А еще лучше – маленькой рыбой.
Я указал на нашего преследователя.
– Она не отстает даже сейчас, когда мы развили такую скорость. По-моему, она с нами играет. Она нападет еще до того, как мы достигнем Пасти.
Тьенцо скривилась и позеленела.
– Если так, то она уже опоздала.
– Нет, я думаю, что мы… Что?
– Мы вошли в Пасть несколько часов назад, – шепнула Хамезра. – Ее внешние края спокойны, поэтому команда еще ничего не заподозрила. Наш единственный шанс – это осторожно подойти к ее «клыкам», обойти Глотку и с предельной точностью выйти на безопасный путь так, чтобы Старик не проснулся.
– Ты не могла бы повторить эти слова так, чтобы в них появился смысл?
Она раздраженно щелкнула зубами.
– Главный водоворот называется Глотка, но от него по спирали расходятся маленькие течения. Мы называем их «клыки». Они уничтожают большинство кораблей еще до того, как те подошли к Глотке.
– А что за Старик?
– В этих водах живут существа пострашнее кракенов, – сказала Хамезра и наклонила голову, глядя на меня своими странными сине-зелеными глазами. Сначала я подумал, что они – цвета неба, но затем решил, что нет, у них цвет моря. Затем у меня появилась странная мысль о том, что глаза колдуньи-ванэ – зеркало, отражающее свет океана и земной тверди, что в доме, под землей или ночью у глаз Хамезры не будет никакого цвета.
Как бы то ни было, глаза у нее были жуткие.
– Что нам делать? – спросил я и вдруг понял, что тоже шепчу. – Если корабль разобьется, рабы утонут.
Тьенцо закатила глаза.
– Подумай о том, как спасти собственную шкуру. В Пасти может утонуть даже жериасец[45]. Если корабль пойдет ко дну, мы все утонем.
Я не отводил взгляда от Хамезры.
– Я так не думаю. Если бы ты не хотела, чтобы Тераэт рассказал о безопасном проходе, ты бы заткнула ему рот. Мы идем туда, куда тебе нужно.
Старуха улыбнулась.
– Умное дитя. Ты думаешь, действительно ли Релос Вар отправил кракена в погоню за нами или его призвала я? Может, это все уловка, чтобы капитан по своей воле изменил курс и доставил нас туда, куда нам нужно? Готова ли я пожертвовать всеми этими людьми ради быстрого, незаметного пути?
Я сглотнул. Она угадала все мои мысли.
– Так нельзя! Если мы потеряем корабль… – вскрикнула Тьенцо, но умолкла на полуслове, подчиняясь жесту Хамезры. Я не мог понять, применила ли она магию или просто запугала ее. Хамезра не сводила с меня взгляда, но я обнаружил, что мне сложно посмотреть ей в глаза.
– Это так? – наконец прошептал я. – Ты позволишь всем им погибнуть?
– А ты как думаешь? – спросила она.
Я вспомнил все, что знал о Таэне. Я вспомнил лицо Тераэта, когда он смотрел на рабов, сидевших в трюме. Я вспомнил, как встревожилась Хамезра, когда я едва не умер из-за гаэша. Казалось бы, последователи богини смерти должны быть более черствыми, однако их решения постоянно меня удивляли.
– Я не думаю, что ты позволишь им умереть здесь, – наконец ответил я, – но это не значит, что кракена вызвала не ты. Ты бы сделала это, если бы он помог тебе освободить рабов.
– Значит, кракен теперь – орудие эмансипации? – Хамезра еле заметно улыбнулась. – Такого я еще не слышала. Но нет, я его не призывала, и мне кажется, что это сделал Релос Вар. Можешь мне не верить, но это правда.
– Значит, наша ситуация не изменилась: нас по-прежнему может уничтожить кракен, сожрать Пасть, или мы можем разбиться на мелях Мерзости.
– Ты забыл про Старика, – добавила Тьенцо. – Про него она еще ничего не объяснила.
– Моли богов о том, чтобы мне не пришлось этого делать. – Старуха-ванэ повернулась ко мне. – Помочь хочешь? Тогда прикрывай моего сына. Когда начнутся неприятности, кто-то непременно выкинет какую-нибудь глупость. А моему сыну сейчас нельзя отвлекаться.
