Владимир Шигин
Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год
© Владимир Шигин
Глава первая
Упоение властью
Девятый вал «триумфального шествия Советской власти», покатившийся с ноября 1917 года из Петрограда по регионам России, одновременно явился и валом «триумфального шествия» революционно-миссионерской деятельности матросов.
С ноября 1917 по февраль 1918 года примерно из 40 губерний и городов страны поступили просьбы на присылку свыше 15 тысяч балтийских моряков. Из более 600 комиссаров, посланных Военно-революционным комитетом в провинцию, 167 были матросами. Почему так велик был у региональных ревкомов спрос именно на матросов? Ответить на это несложно. Именно матросы являлись на тот момент наиболее организованной, мотивированной и сплоченной вооруженной революционной силой. К тому же, именно матросы были уже овеяны славой (хорошей или плохой, в данном случае неважно) двух революций. Все это приводило к тому, что именно с прибытием в тот или иной город матросских отрядов, Советская власть там утверждалась весьма быстро. Таким образом, в первые недели после Октябрьской революции, именно матросы играли едва ли не главную регулирующую роль в политических отношениях населения России.
Историк военно-морского флота М.А. Елизаров пишет: «Матросские отряды, небольшие группы матросов, отдельные матросы-отпускники подчас обеспечивали «триумфальное шествие Советской власти» по городам и весям. Для этого иногда хватало, чуть ли не банки консервов в качестве «гранаты», поднятой матросской рукой на собрании «общественности» какого-нибудь провинциального городка. Матросы приезжали в такие городки или родные деревни, когда там имело место «брожение умов», сомнения в выборе властей в условиях неясности обстановки и отрывочной информации из столицы. У матросов таких сомнений не было. Они уже неоднократно убеждались в правильности советского пути. Они служили часто как бы решающей силовой «гирькой», которая перевешивала неустойчивое равновесие власти на местах в сторону созревшей там власти Советов, после чего в глазах обывателя эта «гирька» вырастала до огромных размеров. При этом матросским комиссарам трудно было осознать всю силу закономерностей следования провинции за столицей. Происходившие на поверхности местной политической жизни, но созревшие глубоко процессы передачи власти Советам, при их непосредственном участии воспринимались матросами только как результат их решительности и силы новых мировых коммунистических идей. Это способствовало дальнейшему усилению экстремистских настроений в матросской среде».
В те дни окружены матросами в качестве охраны, комендантов поездов и различных помощников были не только первые «красные полководцы» Н.И. Подвойский, В.А. Антонов-Овсеенко, М.А. Муравьев, Н.В. Крыленко, но и разного рода советские чиновники. На этапе «эшелонной» гражданской войны, которая началась едва ли не сразу после Октябрьского восстания, матросы так же были незаменимы. Только они имели возможность, как вооруженная сила, пробиться в нужном направлении по железным дорогам, забитым демобилизованными солдатами, беженцами, мешочниками и т. п.
Историк военно-морского флота М.А. Елизаров вполне обоснованно пишет: «Матросы действовали как самостоятельная политическая сила, независимая от своих союзников по Октябрьскому восстанию – большевиков».
В те дни окружены матросами в качестве охраны, комендантов поездов и различных помощников были не только первые «красные полководцы» Н.И. Подвойский, В.А. Антонов-Овсеенко, М.А. Муравьев, Н.В. Крыленко, но и разного рода советские чиновники. На этапе «эшелонной» гражданской войны, которая началась едва ли не сразу после Октябрьского восстания, матросы так же были незаменимы. Только они имели возможность, как вооруженная сила, пробиться в нужном направлении по железным дорогам, забитым демобилизованными солдатами, беженцами, мешочниками и т. п.
Историк военно-морского флота М.А. Елизаров вполне обоснованно пишет: «Матросы действовали как самостоятельная политическая сила, независимая от своих союзников по Октябрьскому восстанию – большевиков».
Причем в той обстановке, случалось, что и начальники порой фактически являлись заложниками собственной матросской охраны. Красочный рассказ о поездке отряда кронштадтцев в начале 1918 года для вывоза из Украины сахара, оставил прикомандированный к ним старшим главсахаровский чиновник Н.Ф. Иконников. У кронштадтцев был, собственно, один настоящий матрос, смотревший на команду свысока. За исключением его и комиссара, остальные представляли собою, по впечатлению Н.Ф. Иконникова, «гомогенную массу подонков портового города. У всех были винтовки, все щеголяли матросскими шапками, которые в то время одни устрашали больше оружия». Любимым их занятием было устройство власти на местах. Во время пути «мои кронштадтцы, – писал Н.Ф. Иконников, – не зная ничего и не желая знать о правилах железнодорожного движения, заботились лишь о скорейшем продвижении вперед, и, приставленный к виску машиниста револьвер склонял его к тому же мнению». В результате задача по вывозу сахара, немыслимая для выполнения кем-либо другим в той, целиком анархической обстановке, кронштадтцами была решена. Во время командировки они загрузили себе вагон продовольствия и спирта, а Н.Ф. Иконникова (работавшего уже тогда на белых) за понимание их методов «революционных действий» одарили всесильным в то время мандатом от Балтийского флота, в котором предписывалось «под угрозой революционной кары оказывать везде и во всем полное содействие» предъявителю.
