворот гаража; около автолесовозов отдельной группой стояли их водители. Одни из них, отработав свою смену, передавали машины своим сменщикам и что-то, известное только им, горячо обсуждали.
Рядом с автолесовозами стоял автобус бригады Михаила Немова.
– Слушай, Гена! – волоча по снегу связку чокеров, к автобусу подшёл Женя Бородулин. – Ты смог бы ближе подъехать к кузнице, что бы нам, как каторжанам, не тоскать на себе эти «галстуки»? – и он с раздражением бросил чокеры у задней дверки автобуса. – Мне сегодня весь день, как проклятому, их по снегу таскать!
– Женя, мне приказано стоять здесь… – Геннадий подошёл к дверке и широко распахнул её. – Я вас всех понимаю, но…, наш «бугор» не резрешает… Вы же знаете Мишку: его слово – закон, а возражений он просто не терпит…
– Вот пусть бы он таскал эти чёртовы чокеры! – к ним по-дошёл Фёдор Бабич и бросил ещё одну связку чокеров.
– А почему это вы мне говорите? – обернулся к нему Геннадий. – Вы ему об этом сами скажите… – и, подняв чокеры бросил их под заднее сиденье.
Обернувшись к Жене, спросил: – Это все, или ещё есть?
– Кажется все… – Бородулин заглянул под сиденье и при тусклом освещении салона автобуса пытался пересчитать чокеры. – Все! Ну, а кому не хватит – сбегают в посёлок…
Хлопнув дверкой, Геннадий закрыл её на ключ и, обратившись с улыбкой к подошедшим к нему рабочим бригады, кивнул головой: – Уважаемые джентельмены, карета подана! – и первым вошёл в салон автобуса.
Рабочие молча рассаживались по местам, старась удобнее устроиться на сиденьях.
Закрыв входную дверь, он обернулся, внимательно осмотрел салон и, ни к кому не обращаясь, спросил: – Ну, что, все? Или… кого-то забыли?
– Немова нет! – поёживаясь от холода, нехотя ответил Тимофей Кожухарь.
– А где это наш «бугор» запропостился? – усмехнулся Андрей Скобелин. – Я же его здесь видел…
– Он какие-то вопросы с техноруком решает – зевая, нехотя ответил Геннадий.
– А вот и он… – Семён Рыжов, сидевший на первом сиденье, показал в лобовое стекло.
В лучах фар автобуса были видны технорук лесопункта Смолин и Михаил Немов. Они вышли из двери гаража и, по-сторонившись, пропускали выходивших из гаража рабочих.
Было видно, как Немов что-то говорил Смолину, и тот, видимо соглашаясь, кивал головой. Поговорив с Немовым, Смолин пожал ему руку и вернулся в гараж, а Немов направился к автобусу.
Табачников открыл ему дверь и Немов, войдя в автобус и громко хлопнув дверью, посмотрел на сидевших рабочих. Убедившись, что в автобусе вся бригада, он коротко бросил Геннадию: – Давай, за повором… – и молча сел на своё место за спиной водителя.
Выпустив сизое облачко дыма, автобус плавно выкатился с территории гаража.
Рабочие сразу оживились, обсуждая предстоящий рабочий день.
…Едва выехали из посёлка, Михаил обернулся к рабочим и тоном, не терпящим возражений, сказал: – Короче, так…, му-жики! – и мельком взглянув на Сергея. – Я вчера, после работы, был в конторе на планёрке, и нам приказано сейчас выбивать ёлку.
Разговоры сразу прекратились. Сообщение Немова для бригады было настолько неожиданным, что смысл сказанного не сразу дошёл до сознания рабочих, и они растерянно переглядывались.
– Михаил! – Дмитрий Рогожин резко повернулся к Немову. – Народ что-то не понял: то, что ты сейчас сказал – это неудачная первоапрельская шутка, или…?
