Кейт остановилась посреди лестницы и повернулась назад.
– Я прекрасно знаю, что нелегко потерять того, с кем ты прожил так много времени, Эдгар. Но при всей печали по Чарли я всегда знала, что не буду цепляться за его память. Да, его трудно было отпустить. Но я сделала это и не хранила его личные вещи в своем шкафу в течение многих лет!
Дядя Эдгар спустился по лестнице вслед за Кейт.
– Ради всего святого, это всего лишь гардероб, Кейт! И у меня достаточно места, чтобы хранить одежду Катарины. Но, видимо, из-за этого ты считаешь меня сумасшедшим!
Кейт уже добралась до нижней ступеньки лестницы.
– Я не считаю тебя сумасшедшим, Эдгар. Я просто говорю, что нездорово то, как ты справляешься с ее смертью. Ты даже не можешь говорить об этом.
– Об этом и говорить нечего! – прогремел Эдгар.
– А может, и стоит поговорить! – закричала Кейт в ответ. – Что же на самом деле произошло тогда? Почему ты так сопротивляешься тому, чтобы сказать мне правду? У меня такое чувство, что все связанное с Катариной ты запер в дальнем уголке души, в который никому не даешь доступа – даже себе!
После этих слов она обернулась и, казалось, только сейчас поняла, что Престон, Блейк и я все слышали. Дядя Эдгар последовал за ней и при этом выглядел таким же растерянным. Достигнув подножия лестницы, он дрожащими пальцами попытался застегнуть пуговицу своего зеленого жилета, что ему с трудом удалось. Его кожа на самом деле выглядела более восковой, чем обычно, мне не показалось.
Когда наши взгляды встретились, я невольно спросила себя, о чем говорила Кейт. Что держал в секрете дядя Эдгар? Какую правду он скрывал от нее?
В этот момент мой дар активировался. На долю секунды бледная фигура дяди Эдгара замерла, превратившись в стекло. Превращение происходило все быстрее и быстрее, в мгновение ока охватив и Кейт, и Престона, и Блейка, и весь холл. Изогнутая лестница с красной ковровой дорожкой, витражи от пола до потолка, а также каждый человек и предмет мебели теперь переливались ярким разноцветным хрусталем.
– Что ты скрываешь о смерти тети Катарины? – спросила я шепотом.
В карих глазах дяди Эдгара образовалась трещина, которая пронзила его радужную оболочку. Позади нее сверкнул яркий свет, сопровождаемый прохладным свежим воздухом. Затаив дыхание, я наблюдала, как зазубренная трещина становится все шире, пока не рухнул и остальной стеклянный мир вокруг меня. Осталось сверкающее облако хрустальных осколков, которое на мгновение зависло в воздухе, прежде чем со стуком упасть на землю и перенести меня из настоящего.
– Дорогая, я встречусь с Гарри, чтобы поиграть в гольф, – сказал дядя Эдгар на пороге мастерской тети Катарины, накидывая на себя белую куртку. Он заглянул в маленькую комнату, которую она вместе с отцом использовала для своих картин.
Тетя Катарина стояла перед холстом с изображением розы глубокого черного цвета, на которую она просто смотрела, не двигая рукой с кистью.
– Милая? Ты меня слышала? – в словах дяди Эдгара послышалось нетерпение.
Медленно Катарина повернула голову в его сторону.
– Конечно. Приятно провести время, Эдгар, – ее голос звучал вяло.
– О, и не забудь перезвонить женщине с церковного базара, – добавил он.
Тетя Катарина обхватила кисть еще крепче.
– Не знаю, смогу ли я это сделать…
Дядя Эдгар раздраженно сдвинул брови.
– Конечно, ты справишься. Помни: всегда шаг за шагом. – Затем он бросил напряженный взгляд на часы. – Мне пора.
Нахмурившись, я посмотрела на него. Это не было ответом на вопрос, который я задала.
– Как умерла тетя Катарина? Что ты скрываешь, дядя Эдгар? – повторила я чуть более решительно, прежде чем он ушел.