Что ж, матросы в самом деле, делали только то, что считали нужным и делали это так, как считали нужным. Никто, при этом, не был им указ.
Историк М.А. Елизаров пишет: «Участие моряков в ликвидации центров старой власти, как в столице, так и на фронте накрепко привязало их к Октябрьской революции и вместе с ростом ее значения ещё более повышало роль матросов в общественном сознании. Этому много способствовала правая пресса. Продолжая называть революцию «переворотом», «путчем» большевиков и матросов, она пропагандировала их в глазах населения страны, нуждавшегося в персонификации революции. Причем, если большевиков, как политическую партию, можно было подозревать в политической корысти, то нападки на флот как общенациональный институт были малоэффективны, и пресса склонна была матросов оправдывать. Тем более что их «левый» радикализм в дооктябрьский период в значительной степени оправдывался фактом перехода власти к Советам. В сознании рабочих и других слоев населения надолго закреплялось мнение, что в Октябрьской революции матросы «поставили эту власть». Соответственно в советских газетах печатались многочисленные приветствия и разного рода комплименты в адрес «красы и гордости русской революции». При этом закреплялась уверенность матросов, что Октябрьская революция дело их рук и создавалась почва для матросской миссионерской деятельности. Например, в приветствии рабочих Сысертского завода в адрес Балтийского флота, опубликованном газетой «Уральский рабочий» 3 ноября 1917 г. говорилось следующее: «Шлем тебе, родимый, наш горячий привет… Да будет твоя победа – победа наша!» В результате отношение к матросам стало меняться на бытовом уровне даже со стороны представителей среднего класса. Так, после октябрьских событий в Петрограде, многие дамы «общества» пооткрывали кафе (работавшие недолго за неимением продуктов). Главными посетителями их стали матросы, имевшие тогда, отличие от всех других, реальные деньги. Причем от содержательниц кафе можно было услышать такие оценки: «…Матросы совсем не звери. Напротив, такие забавные. Что-то хотят разыграть, каких-то новых джентльменов…». Что касается самих матросов, то они очень хорошо чувствовали высоту, на которую их вознесла революция и пользовались этим от души.
Стремясь сохранить свое влияние на матросов, Совнарком предпринимал меры для дальнейшей большевизации матросской массы. Так 20 ноября 1917 года Совнарком, под председательством В.И. Ленина, обсудил вопрос об оплате большевистских лекторов, которые не очень охотно соглашались ехать к буйным матросам. В ответ на это матросы стали сами вызывать к себе интересных им лекторов, среди которых были и левые эсеры, и анархисты, одновременно отвергая навязываемых сверху. Если выступление нравилось, то выступающих щедро одаривали продуктами, а не понравившиеся могли и расстаться с жизнью. Отказываться от матросских «приглашений» было нельзя. Так в своих воспоминаниях В.В. Маяковский, не стесняясь, рассказывает, как он, вприпрыжку, мчался к потребовавшим его к себе матросам гвардейского экипажа. Уже в пролетке поэт лихорадочно дописывал свой знаменитый «Левый марш», который, по его мнению, должен был понравиться радикально настроенным матросам. Ожидания Маяковского оправдались, «Левый марш» матросам понравился, и поэта щедро одарили тушенкой и мукой. А вот его коллега Н.С. Гумилев, не поняв, куда он попал, начал читать матросам стихи о царе, за что едва не поплатился жизнью. Спасло Гумилева только редкое самообладание, которое понравилось матросам, и они снисходительно простили «смелого контрика». Едва успела избежать расстрела и выступавшая перед матросами «поэтесса-беспредметница» Нина Хабиас (Н. Оболенская). Войдя в раж, Хабиас призвала собравшихся матросов к… всеобщей революционной однополой любви. Те призыв не оценили и тут же решили извращенку расстрелять. Но пока голосовали, стрелять ли ее прямо на сцене, или вывести в подворотню, перепуганная Хабиас дала деру.