Немов резко обернулся к Рогожину: – или, Дима, или…
– Накануне лесничий сказал техноруку, – Михаил внимательно посмотрел на каждого – если какая бригада оставит недоруб ели, то эту бригаду накажут рублём…
Он сделал паузу, видимо ожидая реакцию рабочих на своё сообщение.
Переглядываясь, рабочие растерянно молчали.
– А это, другими словами, чтобы вам понятнее было, – продолжал Михаил – бригаду лишат премиальных. В прошлом году за разрозненный недоруб ели леспромхоз заплатил очень большой штраф. Кедрач вырубили, тот, что крупнее, план перевыполнили и премии получили, а ёлку всю оставили в недорубе. А штраф за это нарушение заплатил леспромхоз… Получается, что мы и передовики, и нарушители.
Рабочие молчали, внимательно слушая Михаила.
– Сейчас за все эти нарушения будут платить бригады… Вы помните, как прошлый год лесники начисляли штрафы леспромхозу… – напомнил Михаил. – И ещё – не сегодня-завтра на ёлку перейдут все бригады, а пока начали с нас. Вот так!
Слова бригадира привели в бригаду в негодование и все, перебивая друг друга, говорили одно и тоже, что на ёлке до конца месяца бригада план сделать не успеет, а это значит, что не будет выполнен и годовой план. Чем это грозит бригаде – все прекрасно понимали, так как будет сорван план заготовки древесины всего лесопункта и леспромхоза.
– Здесь, мужики, есть еще один ньюанс – отозвался до этого молчавший Санька Блинов. – То, что мы сорвём план лесопункта – ежу понятно. А вот насчет леспромхоза… Сомневаюсь! Ну, сами подумайте: все леспромхозы края борются за звание победителя в соцсоревновании и за приз «Золотая тайга». Из всех леспромхозов края только наш готовит более миллиона кубов древесины. Соображаете? А из всех лесопунктов леспромхоза – только наш тянет план, потому как наша лесосырьевая база ещё не пройдена повторными рубками. Все лесопункты некоторые деляны уже по второму, а то и по третьему разу проходят рубками – а мы с «нуля».
– Ну, короче – философ! – грубо оборвал его Немов. – Говори по делу, а то все вокруг, да около.
– Я говорю… – обернулся к нему Блинов. – Даже если мы не сделаем план, райком не допустит срыв плана леспромхозом, поэтому недостающую кубатуру просто припишут, но её «разбросают» по всем лесопунктам. Поэтому все лесопункты по-лучат премии, а мы – дырку от бублика! Заготовленный лес сплавляют по Катэну, а там после попробуй разобраться, кто и сколько древесины заготовил…Вы посмотрите, сколько проток по Катэну и Хору забито заготовленным лесом, который так и не дошёл до лесокомбината!
– Вы как хотите, я терять свои премиальные не намерен! – не сдавался Немов. Платить из своего кармана за перевыполнение плана – то же! И пока Лазутин на больничном – я сейчас и мастер, и бригадир! И вы будете делать то, что я вам приказал!
– Слышишь, Михаил, – обратился к нему Блинов – сейчас можно рвануть на кедре, вырвать план. Причём, будем вырубать только крупные деревья. А вот когда план сделаем, можно по одному трактору каждую неделю ставить на ёлку: и план будет, и недоруба ели не допустим. Ты, как наш «бугор», как на это смотришь? – под общее одобрение всей бригады закончил Блинов. – Ты, Миша, нашим чиновникам в конторе эту идею подскажи, пусть подумают.
– Точно, Михаил! Ты, там подскажи им! Блинов дело говорит! – поддержал Блинова Андрей Скобелин под одобрительные возгласы всей бригады.
Но Михаил был непреклонен. Поймите, – говорил он, – я обязан довести до вас и выполнить указание. Всё, точка! Это как в армии – приказы не обсуждают, их выполняют. У них зарплата больше – вот они и пусть думают! А я что, я – чело-век маленький, подневольный. Мне приказали – и я должен сделать.
Он внимательно посмотрел на Сергея и отвернулся.