Мгновенно мастерская, включая все картины и тетю Катарину, превратилась в яркие разноцветные кристаллы. Затем это коснулось и дяди Эдгара. С любопытством я смотрела на дядю, который, как и вся остальная обстановка, приобрел сверкающие очертания. Белая куртка для гольфа тоже выглядела более красочной, чем раньше, так как на ней постоянно вспыхивали радужные отблески. В напряжении я ждала, когда стеклянный мир вокруг меня расколется, но ничего не произошло. Я раздраженно повторила свой вопрос, глядя дяде Эдгару прямо в глаза. Но он только смотрел перед собой, как будто в мыслях уже играл в гольф.
– Покажи мне, как умерла тетя Катарина, – повторила я чуть громче. Вопрос эхом отразился от стеклянных стен. Слова призрачно повисли в воздухе, но ничего не произошло. Удивленная, я повернулась по кругу. При этом почувствовала, как мое сердце болезненно забилось. Ничего подобного раньше никогда не случалось. Хрустальный мир всегда реагировал на меня.
– Что здесь происходит? – прошептала я и оказалась совсем близко от дяди Эдгара. Его взгляд прошел сквозь меня без малейшего признака жизни. Я осторожно коснулась его плеча. Понятия не имела, к чему это должно привести, но надеялась, что хоть что-нибудь случится.
Но ничего не изменилось. Никакого треска, никаких осколков.
Видимо, я оказалась в ловушке в этом сияющем хрустальном мире, беззвучно сверкающем передо мной.
– Эй! – воскликнула я, обращаясь к дяде Эдгару, который казался холодным и застывшим. – Почему ты не реагируешь? – но кроме того, что холодный кристалл резанул меня по пальцам, ничего не произошло.
Ужасная паника промелькнула внутри. Могу ли я оказаться в ловушке здесь навсегда? При этой мысли меня бросило и в жар, и в холод одновременно.
– Выпусти меня! – крикнула я наконец и направилась к застывшей Катарине. Но и ее хрустальная фигурка не треснула. Оклеенные обоями стены, картина с черной розой, даже окно с видом на сад образовали нетронутый стеклянный мир, который, казалось, издевался надо мной. Потому что я пыталась разобраться в истине, которая меня не касалась.
Как там выразилась Кейт? Она чувствовала, что дядя Эдгар запирает все, что связано с Катариной, в уголке его души, куда он никому не давал доступа – даже себе.
– Выпусти меня! – закричала я в приступе отчаяния и на мгновение схватилась за хрустальную оконную ручку, но она не сдвинулась с места. Я лихорадочно побежала обратно к дяде Эдгару и снова попыталась добиться от него хоть какой-то реакции, в то время как голос внутри меня говорил, что это бессмысленно. Наконец, вся дрожа, я села на пол и задумалась. До сих пор силы у моего дара всегда истощались – если это произойдет и на этот раз, я когда-нибудь сама собой вернусь в большой холл.
Если, конечно, правила не действовали иначе в этой закрытой правде дяди Эдгара.
Внезапно на меня свинцовым грузом навалилась усталость, и через мгновение я оказалась у подножия большой лестницы.
Я почувствовала такое облегчение, что у меня подкосились колени, поэтому как можно незаметнее оперлась о перила, стараясь не показывать свое изнеможение.
– Мне очень жаль, что мы впервые официально встречаемся при таких обстоятельствах, – сказала Кейт Престону и Блейку. – Я представляла себе это по-другому.
– Не беспокойтесь об этом. Сегодня все идет не так, как планировалось, – ответил Престон, странно взглянув в мою сторону. Видимо, ему было жаль, что между нами так сложился разговор в машине. Я как раз собиралась дать ему понять, что тоже представляла это по-другому, когда дядя Эдгар схватился за сердце и рухнул на ступеньки.
– Эдгар! – закричала Кейт и бросилась к нему. – Что с тобой? Где болит? Это сердечный приступ?
Дядя Эдгар вздохнул и покачал головой.
– Нет. Все это было… слишком для меня.
В течение нескольких секунд рядом с ним оказались и двое его сыновей.
– Папа, все правда в порядке? – спросил Блейк.
Дядя Эдгар сделал несколько глубоких вдохов и на мгновение закрыл глаза.
– Да. Я знаю, что такое сердечный приступ. Не волнуйся, все хорошо, – хрипло ответил он. Однако одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что слово «хорошо» очень далеко от истины.