– У тебя это лучше получится. У меня ведь даже оружия нет.
– Мы с Тьенцо направим нашу энергию на то, чтобы сохранить корабль в целости, когда на него будут действовать силы, выдержать которые он не в состоянии, – сказала Хамезра. – Может, ты и не овладел всеми навыками, которые принадлежат тебе по праву рождения, но способность оставаться незамеченным – твоя собственная. – Она вложила мне в руку нож. – Теперь ты – человек с ножом. Берегись, империя.
Прежде чем уйти, я посмотрел на воды океана и нахмурился. Хамезра заметила мое выражение лица и тоже повернулась.
– Началось, – сказала она.
Тьенцо взвизгнула и сделала шаг в сторону трапа. Хамезра схватила ее за руку.
– Соберись с силами, дочь, – сказала она Тьенцо. – Сегодня я с тобой. – И добавила, обращаясь ко мне: – Уходи, пока можешь.
Мы шли по участку спокойной воды, похожему на масляное пятно. Идеально гладкая вода, блестевшая, словно стекло, протянулась на триста футов. Все вокруг казалось умиротворенным и безопасным.
Затем воздух наполнился грохотом. Из центра «пятна» вырвалась колонна пара и воды. Когда вода полилась обратно, она создала воронку, словно утекая через отверстие в самом дне мира. Через несколько секунд перед нами возник вращающийся, извивающийся трехсотфутовый вихрь, водоворот, утекающий в бездонную тьму.
Мы обходили его, двигались по краю пропасти. Корабль кренился, но его удерживала в равновесии магия… хм… теперь я даже знаю, какая именно. «Страдание» развил чудовищную скорость, которую не могли ему дать ни паруса, ни гребцы.
Команда это заметила. На секунду моряки умолкли, а затем крики, стоны и приказы заглушил рев водоворота.
Я огляделся по сторонам. Безумная паника еще не началась, и Тераэт может постоять за себя. Мне показалось, что у нас есть еще время, прежде чем хаос превратится в безумие, – скорее всего, это произойдет, когда команда увидит, что это был всего лишь небольшой «клык», а не сама Глотка.
А мне хотелось сначала разобраться с одним делом.
16: Генеральская награда
(Рассказ Коготь)
Кирин не стал прощаться с Сурдье, но думал о нем, пока шел по извилистым улицам в сторону Верхнего круга. При других обстоятельствах Сурдье выдал бы ему сотню предположительно полезных советов о том, как вести себя в компании благородных людей. При других обстоятельствах Сурдье прочел бы ему несколько бесконечных лекций об этикете – он постоянно стремился к тому, чтобы его сын сделал карьеру музыканта. Такая точка зрения всегда казалась Кирину лицемерной, ведь Сурдье прекрасно понимал, что его успех в гильдии Гуляк зависел от склонности к магии, которую старик запрещал своему сыну развивать[46].
И Сурдье дал сыну только один совет: «Не ходи».
Кирин ни разу не задумался о том, что у Сурдье и Олы могут быть веские причины удерживать его. Он видел только то, что теперь у него появился шанс произвести впечатление на Морею, шанс получить награду за свои заслуги, а не за талант отца, шанс избавиться от демона, который – он был уверен – все еще выслеживал его. Шанс навсегда выбраться из Бархатного города и Нижнего круга.
Кроме того, Кирина одолевало любопытство.
Ночной воздух охладил огненную жару летнего дня в Кууре. Радужное мерцание Завесы Тиа и мягкий блеск всех трех лун подсвечивали небо. Тени, пошатываясь, брели по покрытой побелкой брусчатке, словно пьяница, которого возвращение домой к жене пугает больше, чем перспектива заснуть в переулке. По ночам на улицах Бархатного города было более оживленно, чем днем; ведь, в конце концов, это был квартал развлечений. Чтобы остаться неузнанными, люди кутались в плащи и закрывали лица капюшонами – грязные призраки, идущие из дома в бордель и обратно.
