Итак, раз это так необходимо, слушай. Все, как на духу и с самого начала.
Когда родилась Криста, мне было шесть. Мои родители почему-то много времени проводили с ее родителями. Став старше, я объяснил это тем, что они над чем-то вместе работали. Но, конечно, это только моя придумка, и может быть абсолютной неправдой. Может быть, они были собутыльниками или еще кем, а наивный мозг шестилетки был склонен все идеализировать, старательно вытесняя из долговременной памяти бутылки и побои. Демон его знает, как все было на самом деле! Прости, Господи, что упоминаю врагов Твоих.
И да, я не помню, как назвали Кристу родители. Они успели сказать ее имя всего лишь раз в моем присутствии. А потом мы остались одни на той демоновой улице. Ох, опять. Прошу прощения за все будущие сквернословия сразу, но если Ты есть, то сам знаешь, эту историю без ругательств не рассказать.
На чем я остановился? Ах да. Мы остались одни. Я и держал на руках маленькую девочку, с белыми и на удивление длинными для новорожденной волосами. Она кричала, не переставая. И я совершенно не понимал, что теперь мне с ней делать. Да что там с ней, я не понимал даже, что делать с собой. Чтобы успокоить ее, я начал с ней болтать. Говорил все подряд. Просто называл все предметы, что видел вокруг себя, по очереди.
Я стоял рядом с покосившейся и давно закрытой церковью и одним из предметов, попавшихся мне на глаза, очевидно, оказался крест.
– Смотри, какие ворота, – говорил я. – И крестик! Гляди, какой крестик!
И девочка успокоилась. Замолчала.
– А вон трубы, – продолжал я, и она опять заплакала. – Не нравятся трубы? А крестик?
И снова тишина.
– Крестик, крестик, самый красивый на свете крестик…
Приговаривал я, забираясь в разбитое церковное окно цокольного этажа. Так что, выходит, Криста сама выбрала себе имя, да.
Мы жили в той полуразрушенной церкви. Я понимал, что детей надо кормить и мыть, но точно не готов был делать это сам. И если себе еду я еще мог украсть, то Кристе необходимо было молоко из бутылочки. И соска на бутылочку. Ну и где я это все должен был брать?
Именно вопрос жизнеобеспечения Кристы стал причиной того, что я нашел подобие семьи.
Мышку я повстречал на одном из рынков, когда пытался украсть молока. Она схватила меня за ухо, когда моя рука уже тянулась к заветной бутылке.
– Попался! – завопила она писклявым противным голосом и потащила меня в какую-то подворотню.
Я попытался вывернуться, но она держала за ухо крепко.
– Маленький гадкий воришка!
– Я не вор! – мне было обидно называться вором.
– Я своими глазами видела, как ты пытался украсть молоко! – девчонка за ухо развернула меня к себе, удивляясь моей наглости.
– Это не мне!
Она сразу же меня отпустила и с любопытством уставилась на меня.
– Котенка прячешь? Покажи!
– Не котенка, – буркнул я.
– А кого?
Конечно, мне хотелось переложить ответственность со своих плеч на чьи-нибудь другие, и мне действительно нужна была помощь. Поэтому я недолго думал.
– А ты никому не скажешь? – сощурился я.
– Зуб даю, – пообещала девчонка. – Коренной! Меня, кстати, Мышкой зовут.
Это показалось мне серьезным аргументом и почти клятвой на крови, и я повел Мышку в церковь. Новой знакомой было двенадцать или около того, она не помнила своих родителей и своего имени, жила на улице с самого раннего детства и на рынке тоже воровала. А ко мне прицепилась исключительно из природной вредности.
– Да, – протянула она, увидев орущего в грязных тряпках ребенка. – Это точно не котенок.
Я до сих пор благодарен ей за жизнь Кристы. Сам бы я не справился. Не в шесть лет. И хоть теперь мне пришлось воровать и для Мышки тоже, я был счастлив тому, что она взяла на себя заботы о белокурой девочке. Если подумать, то без Мышки и я бы не выжил на демоновой улице, у которой были свои законы, жестокие и непонятные, но неукоснительно соблюдаемые и вбиваемые кулаками прямо в тупые головы новичков. Наша старшая подруга сделала все возможное, чтобы я получил от уличной жизни как можно меньше тумаков.