Глава 5
Главная улица Блэк-Кросса встретила нас украшенными к Рождеству магазинами, которые тесно жались друг к другу. Между домами тянулись красивые огоньки, и даже фасады были украшены звездами и ангельскими крыльями, так как до праздника оставалось всего три недели.
– Невероятно, не правда ли? Впереди еще двадцать один день, а Тимоти, Перри и Джереми уже снова ссорятся из-за подарков. Каждый год мы с Трэвисом делаем ставки на то, кто из них уронит елку.
– Хотел бы я быть там. Рождество в семье Бейкер, – с тоской заявил Грейсон, поднимая воротник своего пальто. Холодный ветер дул нам навстречу, пока мы шли по длинному торговому ряду, высматривая магазин Аманды. – У нас на Рождество только один коллапс. А именно тетя Ширли, которая не может остановиться, когда пьет гоголь-моголь, а затем поет одну песню за другой. Скажу вам, это не то представление, которое хотелось бы видеть или слышать.
Я искоса бросила на Грейсона короткий взгляд.
– Кажется, как раз для таких вещей и нужна семья.
Я буквально почувствовала всем своим телом ледяной взгляд, которым он одарил меня.
– Насколько я помню, тебя даже не было в пабе, когда я пел, ты была занята своей вероломной подругой Карлой.
– Хорошие истории так и начинаются.
– И это была хорошая история, – усмехнулась Лили.
Мы прошли мимо небольшой посудной лавки, где рядом со светящимся оленем стоял толстый Санта-Клаус, который механически двигал рукой вверх и вниз, как будто махал нам.
Грейсон фыркнул.
– Но мое представление не сравнить с представлением моей тети. Даже в пьяном состоянии оно было гораздо более впечатляющим.
Лили натянула свою серую шерстяную шапочку, прежде чем подойти к Грейсону.
– Конечно, да. Своим вокальным талантом ты развлекал весь паб. Это у тебя просто в крови.
Скептицизм на худом лице Грейсона нельзя было не заметить.
– Даже если ты говоришь так только для того, чтобы польстить мне, я приму этот комплимент, потому что это правда.
– Правда – растяжимое понятие. – Хотя эти слова задумывались как всего лишь небольшая колкость, я знала, как они прозвучали.
Правда на самом деле была растяжимым понятием. То, что было непреложной истиной для одного, вовсе не означало того же для другого. Все мы сформированы нашими взглядами, воспоминаниями и восприятием, которые отличаются от взглядов других людей, даже когда мы попадаем в одну и ту же ситуацию. Невольно мои мысли вернулись к дяде Эдгару и его версии истины, которую он, очевидно, держал в секрете. После инцидента в Грин-Манор Блейк настоял на том, чтобы позвонить доктору Монтгомери, и тот специально приехал осмотреть дядю Эдгара. На самом деле, это был не сердечный приступ, но тем не менее семейный врач рекомендовал моему дяде меньше волноваться в будущем. Поэтому неудивительно, что Блейк переживал. После этого мы только один раз коротко поговорили друг с другом и решили в будущем быть еще более осторожными и свести личные встречи к минимуму. Как бы ни было больно, я знала, что это правильное решение. Потому что, помимо падения мистера Чапмена, в окрестностях произошло еще несколько стычек и различных споров.
– Земля – Джун, где ты сейчас? – Лили мягко ущипнула меня за плечо. – Опять у ведьмы или в Оксфорде?
– На самом деле я снова задумалась обо всех неурядицах, которые вызвали мы с Блейком. И с моим дядей, и с хрустальным миром, в котором я оказалась в ловушке. – Я ослабила свой шерстяной шарф, который внезапно стал душить меня. – Насчет Оксфорда я пока не беспокоюсь, мне все равно придется подождать до января. И кто знает, что к тому времени произойдет.
Мое вчерашнее собеседование, несмотря на обстоятельства, прошло довольно хорошо, хотя на самом деле мыслями я была совсем далеко. События в «Затерянных садах» после моего поцелуя с Блейком не выходили у меня из головы.
– Проклятие действительно перевернуло все с ног на голову, – задумчиво сказал Грейсон. – Два моих вступительных собеседования были лишь половиной дела. Я даже не знаю, хочу ли вообще изучать дизайн. Может, после окончания учебы я возьму перерыв.