На большой Лестнице Грез Кирин замедлился. Он никогда еще не бывал здесь. В этом не было необходимости. В те редкие случаи, когда Сурдье брал его с собой в Квартал Слоновой кости (или позднее, когда Кирин приходил сюда сам), они всегда проходили через Ворота Молитв. Извилистая Лестница Грез была единственным путем, по которому обычные горожане могли попасть в лабиринт из аккуратно подстриженных изгородей, особняков, вилл и дворцов, – туда, где жила элита Куура. На полпути Кирин понял, что эту лестницу намеренно сделали столь устрашающе длинной и крутой. Аристократы прибывали сюда в экипажах или на носилках – через частные ворота. По лестнице поднимались только простолюдины – и на место назначения они прибывали, задыхаясь и присмирев.
Он заподозрил неладное, когда стражники, стоявшие на верхней площадке лестницы, узнали его. Они – как и обещал капитан Джарит – поджидали его. Ему выделили эскорт, тем самым лишая его возможности «потеряться» по пути к поместью Миллигрестов. В обычных обстоятельствах он бы разозлился на то, что с ним так нянчатся, но сейчас он был им благодарен. Без стражников он бы опоздал или вообще не нашел нужный дом. Эти стражники, в отличие от тех, с которыми он привык иметь дело, были вежливые, чистые и вели себя сдержанно. И Кирин не знал, как к этому относиться.
Поместье Миллигрестов находилось в Рубиновом квартале: Кирин понял это, поскольку магические фонари (на улицах горели магические фонари) были красного цвета. Он знал, что Красные люди – гильдия кузнецов – хранят верность этому королевскому дому. А вот названия этого дома он не знал[47].
Кирин знал, что королевские дома Двора Самоцветов несут на себе печать божественной милости, что боги благословили их, и только их. И хотя каждый из двенадцати домов можно было опознать по какому-то бессмысленному гербу, у каждого из них был особый знак – цвет одного из драгоценных камней.
Кирин знал, что знак дома де Джоракс – радуга, что у людей из этого дома глаза цвета опалов и что им подчиняются Гуляки. Раз в год Сурдье платил этой гильдии взнос за членство и разрешение выступать. Кроме того, Кирин знал, что знак дома де Эринва – аметист, потому что де Эринва управляли гильдией Сборщиков, которым платил взносы Мягкобрюх. Практически все, кроме Ночных Танцоров, считали, что главная власть принадлежит Сборщикам.
Кирин знал, что многие, если не почти все, гильдии в той или иной степени подчиняются королевским домам, но кому – какие, он так и не выяснил.
Голубоглазый аристократ, которого Морея приняла за его родственника, почти наверняка принадлежал к одному из королевских домов. Однако Кирин не смог вспомнить, к какому именно дому принадлежал этот негодяй. Означает ли синий цвет то, что он – врачеватель? Кирин понятия не имел, кто управляет синими домами, где люди меняли деньги на лечение.
Он впервые в жизни задумался о том, почему его отец, который всегда попрекал его за то, что он не учится и не репетирует, настолько пренебрег его образованием в данной области.
17: Пробуждение Старика
(Рассказ Кирина)
На огромной скорости мы обогнули «клык». Корабль кренился под таким углом, на который его создатели не рассчитывали, шел на скорости, для которой не был предназначен. Может, более изящный военный корабль и справился бы с такой нагрузкой, но «Страдание» был неповоротливым кораблем работорговцев. Он стонал, и я испугался, что он развалится на части еще до того, как мы доберемся до настоящих опасностей, несмотря на магию Тьенцо и Хамезры. Мы дважды обогнули водоворот, прежде чем он нас выплюнул. Обшивка и мачты корабля завизжали, когда по левому борту появился еще один «клык». Он закружил нас в противоположном направлении.
На палубе я столкнулся с Делоном, первым помощником капитана. Идти по кораблю, который раскачивается, словно «бархатная» девушка в постели, было тяжело. Я же не виноват, что приступ неуклюжести застиг меня рядом с ним, верно?
– Будь ты проклят, парень!
– Извини, – ответил я.
– Дурак. Держись за что-нибудь! – Делон вылез на мостик. Я посмотрел ему вслед, ухмыльнулся и подбросил на ладони ключи от трюма, в котором сидели рабы.
Может, мы и не выберемся из этой переделки, но будь я проклят, если позволю этим рабам умереть в крошечных клетках, словно рыбе, попавшей в сети.
Новый «клык» оказался ничуть не более нежным, чем предыдущий, но скорость наша увеличилась еще больше, и «Страдание» был этим недоволен. Палуба выгибалась у меня под ногами. Мачта начала крениться.