По ночам, когда Криста засыпала, подложив под щечку маленький кулачок, мы с Мышкой подолгу разговаривали. О прошлом, о родителях, о мечтах… Я все пытался вспомнить, что было перед тем, как мы с Крис оказались возле этой церкви, но у меня ничего не получалось. Подруга говорила, что это к добру.
– Значит, случилось что-то настолько плохое, что если ты вспомнишь, то сразу умрешь! – страшным голосом вещала девочка.
– Прям-таки и умру, – фыркал я, в душе с ней соглашаясь. – От воспоминаний не умирают.
– Еще как умирают. Чаще, чем от арбалетной стрелы!
– Гонишь!
– Вот те зуб!
– Два давай!
Мы смеялись, обнимали малышку Кристу и так засыпали. Я был счастлив тогда.
Знаешь, Господи, мы прожили в той церкви втроем около трех лет, а я не могу вспомнить лица Мышки. Оно смазывается в памяти, ускользает, черты не задерживаются в голове и на миг… Однажды она просто не вернулась. Я искал ее по всему городу, звал ее по имени на перекрестках, спрашивал у знакомых. Один из них рассказал мне, что Мышка понравилась одному из местных бандитов (она ведь выросла в очень симпатичную девушку). Этот бандит пригласил ее куда-то (память меня подводит), и она пошла. Никто больше ее не видел.
Для меня это оказалась намного более страшная боль, чем потеря родителей. Мне казалось, что я не переживу. Каждый раз, когда Криста спрашивала: «Де Мыська?», мне хотелось пойти и убить того ублюдка, который забрал у нас нашу Мыську. Но, хоть мне и было девять, я никогда не был дураком и понимал, что такая моя опрометчивость приведет только к тому, что Крис останется одна. В три года на улице одной не выжить. А значит, месть нужно отложить до лучших времен.
Глава 4
Ронни
Через год после этого я впервые увидел лей-линии.
Я проснулся от яркого пульсирующего света, который словно прорезал пол откуда-то из-под церкви. Сначала я жутко испугался, просто невероятно. Я бросился к Кристе, боясь, что этот луч просто разрежет мою малышку. Схватил ее на руки, прижал к себе, стараясь отодвинуть как можно дальше от света. Крис проснулась, ухватилась ручками за мою шею, испуганно оглядываясь. Жизнь на улице может даже четырехлетнего ребенка научить всегда быть начеку.
– Ронни? Что случилось?
– Малышка, я не знаю, – возможно, нужно было бежать как можно дальше от того света, но я не хотел уходить из своего дома. Я хотел, чтобы ушел свет.
– Ронни, я хочу спать, – захныкала Криста. – Еще совсем ночь.
– Погоди, Крис, – я чмокнул ее в щеку. – Ты все равно не сможешь спать при таком свете.
– Каком свете, Ронни?
Так я понял, что, кроме меня, этот свет никто не видит.
Долгое время я просто не мог спать. Демонов свет залазил под ресницы, как бы я ни укрывался, как бы не прятал голову. Я искал новое жилье, но вдруг обнаружил, что все наиболее пригодные для нашей жизни места, тоже стоят на световых линиях. Сначала от этого понимания я пришел в ужас, но вскоре страх перед неизведанным перешел в раздражение. Я был истощен и измотан бессонницей, я начал срываться на Кристе, драться с такими же беспризорными ребятами, и довел себя до того, что однажды просто лег на линию света в искренней надежде, что она, наконец, поглотит меня или оставит в покое.
И она оставила. Утром я проснулся в полутемном помещении церкви. Рядом играла самодельными куклами Крис. Линия была, но едва заметная, совершенно не мешающая, а наоборот, словно поддерживающая, указывающая путь. Я не знал, отчего линия изменила свое поведение, но понял, что могу влиять на нее. Каждый раз, когда она становилась ярче, я просто ложился на нее спать, и все проходило.
С Лисом мы познакомились еще примерно через год. Даже не помню, при каких обстоятельствах. Может быть, мы даже подрались с ним при первой встрече, а потом я позвал его в гости. Он был младше меня на пару лет и сразу понравился Кристе. Когда он приходил в нашу церковь, она просто млела, а он так же млел от нее. Для маленького белокурого ангела он был чем-то неземным, и Лису нравилось быть для нее именно таким. Он нашел своего зрителя. Точнее, он забрал моего зрителя.
Юркий рыжеволосый мальчишка был смешным и свободным. А я был другим. Странно, но я никогда не чувствовал до этого зависти. Никогда. Даже к тем, кого судьба любила больше, чем нас с Кристой. Но в тот момент мне казалось, что история с Мышкой повторяется. У меня опять забирали самое дорогое.
