Не дожидаясь ответов, Гутрум повернулся и вышел из совещательной комнаты. Хамунн последовал за ним. Вскоре голос Гутрума уже разносился по большому залу, созывая воинов на выход. Они не мешкали, поскольку Хамунн быстро вернулся и кивком сообщил, что датчане ушли.
– Нужно ли нам послать караульных и проследить за их кораблем? – спросила конунга.
– Не больше двух, – ответил конунг, упираясь рукой в стол. – Для острастки. Больше не надо. Большой отряд разозлит его еще сильнее. И потом, я сомневаюсь, что он отважится на какие-то выходки.
– Хамунн, ты распорядишься? – спросила конунга.
Брат повернулся, приготовившись снова уйти.
– Хамунн, постой, – задержал его Гейрмунн, которому для осуществления задуманного требовалась поддержка брата.
Хамунн остановился, затем, вспомнив о намерениях Гейрмунна, негромко сказал:
– Нет, сейчас неподходящее время.
– Ты мне слово давал, – напомнил ему Гейрмунн.
– Неподходящее время для чего? – спросила конунга, подходя к сыновьям.
– Ничего особенного, – буркнул Хамунн, не сводя глаз с Гейрмунна. – Правда, брат?
В душе Гейрмунна разразилась буря, накатываясь на него волнами и ветрами сомнения. Но он не дрогнул. Он знал свои устремления и не стал отступать.
– Я отправлюсь с Гутрумом, – громко заявил Гейрмунн. – Я примкну к Берси и поплыву в Англию.
Хамунн закрыл глаза и ссутулился. Родители молча смотрели на младшего сына. Потом конунг покачал головой и посмотрел на жену, полуоткрыв от удивления рот.
– Никак меня подводит слух? – спросил он.
– Гейрмунн, – тихо, устало произнесла конунга. – Ты выпил слишком много эля. Давай отложим этот разговор до завтра.
– Я сегодня почти не пил, – возразил Гейрмунн. – Я отправлюсь в Англию, где завоюю саксонские земли для…
– Ты не отправишься никуда, – отрезал отец. – Только в постель, где самое место малолетним детям вроде тебя.
– Отец, я живу своим умом, и он не похож на твой. – Гейрмунн раскинул руки. – Ты знаешь, что я не предназначен для этого. Для меня здесь ничего нет. Ты не доверяешь мне никаких серьезных дел. Ты вообще не даешь мне заданий. Я ни за что не отвечаю.
– Я отдаю тебе приказы, которые ты способен выполнить, – сказал отец. – Хочешь большего – докажи, что способен на большее.
– Но я больше не хочу твоих приказов. Я больше не желаю ничего тебе доказывать. Вместо этого я намерен искать собственную судьбу.
– Как? – спросила мать.
– Мне нужен корабль. У меня есть люди, готовые принести клятву верности. Если ты дашь мне корабль, ни о чем другом я не попрошу.
Гейрмунн сглотнул ком в горле и посмотрел на брата. Хамунн глядел в пол.
– Хамунн поддерживает мой замысел. Быть может, он тоже решит плыть в Англию вместе со мной.
– Это правда? – спросил отец, поворачиваясь к Хамунну и глядя на него во все глаза.
Хамунн посмотрел на конунга, потом на Гейрмунна, после чего снова уткнулся в пол. Гейрмунн ощутил лед в груди.
– Я поддерживал Гейрмунна, – признался Хамунн. – Он заслуживает права искать свою судьбу. Отец, я знаю, Ругаланну нужны корабли и воины, но я думал, что мы могли бы дать ему корабль. – Он посмотрел на мать. – Но сегодня, после встречи с Гутрумом, я передумал. Этот датчанин оскорбил тебя, отец, и угрожал нашим владениям. Я бы не дал ни ему, ни остальным датчанам ничего ругаланнского, особенно служение моего брата.
Конунга со вздохом кивнула, безмолвно благодаря Хамунна.
– Ты мудр, Хамунн, – сказал сыну конунг. – Увы, того не скажешь о твоем брате. Гейрмунн, ты не получишь ни корабля, ни людей. Дело решено.
Нет, совсем не решено. Поначалу предательство брата настолько ошеломило Гейрмунна, что он застыл, не веря ушам. Потом в душе поднялся и забурлил гнев. Гейрмунн чувствовал: если он сейчас же не покинет усадебный дом, дело кончится кровопролитием.
– Хамунн, ты – клятвопреступник, – произнес Гейрмунн и закричал: – Посмотри на меня, трус!
