Комедия давно отказалась от бичующего, грубого юмора, который, изображая смешные стороны характеров и жизни, нещадно бил, громко приговаривая, что так не должно быть. Для этого нужны твердые убеждения и совершенно определенные нравственные понятия. В наш век гипотез и беспринципности комедия обратилась в юмористическую идиллию, где есть над чем призадуматься, есть на чем и помириться, если долго задумываться не желаешь и в конце концов выносишь назидание, что, может быть, оно так и быть должно. Очень любимы публикою водевили и шутки, притом тем более любимы, чем более нелепо содержание и пошлы подробности; авторы давно подметили это и, как подобает трезвым практикам, хорошо знакомым с роковыми законами рынка, стараясь угодить и превзойти, дошли до полного воздержания от всякого смысла и такой фантастической пошлости, что настало время среди всевозможных выставок и конкурсов устроить конкурс пошлых нелепостей, который наверно нашел бы своих тонких ценителей среди современных культурных спортсменов.
Место, занимаемое курением среди физических утех, мы должны отвести по праву, говоря об умственных утехах, картам. Это тоже перл и одно из самых замечательных проявлений увеселительной психопатии.
По целым часам люди, которые не только себя считают, но и другими признаются здравомыслящими, убивают время следующим образом. Они сидят за зеленым столом с кусками картона в руках, каждый кусочек картона имеет условное значение, означенное с одной стороны, тогда как с другой стороны все эти кусочки картона обманчиво схожи. Правдивую сторону картона любовно оборачивают к себе, ревниво охраняя ее от взоров товарищей по игре, а обманчивую сторону обращают к другим. Весь интерес игры заключается в том, чтобы, забыв абсолютную бесполезность этого занятия, сосредоточить все свое внимание на том, как бы воспользоваться данною комбинациею карт в ущерб другим и на пользу себе.
Эра игр, вполне достойная рыцарей капитализма. Как в жизненной борьбе за существование, они не только считают дозволенным, но даже похвальным прибегать ко всяким хитростям, интригам и подвохам, лишь бы не был нарушен буквальный смысл закона, так и в этой игрушечной борьбе умение обманывать и притворяться считается особенно ценными качествами, лишь бы были соблюдены условные правила игры.
Человеку, не одержимому картоманией, горько и обидно видеть играющих, если он имеет к ним хотя немного чувства любви и уважения. Их глубокомысленная сосредоточенность во время развлечения ума этим игрушечным калейдоскопом представляет из себя самое жалкое зрелище; в эти минуты – это положительно маньяки, глубоко убежденные в мировом значении той нелепости, которая стала предметом их мании. Это жалкое зрелище превращается иногда в отвратительное, когда вы видите этих взрослых людей, теряющих в пылу игры всякую меру, доходящих до состояния невменяемости; в эти минуты они не только считают себя вправе грубо обращаться с теми, кому вне игры они не имеют причины отказывать в уважении, но даже не стыдятся доходить до бешенства, возвышая голос до угрожающих криков и словами и взглядами выражая всю силу своей неприязни. Это называется быть серьезным игроком и не считается особенно предосудительным; как мало, однако, надо не только любить и уважать человека, но даже только желать иметь право любить и уважать его, чтобы не считать это позором для него.
Какая степень холодного равнодушия нужна к Богу и ближнему, чтобы мириться с этим позорным унижением образа и подобия Божия, обзывая это позорное настроение духа и не менее позорное поведение – извинительною слабостью! Какая высокая степень злобного презрения к человеческой личности нужна для того, чтобы, не признавая это даже и за слабость, нуждающуюся в извинении, говорить, что это безразличное, нормальное явление культурной жизни!
Не все, конечно, так серьезно относятся к этой вредной и безнравственной игрушке; многие сознают, что это игрушка, а не серьезное дело; это, конечно, умнее и не так позорно для общего настроения разумного духа; во всяком случае, это не умно и не полезно, как бессмысленное убивание времени, обманчивая гимнастика сознания и искусственное отвлечение воли духа от более светлых и высоких мыслей и чувств.
В конце концов, эта игра, строго выдержанная в духе капиталистического строя, имеет и свою игрушечную биржу в эпилоге. Происходит денежная расплата. Победители, сумевшие воспользоваться благоприятными обстоятельствами на пользу себе, взимают дань с побежденных, менее счастливых или менее ловких. Принять эту денежную подачку, эту премию за хитрость и изворотливость, т. е. порочность или за ничем не заслуженное счастье, т. е. несправедливый случай, не только не считают постыдным под тем изумительным предлогом, что каждый из участников игры может быть в том же положении, но даже очень рады, когда удастся разыграть эту роль героя наживы.