Я старался, терпел, но все же однажды не выдержал и уже был готов выгнать его раз и навсегда. Но…
Знаешь, Господи, тогда я еще верил в Тебя. Я так в Тебя верил, демоны Тебя забери! Но Ты бросил меня уже тогда! Прости, я не должен обвинять того, кого прошу совершить чудо. А мне так необходимо Твое чудо сейчас! Умоляю Тебя!
Но да, я помню правила. Сначала исповедь.
Итак. Когда подъехала карета, мы с Кристой и Лисом завтракали. Я украл почти свежее мясо, и в то утро у нас был пир. Я ломал голову над тем, как избавиться от мальчишки, не расстроив при этом Крис, и ничего не мог придумать. Лис же, наоборот, был разговорчив еще больше, чем обычно.
Мы замерли, когда услышали первые звуки. Теперь я понимаю, что бежать нужно было сразу. Но в нашу церковь никогда за все эти годы не заходили взрослые. Поэтому мы искренне верили, что карета проедет мимо. Потом мы верили, что люди, которые вышли из кареты, просто побродят рядом и уберутся восвояси. А потом в разбитом окне я увидел чье-то лицо, мужчина посмотрел прямо на нас, а после обернулся и закричал:
– Святой отец! Здесь дети!
Нас вытащили наружу, и мы предстали перед ним. Высокий, статный мужчина в идеально белой сутане и с огромным крестом на шее смотрел на нас по-отечески.
– Здравствуйте, дети мои, – глубокий голос, привыкший вещать на более объемную аудиторию, поприветствовал нас. – Вы здесь живете?
– Да, – пискнула Криста.
Мы с Лисом косились исподлобья. В отличие от маленькой Крис, которую я старался оберегать от всего, что может обрушиться на нее во время беспризорной жизни, мы с мальчишкой понимали, что от взрослых никогда не стоит ждать ничего хорошего.
– Я рад, что нашел вас.
Я помню эту фразу, будто бы он сказал нам ее вчера. Для меня она стала началом конца, хотя, конечно, тогда я этого еще не понимал.
Оказалось, что церковь собираются реставрировать, поэтому жить там мы больше не могли. Однако, нам выделили другое место. Всем троим. Это было старое здание, запустевшее, но абсолютно целое. Ветры не пробирали его насквозь, а у каждого из нас даже был свой матрац. Единственное, что меня озадачило тогда, это то, что через это здание из темно-бордового, почти черного кирпича тоже проходила световая линия. В городе была куча мест, где церковное руководство могло нас поселить, а нам опять достался дом с линией. Но Криста и Лис были счастливы. У них появился настоящий дом.
Каждый день к нам ненадолго наведывался святой отец, приносил еду, болтал с нами, научил читать и писать, дарил книги, полные сказочных историй. Первый раз в библиотеку тоже привел нас он. Для трех сирот клирик стал тем, кто открыл двери в новый, более совершенный, чем наш, мир. Он был добр к нам настолько, что через время в его искренность поверил даже я.
Вопрос, который изменил для меня все, он тоже задал именно в библиотеке. Однажды он сказал:
– Я обеспокоен, дети мои. Пожалуй, вам нужно будет покинуть ваш дом.
– Почему? – Лис не скрывал своего расстройства, а Криста еще не поняла, что надвигается очередная буря.
– Я узнал, что через ваш дом проходит дорога демонов. И я волнуюсь за вас.
Ребята ахнули, а я едва проглотил ком в горле.
– Демоны хитры, и они способны прятаться за светом, – продолжил святой отец, внимательно глядя на нас. – Кто-нибудь видел этот свет?
Я молчал, но уже знал, что мне больше не утаить свой секрет.
– Мы не видим, отец, – ответил Лис.
Мальчишка бросил на меня быстрый взгляд и святому отцу этого хватило, чтобы все про меня понять. Я знаю, Лис не хотел меня выдавать, но очень долгое время я не мог его простить.
– Ты видишь свет, Ронни?
Я молчал.
– Хорошо, мальчик мой, хорошо, – похвалил меня мужчина. – Запомни, Ронни, ты особенный. У тебя великий дар.
Я уже говорил, что дураком никогда не был и чувствовал, что мой дар не принесет мне ничего хорошего. Поэтому, когда он привел нас домой, я просто обязан был сделать все правильно.
