– Гриня, спишь?
Гриша молчал. Разговаривать с отцом он не хотел и в то же время именно сегодня был чрезвычайно рад его визиту. Осталось только сообразить, как объяснить, что тут происходит, да так, чтобы отец ему поверил.
В кухню неспешным шагом вошёл отец. Даже медицинская маска, закрывавшая бо́льшую часть лица, не могла скрыть его удивление. Холодильник открыт, в луже бульона, разлившегося на добрую половину кухни, куски хлеба и банановая кожура. За столом Гриша в перепачканной пижаме, как ни в чём не бывало, пьёт минералку, пытаясь справиться с напавшей на него икотой. Отец, шурша бахилами, подошёл к столу и сел напротив сына. Немного помолчав, он спросил:
– Сынок, ты в порядке?
Гриша икнул.
– Ты пьян?!
Гриша укоризненно посмотрел на отца и отхлебнул ещё воды.
– Ты извини, – начал отец. – Я пришёл поговорить, а тут у тебя ситуация, мягко говоря, не стандартная и…
– Нормальная ситуация, – прервал его Гриша. – Говори, раз пришёл.
– Я вчера погорячился, – продолжал отец. – Наговорил тебе всякого, потом ночь не спал. Ты извини меня.
Гриша смотрел на отца, но плохо понимал, о чём он говорит. Всё было, как в тумане. Голова гудела от утренних событий, а теперь ещё и придётся объяснять, что тут происходит.
За спиной отца приоткрылась дверь, и в коридоре появилась Вера.
– Да, с сиськами перебор, – задумчиво сказал Гриша, разглядывая её формы. Вера благодарно кивнула и скрылась в ванной комнате.
Отец с изумлением осмотрел себя:
– Скорее, с пузом перебор. Ты о чём, Гриня?
– Да я не тебе, – спокойно ответил Гриша.
Отец удивлённо оглянулся:
– А кому?
– Пап, тут такая история странная…В общем, я не один. Девушка у меня тут.
– Поздравляю, – ответил отец, стараясь скрыть удивление. – Вы тут завтрак готовите? – спросил он, кивая на беспорядок на полу.
– Нет. Какой ещё завтрак? – отмахнулся Гриша.
– Ой, так я помешал? – спохватился отец. – Ты извини, я же не знал. Я поговорить…
– Папа, помолчи, – прервал его Гриша. – Ты не помешал, наоборот, ты очень вовремя, мне нужна твоя помощь.
Отец достал платок из кармана и промокнул вспотевший лоб:
– А я-то чем могу тебе помочь? – прошептал он, наклонившись вперёд.
– Помоги с ней справиться, пожалуйста, – дрожащими губами прошептал Гриша.
От такой неожиданной просьбы отец откинулся на спинку стула и испуганно уставился на Гришу:
– Сынок, ты про уголовный кодекс слышал? Так вот, там пишут…
– Какой кодекс? Папа, выгнать её помоги, – зашипел на него Гриша.
– Тьфу ты, что ты мне голову морочишь? А на кой чёрт её приводил?
– Да не приводил я её! – закричал Гриша.
– Ты точно в порядке? – спросил окончательно сбитый с толку отец.
– Нет, не в порядке, и прошу тебя помочь. Выгони её, пожалуйста!
– Хорошо, хорошо, – вкрадчиво сказал отец. – Сейчас я её выгоню. Где она?
– Да вон, за тобой стоит, – кивнул Гриша на стоявшую в дверях Веру.
Вера, радостно подпрыгивала, пытаясь привлечь к себе внимание Гриши:
– Ура-ура, Гриша, спасибо, спасибо, так намного лучше, – залопотала она, как только Гриша договорил. Она скакала на месте, тыча себе пальцами в заметно уменьшившуюся грудь.
Отец обернулся:
– Гриня, ты только не нервничай, просто скажи, где именно она стоит? – спросил отец, всматриваясь в коридор.
Гриша вскочил со стула:
– Ты что её не видишь?! Да вот же она перед твоим носом!
Гриша схватил со стола яблоко и швырнул его в Веру. Но яблоко, пролетев мимо, врезалось во входную дверь и разлетелось на куски.
– Ты сейчас попал? – спросил отец, продолжая смотреть в коридор.
– Почему он тебя не видит?! – закричал Гриша и запустил в Веру бутылку с водой.
– Потому что ты в меня не веришь, – обиженно ответила она, уворачиваясь от Гришиного обстрела.
Отец снова посмотрел назад и встал из-за стола.
– Так, спокойно. Давай разберёмся: ты нормальный? Нормальный! Я тоже вроде в себе не сомневаюсь, но есть один нюанс. Ты её видишь, а я нет. Вот с этим и будем разбираться. Ты сегодня спал вообще?