Хамунн вздрогнул и поднял голову.
– После всего, через что мы с тобой прошли. – Гейрмунн ткнул пальцем в сторону конунга и конунги. – После всего, что они сделали с нами, с тобой… ты поворачиваешься ко мне спиной и принимаешь их сторону?
– Брат, я…
– Не смей называть меня так. Ты мне больше не брат.
– Гейрмунн, ты не можешь говорить это всерьез, – воскликнула конунга.
– Представь себе, говорю, – возразил Гейрмунн, поворачиваясь к ней. – А ты никогда не была мне матерью.
Конунг негодующе взревел и бросился на Гейрмунна, намереваясь ударить его кулаком. Но Гейрмунн пригнулся, и кулак рассек воздух. Он мог бы нанести ответный удар, но вместо этого отступил. Мать заплакала, протягивая к нему дрожащие руки. Отец подошел к ней. Хамунн не шевельнулся. Ненависть в его глазах была сильнее недавней ненависти к Гутруму.
– Теперь я понимаю: к этому все и шло, – сказал Гейрмунн. – Каким же я был дураком, надеясь на другое. Судьба сделала меня сыном раба. Затем она же сделала меня младшим сыном конунга. Посмотрим, кем она меня сделает в Англии.
С этими словами Гейрмунн покинул совещательную комнату. Как и Гутрум, он не стал дожидаться ответа.
6
В густо-синих предрассветных сумерках Гейрмунн выехал из Авальсснеса на север, к погребальному кургану деда. На небе виднелись только самые яркие звезды – последние, гаснущие угли Муспельхейма. Стейнольфур и Шальги настояли, что поедут с ним, но согласились остановиться, не доезжая кургана, и ждать его там, поскольку Браги хотел видеть только Гейрмунна.
Ехали молча. Да и о чем говорить после того, как Гейрмунн рассказал им о событиях минувшего вечера? Бессмысленно ворошить прошлое, которое перестало быть частью его судьбы. Стейнольфур выглядел спокойнее, чем прежде. То, чего он страшился, наконец произошло и закончилось. Гейрмунна удивило, что Шальги так близко принял к сердцу предательство Хамунна. Шальги был парнем покладистым и незлобивым, однако ругал Хамунна такими словами, какие прежде Гейрмунн от него не слышал. Правда, за ночь он несколько поостыл.
Стейнольфур посмотрел на восток, в сторону холмов на другом берегу Кармсунна.
– Если ты собираешься отплыть с Гутрумом, нам нужно к восходу солнца поспеть на причал.
– У нас нет корабля, – напомнил спутникам Гейрмунн. – Корабль Гутрума – наш единственный способ попасть в Англию.
– Тогда надо постараться, чтобы датчане не уплыли без нас.
– Люди, которых ты собрал, по-прежнему готовы плыть с нами?
– Ты сам сказал, что у нас нет корабля. А тут разнеслась весть, что конунгу нужен каждый ругаланнский воин.
– Значит, мы поплывем втроем.
– Есть соображения, что Браги хочет от тебя? – помолчав, спросил Стейнольфур.
– Нет. Он собирался мне что-то отдать.
– Странный он, этот Браги, – сказал Шальги.
– Он же скальд, – усмехнулся Стейнольфур. – Они все странные.
Через какое-то время всадники подъехали к гребню, где над водой высились курганы умерших конунгов, видимые любому кораблю, плывущему мимо. Возле кургана Хальфа горел огонь. Заметив его, спутники Гейрмунна остановились, а он поехал дальше. Подъехав к огню, он увидел Браги. Скальд сидел на земле возле жаровни, в которой перемигивались угли. Перед ним на плоском камне лежал хнефатафль[6] с раскрашенными фигурками из камешков и кости. Браги жестом пригласил Гейрмунна сесть напротив.
– Прости, но мне сейчас не до игры. Время подпирает, – сказал Гейрмунн.
– Тогда я быстро тебя одолею. Садись.
Гейрмунн вздохнул, спешился и сел. Трава была холодной и мокрой от росы.
– На какой стороне хочешь играть? – спросил он скальда.
– Ты будешь конунгом, – подмигнул ему Браги.
– Ты думаешь о моем брате.
Гейрмунн сделал первый шаг, применив обманный маневр. Пусть скальд думает, что Гейрмунн собрался передвинуть своего конунга в нижний угол, тогда как на самом деле он нацеливался на правый верхний угол.