Кивнув, Лили уступила дорогу прохожему с собакой.
– Я тоже об этом думала, но признаться в этом родителям означало бы мой смертный приговор. После того, как Трэвис пошел служить в полицию, они хотят, чтобы хотя бы их единственная девочка училась в Эксетере на факультете экономики, где учился и мой отец. Это недалеко, и, я думаю, у них мало надежды на то, что этого факта будет достаточно для Тимоти, Перри или Джереми, чтобы пойти учиться туда. Но я еще не знаю, чего хочу, то есть чего хочу я сама.
Грейсон обошел меня и встал между мной и Лили.
– Мы трое – бесцельные души, дамы. – Он улыбнулся мне. – А ты – волшебная бесцельная душа, Джун.
– Я не чувствую себя такой волшебной.
– Кстати, о волшебстве: ты и правда использовала свой дар вчера в Оксфорде, чтобы произвести впечатление на руководителя программы? – спросила Лили, когда мы проходили мимо модных магазинов.
Я покачала головой.
– Со времени происшествия с дядей Эдгаром я сдерживала свое умение. Это было действительно неприятное чувство, оказаться в ловушке в беззвучном стеклянном мире. Что, если это было только начало и в следующий раз я вообще не выберусь?
– Не могу себе этого представить. Конечно, должен быть трюк, чтобы заставить все это рухнуть, – предположил Грейсон. – Может быть, тебе стоит спеть и таким образом разбить стекло?
Я приподняла бровь.
– Как твоя тетя Ширли?
– Хорошо, – вздохнул Грейсон. – Может, тебе стоит просто отпустить это. Кто знает, какие могут быть последствия. Кстати, мне холодно. Может, мы наконец зайдем в магазин?
– Мы уже пришли, – отметила Лили, указывая на антикварный магазин, который находился через дорогу. Он находился на первом этаже темно-зеленого двухэтажного дома, рядом с цветочным магазином. Над темной входной дверью красовалась черная вывеска, на которой золотым шрифтом было написано «Антиквариат. Скупка и продажа». В полукруглой витрине рядом со входом была представлена красивая подборка раритетов. Рядом с мягким креслом с изогнутыми ножками две старинные картины в позолоченных рамах опирались на комод, на котором стояли ценные на вид часы. Мой взгляд задержался на филигранных стрелках часов, как вдруг дверь открылась, и из магазина вышла старуха.
– Наглость, – услышала я ее бормотание, прежде чем Лили, Грейсон и я вошли внутрь.
С любовью обставленный магазин Аманды хранил дух прошлых времен, так что можно было даже растеряться, куда смотреть в первую очередь. Разноцветные лампы, старинные часы и граммофоны чередовались с роскошными зеркалами, комодами и книгами. На стенах висело столько картин, что обои лишь время от времени просвечивали между ними.
– Вот они, – раздался бодрый голос Вайолет, которая сегодня была одета в длинную лиловую юбку и фиолетовый свитер. Ее седые волосы были собраны в узел, из которого выбились несколько прядей. Маленькая женщина улыбнулась нам и крикнула через плечо: – Аманда, моя… – она осеклась. – Лили здесь!
Из-за темно-красной бархатной занавески появилась еще одна седовласая женщина. Тут же мне вспомнилось, что говорила Вайолет о своей подруге: что она была умной женщиной со слишком большой головой и с туфлями на слишком высоком каблуке. Теперь я поняла, что она имела это в виду не только в переносном смысле. Аманда была ростом не более метра пятидесяти пяти, но то, что ей не хватало длины тела, она компенсировала высотой каблуков и размером головы. Возможно, это было из-за несуразного пышного каре, обрамлявшего ее лицо, как шлем. Суть в том, что ее голова действительно выглядела непропорционально большой.
– Ну наконец-то. Самое время! – приветствовала нас Аманда, сопровождаемая облаком духов. Она заключила Лили в теплые объятия, которые удивили меня так же, как и мою подругу. – В последний раз, когда я видела тебя, ты была еще такой крошкой. – Аманда снова отпустила ее. – Ты хоть помнишь меня? Мы несколько раз играли в покер на лодке твоей бабушки.