– Да причём тут спал или не спал, – вспылил Гриша. – Она вон перед твоим носом скачет, а ты её не видишь!
– Повторяю, – повысил голос отец, – ты сегодня спал? Отвечай просто «да» или «нет».
– Конечно, – ответил Гриша. – Как вы с мамой уехали, таблетки выпил и сразу лёг.
Отец встал и пошёл в комнату. Гриша последовал за ним.
Подойдя к столу, отец ткнул пальцем в пачку таблеток:
– Эти?
Гриша кивнул.
– Ну, вот тебе и ответ, – улыбнулся отец.
Гриша недоверчиво покачал головой:
– Я и раньше их принимал, но такого не было.
– Всё когда-то бывает в первый раз. – Отец поднял кресло и, усевшись в него, оглядел комнату.
– Знатный погром ты тут устроил. Я тебя очень прошу, ложись сейчас, отдохни, а я поеду.
– А с ней как быть?
– Ах, да! – воскликнул отец, хлопнув ладонью себя по лбу. – Она где?
Гриша кивнул на кровать, на которой, улыбаясь, сидела Вера.
– Сударыня, соблаговолите покинуть помещение, – сказал отец, театрально разводя руками.
Немного помедлив, Вера встала и пошла к выходу. Проходя мимо Гриши, она ущипнула его за руку.
От неожиданности Гриша вскрикнул:
– Дура, пошла вон!
– Ещё увидимся, – пообещала Вера и скрылась за дверью.
Выйдя на порог квартиры, отец обернулся:
– Она вышла?
Гриша кивнул.
– Вот и славно, отдыхай, – отец закрыл за собой дверь.
Гриша с облегчением вздохнул. Было ещё утро, а он уже чувствовал себя абсолютно разбитым. Пройдя в комнату, он снял с себя перепачканную пижаму и уселся на кровать.
«Господи, мне же полдня этот бардак разгребать, – подумал Гриша, оглядев разгромленную комнату. – Вот ведь как странно, столько лет отец превращал наши встречи в скандал, а тут сам пришёл извиняться, да ещё как вовремя, и маску надел… Всё, больше никаких скандалов и таблеток.
Таблетки!».
Он подошёл к столу, сгрёб пачки злосчастных пилюль и высыпал их в мусорную корзину, лёг на кровать, укрылся одеялом и закрыл глаза.
Сон был странный и больше походил на галлюцинацию.
Ему снился огромный читальный зал с длинными полками, заполненными его дневниками. В центре зала большой стол, за которым сидели родители, одетые, словно врачи в медицинские халаты, перчатки, маски и шапочки. Не обращая внимания на Гришу, они листали его дневники и делали пометки в большом журнале, висящем в воздухе.
– Что вы делаете? – спросил Гриша, подойдя к столу.
– Работаем, – ответил отец, не отрываясь от дневников.
Гриша схватил стопку своих тетрадей со стола, но они рассыпались в руках.
За спиной послышался шелест бахил. Маленькая девочка, одетая, так же, как и все в зале, принесла очередную стопку дневников и положила на стол. Стоило Грише схватить их, как они тоже рассыпались, а расторопная девочка уже ставила новую.
– Вера, – закричал Гриша, – хватит брать мои дневники! А вы, – обратился он к родителям, – прекратите их читать!
– Гриня, без маски сюда нельзя, – продолжая листать дневники, сказал отец.
– Да, сынок, папа прав, перчатки ещё надеть нужно, – вторила отцу мама.
– И почему без бахил? – послышался голос Веры откуда-то сверху.
Гриша вздрогнул и проснулся. Очень хотелось пить. За окном было уже темно, и комнату едва освещали отблески уличных фонарей. Войдя на кухню, он открыл холодильник, взял бутылку с водой и принялся пить из горла.
– Вот это жопа, – послышалось за его спиной.
Поперхнувшись, он обернулся. На подоконнике сидела Вера. На этот раз она выглядела иначе. Одетая в синие джинсы и чёрную водолазку, она вертела в руке прядь волос, собранных в тугой хвост.
– Я тут прибралась у тебя немного, – спокойно сказала она, разглядывая голого Гришу. – Извини, книги не стала трогать, не хотела тебя будить.
– Помогите! На помощь! – заорал Гриша и бросился в ванную.
Заперев за собой дверь, он встал под душ и открыл холодную воду.
– Нет, нет, так не может быть, – бормотал он. – Я ведь поел, выспался, она исчезла, всё должно было пройти.
Вера постучала в дверь:
– Открывай, истеричка, давай поговорим.
– Сгинь! – крикнул Гриша и с остервенением стал растирать себя водой.