– Я не говорил, что ты станешь конунгом в Авальсснесе. – Браги сделал ответный шаг. Осторожный, и потому Гейрмунн не знал, попался ли скальд на его уловку. – Возможно, ты будешь королем саксов.
– С кем ты успел поговорить? – спросил Гейрмунн, подняв голову от доски.
– Ни с кем. Мы с тобой вчера потолковали, и я сразу спать пошел. Но ты, как я понимаю, решил плыть с Гутрумом?
Гейрмунн сделал второй, а затем третий ход, и каждый раз Браги размещал своих воинов так, словно знал его тайную стратегию. Чем дольше продолжалась игра, тем яснее становилось Гейрмунну, что он проиграет. Но его мысли были заняты вопросом, с детства не дававшим покоя. Он вдруг понял: другой возможности ему уже не представится.
– Браги, ты – прорицатель?
Ему показалось, что глаза скальда вспыхнули вместе с языками пламени в костре.
– Если ты спрашиваешь, говорят ли со мною боги и три Прядильщицы, отвечаю: нет, не говорят. Просто я давно живу на этом свете и научился распознавать погоду.
– И твоя долгая жизнь тебе помогает распознать исход игры в хнефатафль?
– Я обещал тебе короткую игру. – Браги передвинул своего воина, и конунг Гейрмунна вдруг оказался запертым с обеих сторон. – Если я правильно понимаю, из-за страха перед Харальдом твой отец отказал Гутруму в поддержке.
Как бы ни был Гейрмунн зол на отца, правда об испугавшемся конунге ему не понравилась, особенно в устах скальда, годного только на рассказывание историй. Охваченный досадой, Гейрмунн сделал поспешный и безрассудный шаг.
– У меня и в мыслях нет обидеть твоего отца или покуситься на его честь, – сказал Браги. – Хьёр не напрасно боится Харальда. И не он один. Но то, что он предпримет под воздействием страха, определит судьбу Ругаланна. – Скальд подвинул еще одного воина, закрыл конунгу Гейрмунна третий путь к отступлению. – Но мне не думается, что судьба Авальсснеса – это твоя судьба. Ты ведь отплываешь с датчанином?
Гейрмунн убрал своего воина, освобождая путь конунгу.
– Да, – коротко ответил он.
– Я это предвидел, потому и позвал тебя сюда.
Прежде чем сделать очередной ход, Браги оглянулся на погребальный курган. Над курганом висел тонкий слой тумана. Где-то поблизости каркал ворон.
– Много ли отец рассказывал тебе про своего отца?
– Очень мало, – признался Гейрмунн.
Браги кивнул:
– Меня это не удивляет. Твой отец и мне настрого запретил рассказывать историю Хальфа в усадебном доме, который Хальф и построил. – Скальд глубоко втянул прохладный утренний воздух. – Но мы с тобой сейчас не в стенах усадьбы.
– Расскажи, – попросил Гейрмунн.
И Браги продолжил:
– Когда Хальф впервые вышел на морские дороги, он был моложе тебя. Сказания утверждают, что в свой отряд он набирал только тех, кому хватало силы поднять жернов от большой ручной мельницы. Еще говорят, будто он и его воины укоротили мечи, чтобы подбираться к врагам поближе. Когда их корабль попал в бурю и рисковал утонуть, воины Хальфа сражались за право спрыгнуть в воду ради спасения остальных.
– Это правда?
Браги улыбнулся:
– Правда, что Хальф и его люди были очень храбрыми. – Скальд достал из медвежьей шкуры нож в кожаных ножнах. – Еще говорили, что в своих набегах Хальф и его воины никогда не убивали женщин и детей. А если кто-то из его воинов увозил себе женщину, твой дед заставлял этого воина жениться на ней и щедро одаривал избранницу.
Браги извлек нож. Гейрмунн удивился, увидев тонкое бронзовое лезвие. В остальном это был простой нож с деревянной рукояткой, оканчивающейся медной пяткой.
– Хальф совершал свои набеги восемнадцать лет подряд, стяжав немалые богатства. Его имя вызывало страх. В его отсутствие Ругаланном правил его отчим Осмунн. Когда Хальф вернулся насовсем и потребовал трон, Осмунн тепло встретил его и устроил пир в честь пасынка и его героев. Воины пировали до поздней ночи, распевая песни и рассказывая истории. А когда Хальф и его люди уснули, Осмунн подпер двери усадьбы снаружи и поджег строение.
– Что? Его отчим…
– Да. Осмунн убил твоего деда. Только двум воинам удалось спастись в ту кровавую ночь. Одного звали Утстейном, второго – Черной Скалой. Они собрали армию, убили Осмунна, отомстив за павшего конунга. Они же вернули Авальсснес юному Хьёру, сыну Хальфа.