– Лис, ты должен кое-что мне пообещать, – я дернул мальчишку за шиворот, потому что он демонстративно от меня отворачивался.
– Ничего я тебе не должен!
– Должен, маленький демон, – я отвесил ему оплеуху и вынул нож.
Мальчик забился в моих руках, но я был старше, и в моих руках уже появились отголоски мужской силы.
– Ты сбрендил, особенный! Не смей меня резать!
Криста завизжала, но у меня не было на нее времени.
– Поклянись на крови, что никогда не бросишь ее! – рявкнул я. – Поклянись мне, отродье Темнейшего!
Лис замер, шестилетняя Крис тихо плакала в стороне, закрыв рот руками, а я уже полосовал себе ладонь ржавым раскладным ножом, который нашел на улице пару лет назад.
– Поклянись мне, Лис!
– Я – Тиарго, – буркнул пацан, но нож у меня взял. – Меня мамка так назвала. Мне сказала тетка, которая меня кормила.
Он чиркнул по раскрытой ладони лезвием и поморщился.
– Поклянись мне, Тиарго, – повторил я, протягивая руку.
– Клянусь тебе, Ронни, – он ударил по руке, и мы закрепили клятву рукопожатием. – Я не брошу ее.
– Ронни, ты уходишь? – Криста бросилась ко мне.
Она уже была тяжелая, но я все равно подхватил ее на руки и прижал так крепко, как только мог.
– Малышка, послушай, – если бы там не было Лиса, я бы точно разрыдался не меньше, чем Крис. – Сейчас мне нужно уйти, но я тебе обещаю, что однажды найду тебя. Честно-причестно!
– Не уходи, – завыла девочка в голос. – Я люблю тебя, Ронни!
– Я тоже тебя люблю, – я уже слышал шаги на лестнице. – Ты слышала? Я обещаю, что где бы ты ни была, я найду тебя! И не верь никому, линии не от демонов, Крис. Не от демонов…
– Ронни!..
Дверь отворилась, и я увидел добрую улыбку святого отца.
– Пойдем, Ронни, – мягко позвал он.
И я пошел. Потому что мне надо было защитить моего маленького ангела. Я шел и слышал, как рыдает наверху моя малышка, как что-то бубнит Тиарго.
– Ты умный парень, – похвалил меня святой отец.
– Я знаю.
Вот так, Господи, начались самые страшные четыре года моей жизни. Порой я думал, что не выживу, не смогу, не выдержу. Боль наполняла каждый миг моей жизни. Но я обещал ей, что найду ее. И я сделал все для этого.
Глава 5
Криста
Боль уходит так же быстро, как и пришла. Сначала поднимается по ногам, волной устремляется от живота к сердцу, песком просыпается из головы на грудь, а потом покидает и плечо. Воздух врывается в мои легкие, насыщая кровь кислородом. Шум в голове затихает, и я могу разлепить веки.
Голубые со льдинками глаза смотрят участливо, но при этом совсем не вызывают желания довериться и принять показательное внимание. Странное и жуткое сочетание, словно в пресвятом столько же зла, сколько и добра. Эта полярность пугает, настораживает. Я дергаюсь, пытаясь вырваться, однако Аарон Хоудон словно не замечает этого.
– Так лучше? – одними губами улыбается он, продолжая держать меня своим взглядом, как цепями.
Я мотаю головой, сбрасывая наваждение. Темнейший, да он же сумасшедший! Сначала чуть не убил меня, а теперь спрашивает лучше ли мне? Я смотрю на Тиарго особым взглядом. По этому взгляду рыжий должен понять, что глава энтелонской церкви – один из тех типов, от которых мы старались держаться подальше всю свою жизнь. Обычно такой мой взгляд становился началом для решительных действий Тиарго, целью которых было наше скорейшее прощание с упомянутыми особями. Но сегодня явно не тот случай. Мой друг обеспокоенно осматривает мое лицо, совершенно не обращая внимания на мои сигналы.
– Так вам лучше? – повторяет свой вопрос пресвятой Аарон, привлекая к себе мое внимание.
Да что он пристал-то? Я уже хочу высказаться по этому поводу, как вдруг понимаю невероятное. Плечо под его ладонью не болит. В недоумении я смотрю туда, где раньше была тревожащая меня рана, но, конечно же, сквозь мужскую руку ничего разглядеть не могу. Я просто чувствую, что раны больше нет.