– Ну, хорошо, давай так поговорим, – послышалось из-за двери.
Гриша встал на колени и, трясясь от холода и страха, запричитал:
– Господи, пусть она исчезнет или меня отпустит уже. Сделай что угодно, но пусть это уже прекратится!
– Ты же не веришь в Бога, – отозвалась Вера. – Ты говорил, что если что-то и есть, так только в виде энергии.
– Тебе я этого не говорил, – перекрикивая шум воды, ответил Гриша.
– Не мне, но говорил же, и я это знаю, как почти всё, что ты говорил и думал. Ты же умный парень, книг вон сколько прочёл, трансёрфинги всякие и практики разные делал. Я – то, что ты хотел получить. Я безопасна и стерильна для тебя. Ты вон даже не дёрнулся маску или перчатки надеть, пока я тут. И кстати тебя и не тошнило ни разу за все это время.
Звуки рвотных спазмов смешались с шумом льющейся воды.
– Ну, почти ни разу, – с досадой сказала Вера. – Но до этого-то ни разу… Ладно, сгинуть по твоей просьбе я не могу, поэтому успокаивайся и выходи.
Выходить Грише совсем не хотелось, но и сидеть в ванной было глупо.
Укутавшись в халат и превозмогая страх, он открыл дверь. Его стало одолевать странное чувство: всё вокруг было знакомо, но он не чувствовал себя дома.
– Голодный? – послышался голос Веры из кухни.
– Не знаю.
– Иди есть.
Гриша настороженно заглянул в кухню. Вера деловито накрывала на стол, бормоча себе под нос детскую считалочку:
– Раз, два, три – берём тарелку.
Раз, два, три – кладём еду.
Раз, два, три – налево вилку.
Раз, два, три…
Она на мгновение замолчала: – Ты не помнишь, как там дальше?
– Помню, – угрюмо ответил Гриша, стоя в дверях.
Он смотрел на неё и не мог поверить своим глазам: она так ловко управлялась на кухне, как будто жила здесь. Открывая нужные ящики, она доставала посуду и расставляла на столе всё именно так, как ему было удобно и привычно. Даже салат она положила не в одну тарелку с горячим, а в отдельную. Хотя то, что он не любит, когда холодный салат смешивается с теплой едой, знала только его мама.
– Ешь, – сказала она, жестом приглашая к столу.
– Но как это возможно? – спросил Гриша, уставившись на Веру.
– Что именно? – переспросила она. – Тебя научить, как есть? Это просто: еду на вилку, вилку в рот – жуй, кайфуй, глотай.
Он сел за стол.
– Да нет же, – стараясь сохранить спокойствие, ответил Гриша. – Всё это – как возможно? – он развёл руки в стороны. – Ты знаешь про меня то, что не знает почти никто, ты знаешь, что и где лежит на кухне, считалочку эту… Я в детстве её придумал и сам уже почти забыл о ней. В конце концов, тебя не видит мой отец, а я вижу. Как это возможно? Как ты вообще возможна?!
Вера улыбнулась:
– Возможно всё, во что мы верим.
– Это моя мысль. Ты постоянно говоришь моими словами, кстати, это тоже стоит объяснить, – сказал Гриша и ткнул вилкой в салат.
– Хорошо, – согласилась Вера. – Я знаю не многим больше тебя, а может и столько же, но постараюсь объяснить. Я не знаю, откуда я и что было до момента моего появления здесь. Всё, что я знаю – это то, что знаешь ты – всю твою жизнь, всех людей, которых ты встречал, все книги, которые прочёл. Только понимаю это по-своему. Ты столько лет меня рисовал, общался со мной в дневниках, что рано или поздно я должна была появиться. А другие не видят меня, потому что ты сам в меня не веришь. Как может быть реальным то, во что ты не веришь? Ты сам, так сказать, меня навизуализировал и сам же отрицаешь. Это всё равно, что пытаться подпрыгнуть, стоя на своих яичках, – она улыбнулась.
– Опять шуточки твои, – с упрёком сказал Гриша. – Мне не до смеха, я себя сумасшедшим чувствую.
– Потому и шучу, что всё очень серьёзно, и если это с такой же серьёзной миной воспринимать, точно рехнёшься. По-твоему, семь лет здоровому мужику сидеть тут, как в монастыре, и с пылинками воевать – это нормально? А как я появилась, так в психи себя записал?
– Ну, хорошо, а что дальше? – спросил Гриша, внимательно глядя на Веру.
– Не знаю, – спокойно ответила она. – Наше «дальше» зависит от того, что мы делаем сейчас. А сейчас я хочу, чтобы ты поел, – она кивнула на тарелку, стоявшую перед ним.