Гейрмунн давно слышал о великом предательстве, приведшем к смерти деда, но подробностей не знал, а спрашивать у отца не решался. То была история, имеющая силу изменять представления человека о себе и представления других о нем. По этой причине конунг никогда ее не рассказывал. Лучше бы отец не делал из нее тайны, но жалеть об этом было слишком поздно.
Браги убрал нож в ножны и протянул Гейрмунну:
– Это мой подарок тебе.
Гейрмунн удивленно воскликнул, попытавшись скрыть смущение.
– Я… тебе благодарен.
– И вовсе нет, – возразил Браги.
Гейрмунн посмотрел на доску, где воины скальда окружили его короля с трех сторон. Он понимал, что не вправе врать старику. Да и вряд ли кто-то врал Браги.
– Хороший нож.
– И тем не менее ты считаешь мой подарок заурядным.
– В общем-то… да.
– Конечно. Простой нож. И лезвие у него не стальное. Этот нож у меня давно. Я уже и не помню, сколько раз его точил. Еще вчера, на пиру, я резал им мясо. А сегодня дарю тебе, поскольку это простой нож.
– Мне непонятны твои слова.
– Когда покинешь отцовский дом, а у тебя нет иного выхода, увези с собой память о деде. Я его не знал, но на Ругаланне есть те, кто помнит его. Они видят, что ты очень похож на деда. – Браги потянулся через игральную доску и коснулся руки Гейрмунна. – Прежде чем войти в любую дверь, внимательно осмотрись и убедись, что там, куда ты вошел, не засели враги. Во время битвы ножу не справиться ни с топором, ни с мечом. Но он становится смертельно опасным, когда им ударяют из темного угла или, хуже того, когда им ударяет кто-то, близкий тебе, кому нельзя было доверять.
Гейрмунн сжал рукоятку ножа. Он начинал понимать слова скальда.
– Я благодарен тебе, Браги.
Скальд выпустил его руку и взглянул на хнефатафль.
– Моя очередь ходить.
– Я и так вижу, что победа за тобой.
– Я еще не выиграл, – возразил скальд. – Но я окончу игру и оставлю открытым путь твоему конунгу. Он сумеет выбраться и встретить свою судьбу. Одновременно это предотвратит кровавую вражду. Я предпочитаю никого не делать своим врагом.
Гейрмунн кивнул. Горизонт озарили первые лучи солнца, позолотив вершину кургана Хальфа. Стейнольфур будет беспокоиться, недоумевая, почему Гейрмунн тянет время, но прежде, чем ступить на корабль Гутрума, ему требовалось повидать еще одного человека.
Он встал, привязав нож скальда к поясу.
– Я часто думал, как сложилась бы моя жизнь, если бы ты не появился в отцовской усадьбе.
Браги пожал плечами:
– Нельзя отрицать вмешательства норн. Но я горд своей ролью в твоей судьбе.
– Меня печалит, что наши пути вряд ли пересекутся снова.
– Они не пересекутся. – Скальд встал, сгибаясь под тяжестью медвежьей шкуры. – Вскоре и я покину Ругаланн.
– И куда ты отправишься?
Браги посмотрел на восток.
– Чувствую, как дрожит Мировое Древо. Войны, что мы нынче ведем, это не только войны между норвежцами, датчанами и саксами, но и между богами. Я намерен вернуться в родные края, в Упсалу. К своим.
– Да защитят тебя боги в пути, – сказал Гейрмунн.
– Ту же молитву я вознесу за тебя.
Гейрмунн кивнул старику и пошел к лошади.
– Прими еще один совет, – сказал Браги.
– С радостью приму, – ответил Гейрмунн, забираясь в седло.
– Следи за морскими людьми. Хьёрлейф, отец Хальфа, однажды поймал в сеть морского человека и услышал от него пророчество, которое впоследствии спасло Хьёрлейфу жизнь.
В голове Гейрмунна кружились вопросы, но времени задавать их уже не было.
– Прощай, Браги Боддасон.
Вскоре Гейрмунн вернулся к дожидавшимся спутникам, и все трое галопом поскакали на юг, к Авальсснесу. Они еще не достигли города, а солнце уже поднялось над горизонтом. Издали было видно, как на причале возле корабля Гутрума снуют люди.
– Ты все еще намерен ее повидать? – повернувшись к Гейрмунну, тихо спросил Стейнольфур.