Михаил поёрзал на сиденье, устраиваясь удобнее, глубже натянул шапку на голову и поднял воротник куртки, спрятав в него голову. Всем своим видом он старался показать, что сде-лал для бригады всё, что мог, и все разговоры на эту тему те-перь бесполезны.
– А когда Лазутин выйдет на работу? – спросил Бородулин.
– А ты, что Женя, уже соскучился за мастером? – в голосе Немова прозвучала плохо скрытая усмешка.
– Нет, не соскучился…С ним легче решать спорные вопро-сы… – и Евгений замолчал, отвернувшись к окну…
Рабочие спорили, с жаром доказывая друг другу, что бригаду просто подставили, и приказ вырубать ёлку, надо было отдать раньше.
Михаил в этих спорах участие не принимал, как будто его это совершенно не интересовало и здесь он, среди этой шум-ной, кипящими страстями бригады, совершенно посторонний человек. Весь оставшийся путь до самой бригады он сидел молча, думая о чем-то своём.
За спорами время и расстояние пролетели быстро и, плав-но затормозив, автобус остановился на стоянке бригады…
Из автобуса рабочие выходили в подавленном состоянии, не было привычных шуток и подначек. Изредка перебрасы-ваясь короткими фразами, они молча выполняли свои обязан-ности: заливали горячую воду в радиаторы, прогревали дви-гатели тракторов. Каждый хорошо понимал: для выполнения плана теперь придётся работать до седьмого пота…
Будулай, встретив бригаду радостным лаем, крутился у рабочих под ногами, но им было не до него. И Будулай, пре-данно заглядывая каждому в глаза, словно чувствовал какую-то свою вину. Опустив голову и поджав хвостик, он скрылся в сторожке Демьяныча.
Наскоро перекусив и запив домашние бутерброды круж-кой крепкого горячего чая, трактористы и чокеровщики за-няли свои места в кабинах и тракторы, окутавшись клубами синего дыма и лязгая гусеницами, двинулись на лесосеки.
Проводив последний трактор, Будулай поджал хвостик и с виноватым видом скрылся в сторожке Демьяныча…
III
…Стиснув зубы, Сергей с остервенением давил на мотопилу, воющую на высоких оборотах.
С каким-то злом он смотрел на пильную цепь, вгрызаю-щуюся в мёрзлую еловую древесину, на опилки, летящие на снег непрерывной струёй. Который раз за эти сутки он проклинал себя за то, что рассказал Михаилу про обнаруженную берлогу, подставив тем самым и себя, и всю бригаду.
Сергей не предполагал, что хитрая уловка Мишки с пере-ходом на рубку ёлки вызовет такую бурную реакцию бригады. Павел Сергеевич, наверное, поступил бы как-то иначе, вспом-нил он заболевшего мастера.
Для того, чтобы скрыть истинную причину перехода на ёлку, Мишка сделал очень ловкий ход, используя только затихший прошлогодний скандал, когда при освидетельствовании лесосек, пройденных рубками, работниками лесхоза была обнаружена масса нарушений: спиленные и оставленные у пня деревья, завышенная высота пней[3] или зависшие спиленные деревья. И, кроме этого, по всей площади лесосек не вырубались ель и пихта.
Поэтому с меньшими усилиями все бригады перевыполнили плановые задания, получили хорошие премиальные.
За такое злостное нарушение правил рубок леспромхоз заплатил большие штрафы. На головы техноруков посыпались приказы о немедленном устранении допущенных нарушений, обещания сделать соответствующие выводы в случае их не выполнения. Через месяц о приказах забыли, потому что партия требовала выполнения принятых соцобязательств и досрочного выполнения плана.
И скоро вновь, выжимая из двигателей последние «лошадинные силы», пошли гружёные крупным лесом лесововозы.
…Вздрогнув и осыпав Сергея снегом, спиленная ель с глухим стоном упала, ломая ветви и подняв снежный вихрь. Теперь оставалось отпилить вершину и Сергей, заглушив пилу, направился к вершине ели, обходя разлапистую крону.