– Таджа, не дай кораблю развалиться, – буркнул я. – И сделай так, чтобы Делон не смотрел в мою сторону.
Я встал на колени и замерзшими руками отпер тяжелый железный замок на решетке, закрывавшей вход в трюм.
Все остальное было просто. Команда «Страдания» завороженно следила за водоворотом и думала лишь о неминуемой гибели. Никто не обращал внимания на подростка, который бродил по трюму, открывая клетки с рабами. Некоторые из них таращились на меня, не веря своим глазам. Большинство, к моему огорчению, забилось в угол подальше от двери, заподозрив подвох. Я кричал им, чтобы они выбирались наружу, но вряд ли они понимали мои слова – если вообще могли расслышать меня за шумом, который издавал «Страдание».
Настоящее испытание поджидало меня не в трюме, но на палубе для гребцов. Там каждый раб был прикован к своей скамье и на каждом были кандалы. Весла убрали, чтобы не мешать кораблю маневрировать, но гребцов оставили на палубе. Несколько месяцев я гостил на этой восхитительной палубе для гребцов и вставал со своей крошечной скамейки в самом углу, только когда меня допрашивали, когда меня пороли, когда делали мой гаэш.
В маленьком коридоре, который вел к палубе гребцов, было холодно. Тяжелая железная дверь заскрипела, когда я открыл ее. Внутри, в полутьме, рабы сжимали свои весла. Они не знали, какой ужас их ждет, но были уверены в его неизбежности.
Я с удивлением увидел Магока, начальника гребцов, который порол каждого раба, который посмел выбиться из ритма. Сейчас этот великан лежал в углу и плакал.
Я обещал себе, что убью Магока. Я собирался это сделать, но не смог заставить себя убить человека, который лежал, обхватив руками колени, едва не обделавшись от страха. Не обращая на него внимания, я принялся снимать кандалы с гребцов. Снаружи что-то завывало – то ли ветер, то ли сам корабль, который шел с чудовищной скоростью. Люди, прикованные к своим скамьям, едва могли встать. Мы не сказали друг другу ни слова, но это не имело значения: рев ветра унес бы любые слова раньше, чем их удалось бы разобрать.
Когда я покончил с замками, то понял, что дрожу не от страха и не от холода. Я коснулся Кандального камня: на ощупь он был словно ледяная глыба. Один из рабов жестом предупредил меня об опасности, и сабля Делона разрубила воздух в том месте, где я только что стоял.
Делон заорал на меня. Слов я не расслышал, но было ясно, что он мной недоволен.
Он снова замахнулся, но в этот момент корабль резко дернулся. Что-то заслонило собой иллюминаторы, и в трюме все потемнело. Делон промахнулся, и лезвие его сабли застряло в деревянной скамье. До меня донесся шум, шарканье ног и чьи-то вопли.
Что-то отодвинулось от иллюминатора, и внутрь проник крошечный луч света. Я увидел, что один из гребцов душит Делона своей цепью.
Забавно. Может, мускулы на ногах гребцов и ослабели от долгого бездействия, но выше пояса гребцы были невероятно крепкие. Мало кто на борту «Страдания» любил Делона. Рабы ненавидели его даже больше, чем Магока.
Я не стал смотреть на то, что они с ним сделают. Я понял, что на мгновение заслонило иллюминатор, и пришел к выводу, что у нас большие неприятности.
Это было щупальце.
Выбежав на палубу, я заметил, что у щупалец, которые обернулись вокруг «Страдания», нет ни одной присоски. Вместо них были зубы – жуткие, загнутые кусочки кости, хитина или другого острого, словно бритва, материала, который резал дерево, словно лезвие топора.
Я упоминаю об этом потому, что щупальца никак не улучшали прочность корабля, обматываясь вокруг мачты и корпуса.
В других обстоятельствах, я уверен, матросы набросились бы на эти щупальца с мечами и гарпунами. Но вместо этого они вцепились в поручни и что есть сил визжали. Корабль опасно накренился. Я подумал, что мы, наверное, проходим рядом с особо опасным «клыком».
Но это было не так. Мы попали в Глотку.
Корабль наклонился так, что половина неба превратилась во вращающийся вихрь. Водоворот был шириной в милю, и в его центре находилась бездна – возможно, вход в саму преисподнюю.