– А ты? – спросил Гриша, ковыряясь вилкой в салате.
– У меня пока нет никаких желаний. Как только появятся, я тебе сообщу.
– Так неправильно, – сказал он, вставая. – Вместе поедим, – он взял чистую посуду и, разделив свою порцию на две части, поставил тарелку перед Верой.
– Ешь.
– Я же сказала – не хочу, – ответила Вера, отодвигая тарелку.
– Тогда и я не буду, – повторяя её движение, Гриша отодвинул свою порцию.
На мгновение Вера задумалась.
– Да ты же боишься, – догадалась она, уставившись на Гришу. – Ты думаешь, что я хочу тебя отравить?! – она вскочила, с трудом сдерживая возмущение.
– Ничего такого я не думаю, – испуганно пробормотал Гриша.
– Тогда ешь, – сквозь зубы процедила Вера и придвинула тарелку ближе.
– Нет, – решительно ответил побледневший Гриша.
– Да на кой чёрт мне тебя травить?! – закричала она. – Если бы мне это было нужно, то я бы тебя спящего давно уже прихлопнула. Да толку в этом нет, потому что ты и так мёртвый. Наличие пульса ещё не показатель. Вокруг жизнь кипит, люди рождаются, умирают, встречаются и расстаются, созидают, испытывают кучу эмоций, а ты замуровался в этом склепе, пыльный параноик. Одни родители и навещают тебя, два раза в месяц, как на кладбище. Только вместо цветочков пока продукты приносят.
Она схватила свою тарелку и швырнула её на пол. От звона разлетающихся осколков Гриша вздрогнул. Он понимал, что Вера права. Она озвучила то, в чём он боялся признаться даже себе самому. Он давно уже смирился со своим затворничеством. А она этими словами взорвала его внутреннее спокойствие, которое разлетелось в клочья под звон бьющейся посуды.
Придя в себя, Гриша огляделся – Веры на кухне не было. Осторожно перешагивая осколки, он вошёл в тёмную комнату и потянулся к выключателю.
– Не включай, – послышался голос Веры.
Она стояла у окна и смотрела на мерцающие огни города.
– Темно же, – попытался возразить Гриша.
– Если ты включишь, светлее не будет. Тут всегда темно, – сказала она, не оборачиваясь. – И еще…Ты извини меня.
– За что? – спросил Гриша, подходя к ней.
– За то, что накричала. Крик – это признак слабости.
– Мой отец всегда кричит, но он сильный.
– Это он с другими сильный, а с тобою нет. Потому и орёт, что сделать ничего не может, от бессилия. Семь лет любит, терпит, орёт, и чем дальше, тем громче.
Она немного помолчала и продолжила:
– Семь лет – странная цифра. Многие считают семь счастливым числом: джек-пот три семёрки, семь этажей Вавилонской башни, нот тоже семь.
– Нот не семь, – возразил Гриша. – Есть ещё диезы.
– Семь, – спокойно продолжила Вера. – Дней недели тоже семь, как и смертных грехов. Видимо, по одному на каждый день.
– Грехов тоже больше.
– Не умничай.
– А ещё самураи принимают решение после семи вдохов и семи выдохов, – воодушевлённо выпалил Гриша, стараясь поддержать беседу.
– Ну, Григорий, это точно не про тебя.
От такой реакции Веры Гриша растерялся:
– Почему это не про меня?
– Напомни, пожалуйста, когда ты последний раз решение принимал?
– В ванной комнате я решил наладить с тобой контакт.
– Да-а, – задумчиво сказала Вера, разглядывая снежный узор на окне, – мужик! Настоящий самурай.
Он стоял рядом и смотрел, как мерцающие огни вечернего города отражались озорными искорками в её глазах. Ему нестерпимо захотелось прикоснуться к ней. Медленно, словно боясь спугнуть, он протянул руку. Кончиками пальцев он почти коснулся её плеча, ощущая тепло её тела, как вдруг она повернулась к нему и, нахмурив брови, спросила:
– Помнишь, я сказала, что, если что-то захочу, сразу скажу тебе?
– Да, – ответил Гриша, робко отдернув руку и пряча её за спиной, как провинившийся ребёнок.
– Я хочу туда, – она ткнула пальцем в окно.
Гриша замер. Он уставился на неё, пытаясь что-то сказать, но не мог произнести ни слова.
Вера повернулась и пошла к двери.
– Ты уходишь? – удивлённо спросил Гриша, совладав с голосом.
Вера подошла к выключателю и зажгла свет:
– Не я, а мы, – она оглядела комнату, будто прощаясь с ней.
– Но я болен… мне нельзя… я не могу!.. – забормотал Гриша.