Когда настроение духа позорно, вся жизнь человека позорна, не могут не быть позорны его утехи и нет границ позора для свободной воли грешного духа. Так и тут. Игра в карты – позорная утеха для разумного духа, опьянение ума пестротою самого бессмысленного из всех умственных калейдоскопов, но по степени позорности есть целая лестница карточных игр, постепенно спускающаяся от позора беспечного убивания времени до позора свирепой мании серьезной игры, до еще большего позора зверской алчности разорительной азартной игры, этого публичного грабежа по взаимному соглашению, доходя, наконец, до позорной профессии, основанной на эксплуатации глупости и порочности ближнего.
И карточная игра наравне с курением табака – одно из самых поучительных и разительных проявлений увеселительной психопатии, этой болезненной жажды грешного духа развлекаться во что бы то ни стало, заглушая в себе всякими способами страшное сознание своей греховности и разумного смысла земного бытия. Эти два наиболее уродливых явления культурной жизни, по обычаю мира сего, до того вошли в привычки, что никто не возмущается ими и не считает позорными.
В наш век развязных адвокатов находит себе защитников и карточная игра. Насколько полезно просидеть неподвижно за карточным столом весь вечер и часть ночи тому, кто целый день сидел в канцелярии, конторе или кабинете, настолько извинительно предпочитать развлечение ума этим умственным калейдоскопом задушевному разговору или чтению в кругу семьи или друзей, насколько симпатично предпочитать настроение духа, соответствующее этой утехе радостному общению духа живого с Богом и ближними, предоставляю судить читателю, предвидя заранее, что многие одичавшие в дебрях цивилизации современные культурные люди встретят слова мои о радостном общении с Богом позорным недоумением и ответят на них не менее позорною насмешкою.
Нравственные калейдоскопы основаны на свойствах духа любить. Свойству этому соответствуют нравственные потребности; разумное удовлетворение этих потребностей делают жизнь человека добродетельною и его самого высоконравственным; неразумная игра в добродетели, при отсутствии действительных нравственных потребностей, делает жизнь человека порочною и его самого кощунствующим фарисеем. Вот почему Спаситель мира, сказав своим ученикам: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного[12], предупреждал их в той же нагорной проповеди: Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая[13].
Мы до того разучились мыслить и чувствовать по-христиански, т. е. понимать святую гармонию духа и быть гармонически настроенными, что многие из нас соблазняются, сопоставляя эти два слова, исшедшие из уст Божиих, не разумея огрубелым сердцем разницы между добрыми делами, порожденными светом духовным, и милостынею, которую делают перед людьми, чтобы они видели и хвалили, тем более не понимая разницы между добрыми делами и милостынею вообще.
Человек не может задушить в себе основную способность духа – любить. Когда он не любит Бога и творение Его, когда он не любит образ и подобие Божие ближнего своего, он извращает свою духовную природу, направляя всю силу любви своей на себя (эгоизм), на работу сознания (научное пьянство), на один из видов ощущения (прочие виды пьянства жизни), на животных, на растения, даже на бездушные предметы, – все это не более, как игра в любовь.
Как не имеет границ жажда познания, так не имеет границ и жажда любви. Как может удовлетворить жажду сознания одна абсолютная истина, так может удовлетворить жажду любви одна безграничная любовь к Богу и всему Его творению, любовь вселенская. Как разумное удовлетворение умственных потребностей духа не может состоять ни в чем ином, как в стремлении познать абсолютную истину и на ней основать разумную оценку относительной достоверности научных гипотез, так и разумное удовлетворение нравственных потребностей духа не может состоять ни в чем ином, как в любви к Богу всем сердцем, и творение Его, по мере того, насколько не искажен в нем образ и подобие Божие, насколько ярко и понятно для нас сияет на нем Бога вечная печать. Как, не веруя в единый источник абсолютной истины – Божественное Откровение, можно только развлекаться умственными калейдоскопами, так и не любя всем сердцем своим Бога – это абсолютное совершенство, единое абсолютно достойное абсолютной любви, можно только развлекаться нравственными калейдоскопами, тем более гнусными, чем более святы те чувства, которыми грешное человечество смеет легкомысленно играть.
Во главе всех нравственных калейдоскопов надо поставить те, которые основаны на любви к Богу. И молитва, и богослужение для многих грешных душ, вполне преданных жизни по обычаю мира сего, не что иное, как нравственный калейдоскоп, которым они дерзко играют, одни из-за гнусного расчета, чтобы обмануть других, другие из подлой дряблости, чтобы обмануть самих себя, симулируя любовь к Богу, которой у них нет, с тайною надеждою обмануть и Бога этою наивною фальшивою монетой.
Эти христиане на час воображают себя друзьями Бога, поиграв несколько минут нравственным калейдоскопом, оставаясь всю жизнь друзьями миру и на каждом шагу изменяя Богу и Христу Его в угоду миру, чтобы жить по излюбленному ими антихристианскому обычаю мира сего.