Поставив пилу между ветвей на ствол дерева, он достал сигареты, закурил и, глубоко затянувшись, огляделся.
По косогору, под углом к трелёвочному волоку, протянулась просека спиленных деревьев. Пересчитав их и, пытатаясь определить «на глазок», объём каждого, Сергей смачно и зло выругался: рабочий день уже близился к концу, а норму он не выполнил и, по всему видно, что уже не успеет.
А ещё надо сделать запас леса на пару ходок трактору на утро. На кедре он за это время сделал бы, как минимум, полторы нормы и завтра, с утра, можно было не спешить. А сейчас…
Чуть выше по склону надрывалась пила Ильи Бондаря.
Вот она чуть стихла, и её рокот заглушил треск падающего дерева; поворчав немного на малых оборотах, пила снова взвыла, вгрызаясь зубьями пильной цепи в ствол очередного дерева.
Сергей представил себе, как тяжело Илье валить на два трактора и с раздражением подумал о том, что завтра ему придётся делать тоже самое…
Где-то снизу по косогору, разбрасывая гусеницами снег и пуская клубы синего дыма, поднимался трактор. «Вот он, родимый, ко мне» – подумал Сергей, и ещё не видя трактора, а, только уловив на слух, как изменилась работа его двигателя, понял, что трактор повернул на его волок.
Поправив на голове мокрую от пота шапку, Сергей бросил в снег недокуренную сигарету, ещё раз от души выругался и завёл мотопилу.
Отпилив вершину ели и не заглушая пилы, он подошёл к другому дереву. Матерясь в душе и проклиная себя и Михаила, Сергей не стал протаптывать в снегу дорожки для отхода, если вдруг спиленное дерево будет падать на него, а только с остервенением примял ногами торчащие из глубокого снега ветви кустов. Притоптав немного снег у самого комля, он прижал мотопилу к дереву, и с силой надавил на гашетку газа…
…Рабочий день закончился. На стоянку подходили тракторы. Трактористы ставили их в ряд и глушили двигатели.
На стоянке сразу стало тихо, не было слышно так хорошо проверяющих слух крепких словечек, «солёных» шуток.
Хорошо знающие свои обязанности рабочие, молча готовили тракторы на предстоящий рабочий день: кто-то, вооружившись ломиком, выдалбливал смерзшийся на тракторе за день снег, кто-то что-то смазывал в тракторах.
Будулай, всегда встречавший радостным лаем каждый трактор, теперь загрустил. С виноватым видом он переходил от одного рабочего к другому, чуть виляя хвостиком и заглядывая им в глаза, словно во всём случившимся виноват он. Прижав ушки и опустив голову, Будулай осторожно обошел всех, кто был на стоянке, потом остановился, внимательно оглядел всех и медленно пошел к сторожке и лёг на пороге. Он молча наблюдал за всем, что происходило на стоянке.
И только если кто-то вдруг позовёт его, он поднимался со своего места и тихо подойдёт, чуть шевеля виновато хвостиком.
Рабочие нервно курили, бросая короткие взгляды на волок, ведущий к лесоскладу – ждали бракера Саньку Кашина, щуплого и какого-то нескладного, как молодой рябчик, паренька.
Наконец в просвете деревьев показалась его нескладная фигура.
Держа под рукой мерную вилку, он на ходу что-то подсчитывал в толстой тетради, и это «что-то» было тем, ради чего все они и в летний зной, и в зимнюю стужу, каждый день ездили сюда.
Санька подошёл к рабочим и каким-то виноватым голосом, как будто всё зависело только от него, молча показал тетрадь: – Сто двадцать два всего, если, как Михаил Афанасич говорил, то… пятьдесят восемь кубов не дотянули… Ёл-ка в основном по кубу…есть и того меньше… А ёлок, которые больше куба, их всего десятка три наберётся. Вот, смотрите, если не верите…