В 1936 году на экраны Советского Союза вышел фильм «Депутат Балтики», рассказывавший о единении революционных матросов с интеллигенцией Петрограда. Сюжет фильма был таков. Уже в первых кадрах матросы между делом расстреляли какого-то спекулянта, а затем ворвались в дом к всемирно знаменитому профессору Полежаеву, требуя от того припрятанной муки. При этом матросы ведут себя предельно нагло, ногами пинают двери, швыряют на пол рукописи. Главный матрос Куприянов (здоровенный бугай с двойным подбородком), кричит профессору о голоде. При этом матросы небрежно покуривают буржуйские сигары. Увы, у профессора, занимающегося общей физиологией растений, муки в доме нет. Расстроенные матросы уходят, но потом неожиданно решают послушать научную лекцию и требуют профессора к себе на минный заградитель «Амур». Разумеется, тот послушно приходит. На «Амуре» в это время жизнь бьет ключом – матросы рубятся в домино и пляшут веселый танец «Крокодила»: «По улице ходила большая крокодила! Она-она здоровая была…» Но тут появляется профессор и матросы, забыв о «крокодиле», затаив дыхание, начинают случать лекцию об общей физиологии растений. Лекция производит на матросов такое неизгладимое впечатление, что они щедро одаривают профессора здоровенным караваем хлеба и несколькими головками сахара. При этом, судя по размеру, каравай явно не казенный, а только что конфискованный у контры. Довольный профессор возвращается домой и вдвоем с женой играет на рояле. Что касается матросов, то они, проникшись любовью к общей физиологии растений, тут же решают избрать головастого профессора депутатом в Петросовет. Узнав об этом, профессор, ощущает себя счастливым человеком и дает гневную отповедь бывшим соратникам-ученым, которые его от этой затеи отговаривают. В финале картины недавний профессор, а ныне депутат Петросовета, с трибуны провожает матросов на фронт против «немецких белогвардейцев», выкрикивая революционные лозунги… Возможно, что именно так в идеале и виделось девятнадцать лет спустя единение революционных матросов с петроградской интеллигенцией, но реальность была, увы, несколько иной… Примечательно, что в 1917–1918 годах среди матросов распространилась мода на смену фамилий и имен, чтобы лучше соответствовать своему новому высокому положению. Так, матросы 2-го Балтийского экипажа в декабре 1917 года массово подали прошение на смену своих имен и фамилий: «Шинкарев» на «Орлов», «Козьма» на «Владимир» (возможно, как у В.И. Ленина), «Скалдетский» на «Гром» и т. п. Соответственно месту матросов в революции шел процесс их внедрения в новые властные структуры. В результате всего этого матросский радикализм получил новый мощный канал влияния на ход политических процессов в стране.
* * *
Сегодня среди политиков существует модное выражение, введенное некогда Питиримом Сорокиным – «социальный лифт». Под этим выражением подразумевается стремительное перемещение людей из низшего слоя общества в более высший. Во все времена самые быстрые социальные лифты действовали во время революций. Не являлась исключением и российская революция 1917 года. Именно революционные социальные лифты вознесли на головокружительную высоту и революционных матросов. А как же без них? О примере П.Е. Дыбенко мы уже много говорили выше, но председатель Центробалта не был исключением. Революционные лифты закидывали высоко вверх и других матросов, причем зачастую совершенно не соответствовавших своим новым должностям.
Матрос Дыбенко П.Е.
Вот как описал свой карьерный взлет совсем еще тогда молодой матрос С.Н. Баранов. Волею случая, Баранов попадает на 1-й Всероссийский съезд военных моряков, начавший работу 18 ноября 1917 года. Далее он описывает события так: «Наша делегация приехала в Петроград несколько раньше других, и председатель ВМРК Вахрамеев привлек меня к работе по подготовке помещения. Все поручения я выполнял аккуратно, со старанием. Но вот мне поручили регистрацию прибывающих делегатов. Эта, казалось бы, совсем несложная канцелярская работа меня подвела: я регистрировал всех делегатов подряд и каждого по-разному, без всякой системы.
Ко мне подошел Мясников (матрос-большевик с учебного судна «Океан» В.Ш.) и спросил:
– С каких морей сколько прибыло делегатов и сколько из них большевиков?
Ответить сразу я не смог. Мясников посмотрел мою писанину, рассмеялся и показал ее Ивану Ивановичу Вахрамееву. Это меня сконфузило. Видя, что в записях я не силен, Вахрамеев взял мою тетрадь, разлиновал один чистый лист на несколько граф, подписал их сверху, и мне оставалось только проставлять в каждую графу сведения из документа или словесного опроса.
Дело пошло хорошо и просто. Я проработал целую ночь, приводя свои бессистемные записи в должный порядок. Видимо, этот кропотливый труд был достойно оценен делегатами: на первом же собрании большевики меня единогласно избрали секретарем фракции. В разработку съездовских документов мне довелось вложить значительную долю своего труда. (Мною же, между прочим, был сочинен и наказ 1-й бригады крейсеров.) Ко дню открытия съезда зарегистрировалось сто девяносто делегатов. Наметили повестку дня, но никто не был уверен в том, что она удачна. Фракция большевиков решила согласовать ее с В. И. Лениным. Эта высокая честь выпала Р. Кронбергу и мне, как секретарю большевистской фракции. Мы получили удостоверение за подписью и печатью наркома по морским делам П.Е. Дыбенко. Будучи во всех отношениях средним матросом, я испытывал чувство большого волнения, которое испытывают, наверно, обычные люди, ожидая встречи с большим человеком». Увы, но пример неожиданной революционно-писарской карьеры Баранова далеко не единичен. Далее С.Н. Баранов встречается с В.И. Лениным. Надо отдать должное автору и в своих воспоминаниях он честно описывает свою вопиющую некомпетентность по всем морским вопросам (а что вообще мог знать матрос-недоучка из учебного отряда!) в разговоре с вождем большевиков. Баранов признается, что ни на один из заданных им Лениным элементарных вопросов (о калибрах орудий на кораблях и их водоизмещении, о задачах руководящих органов флота), он и его спутник-матрос Р. Кронберг так и не смогли ответить.