О, если бы они хоть на минуту поняли, как позорно их настроение и как гнусно их поведение; они бы не читали в молитвах страшные приговоры себе, воображая, что покупают тем право на милость Божию, и не позорили храма своим присутствием, воображая, что совершают тем богоугодный подвиг.
Нет меры их лицемерию и бесстыдству. Они называют Бога Отцом, оставаясь и желая оставаться сынами дьявола; они говорят, что веруют в Него, творя себе ежедневно новые кумиры, елика на земле низу; они просят, да святится имя Его, и ежеминутно позорят имя Христа Его, которое бесстыдно носят; они говорят, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, и знать не хотят ни волю Его, ни Царство Его, сами живя и детей приучая жить по противному воле Божией обычаю мира сего; они просят хлеба насущного для всех и готовы все у всех отнять на пользу себе; они наивно просят, чтобы Бог не прощал им грехи, как они считают за глупую сентиментальность прощать другим; они говорят, не введи нас во искушение, и тщательно ищут, не найдут ли какое новое искушение для разнообразия; они просят избавить их от лукавого, а в глубине души верят, что именно его и есть царство, и сила, и слава ныне, и присно, и во веки веков. Они приходят в храм Божий, где все напоминает им вечную истину правды Его и, беспечно простояв на святом месте, ничего не видя глазами, не слыша ушами и не уразумев сердцем, выходят довольные собою и с головою погружаются в обычную рутину жизни. Бесконечно милосердие Божие, и они считают себя правыми потому, что Он не истребляет их; они играют в нравственные калейдоскопики и смело заявляют, что так и быть должно, что Бог довольствуется малым и что их ребяческая игра достаточна для гармонии духа и созидания Царствия Божия, а она достаточна только для того, чтобы сделать неразумие огрубелого сердца их неизвинительным.
Играя в любовь к Богу, люди играют и в любовь к ближнему. Не любя Бога, не за что любить ближнего, а любя Бога, нельзя и не любить ближнего, зная, что он способен быть образом и подобием Его.
Как не может иметь пределов любовь к Богу, так не может иметь пределов и любовь к ближнему. Если я не люблю Бога всем сердцем, я еще совсем не люблю Его потому, что еще не уверовал и не познал Его; если в ближнем и самом себе я не желаю страстно любить образ и подобие Божие, я не люблю Бога; если ближнему моему я не желаю той же степени подобия Богу, какую желаю и самому себе, я не люблю ближнего, если я не употребляю все мои силы физические, материальные, умственные и нравственные на то, чтобы доставить ближним моим возможность стать образом и подобием Бога, а отделываюсь от них и от сознания нравственной потребности любить их чем-либо другим, кроме искренней заботы помочь им стать образом и подобием Божиим, я играю в любовь к ближнему.
Этот разряд нравственных калейдоскопов называют благотворительностью; эта игрушечного дела филантропия так же вредна, как и игрушечного дела религиозность, убаюкивая совесть, заглушая сознание полного равнодушия, которое есть не что иное, как вражда к Богу и ближнему.
И эти нравственные калейдоскопики позорны, указывая на то, что людям известны гнойные язвы жизни по обычаю мира сего и они не хотят исцелить их, стараясь только кое-как прикрыть их для порядка и приличия.
Как люди играют в любовь общечеловеческую, так они играют и в любовь личную, считая ее за скверную, по их понятиям, физическую потребность, что и заставило меня говорить о разврате в другом месте, хотя следовало говорить о нем именно здесь. Развратники, признавая разврат за естественную физическую потребность, тем самым узаконивают дисгармонию духа, подчиняя высшую нравственную потребность любить низшему свойству духа ощущать, делая пособниками своего разврата тех, кого не любит и не уважает, что и приводит его в конце концов к геенне огненной половой психопатии, нимало не удовлетворяя высшую нравственную потребность его духа любить и быть любимым.
Грешное человечество в погоне за развлечениями, желая заглушить таинственную мировую скорбь воплощенного духа и не желая в то же время сознать свою греховность и покаяться, изобрело себе бесконечное число разнообразных утех, все эти утехи походят на пестрые калейдоскопы; ни перечислять их, ни их систематизировать я не берусь; я желал только указать на то, что все они основаны на стремлении воплощенного духа развлекаться, когда злая воля не позволяет ему желать разумно удовлетворять свои физические, умственные и нравственные потребности; указать и на то, что, когда дух не желает подчинять ощущение сознанию, любви, он делает из ощущения игрушку; когда он не подчиняет сознание любви и, не любя Бога, отказывается понять любовь Творца и принять Божественное Откровение, он, отказываясь допустить возможность познать абсолютную истину, обрекает себя на бесцельную игру в умственный калейдоскоп; когда он не любит Бога всем сердцем и не любит ближнего, как самого себя, он может только кощунствовать, играя в добродетель, оставаясь в то же время грешником нераскаянным.