– А потом тот случай с Сарой… – пробормотала Летиция, не в силах закончить свою мысль.
Впрочем, Д. и не требовалось что-то особо объяснять. Он сам всё знал о том ужасном дне, когда Летиция летала с их младшей сестрой Сарой и их накрыла гроза. Сара выскользнула из рук Летиции, упала и разбилась насмерть, и Летиция с тех пор ни разу не поднималась в воздух – так и не смогла простить себя.
– Мама и папа будут рады узнать о том, где ты, – сказал Д., меняя тему разговора.
– Они нам не родные, – спокойным, ровным тоном заметила Летиция. – Они усыновили нас. Назвали тебя Джонни, хотя это не настоящее твоё имя, не то, которым тебя крестили.
– Что? Что ты только что сказала?
Летиция вдруг резко пришла в себя.
– Неужели ты ничего не помнишь? Совсем ничего? – Она внимательно всмотрелась в лицо Д., убедилась, что это действительно так, и вздохнула. – Что хуже? Знать и не иметь возможности получить то, что ты хочешь, или не знать и не понимать, что ты мог бы иметь?
И Летиция вновь принялась раскачиваться взад и вперёд.
Прозвучал сигнал тревоги, и Д. вспомнил наконец, что его время ограничено, но только теперь это его перестало волновать. Для него время стало бесконечным, таким же, как для его сестры. Он собрал свои вещи, сделался невидимым и встал рядом с ней.
– Я хочу знать всё, что знаешь ты, – сказал он ей.
– Джестон. Джестон. Джестон, – ответила она.
Д. очень нравилось, как звучало у неё на губах его имя.
6
О смерти Конрада его отец объявил по национальному телевидению. Эту передачу смотрели все, но внимательнее всех – сам Конрад. Очень, знаете ли, необычное ощущение – слышать о том, как твой родитель объявляет о твоей смерти, хотя сам ты прекрасно знаешь, что по-прежнему жив и здоров.
Это был самый обычный день на ферме Макклаудов. Пайпер, как всегда, поднялась на рассвете и отправилась «размять крылышки», прихватив с собой Фидо за компанию. Как только они возвратились на ферму, Фидо тут же заявился к Конраду, который работал в своей лаборатории над АТС. Конрад уже успел привыкнуть к сопению и топанью своего нового домашнего любимца и даже позволял ему спать в ногах на своей кровати. В свою очередь, Фидо тоже привязался к Конраду и не любил выпускать его из виду. Кстати говоря, маленький носорог стал вести себя значительно спокойнее – вероятно, размеренная деревенская жизнь и на него подействовала благотворно.
После обеда Конрад помог Джо починить забор на дальнем поле, и Фидо, конечно же, был вместе с ними, вился у ног своего хозяина. К тому времени, когда с забором было закончено, а животные накормлены на ночь, как раз подоспел ужин, и Бетти принялась названивать в свой колокольчик.
– Пайпер, надеюсь, ты всё это съешь, да ещё добавки попросишь, – суетилась у стола Бетти, накладывая на тарелку Пайпер щедрую порцию жареного цыплёнка. – Конрад, я тебе на кровать новую пару носков положила. У тебя за неделю нога снова на целый размер выросла, просто диво какое-то. Так что я решила, что тебе и носки теперь нужны размером больше.
– Спасибо вам, миссис Макклауд.
Бетти постоянно делала что-то приятное для Конрада. С тех пор как он поселился у них, сердце подсказало ей, что мальчику нужна материнская ласка, вот она и старалась заботиться о нём. Конрад, конечно, был очень умным мальчиком, но, как казалось Бетти, чувствовал себя одиноким, поэтому она внимательно следила за тем, чтобы у него всегда были тёплые носки и чистая рубашка.
– И не надо прикармливать у стола этого… – Бетти поискала слово, которым можно было бы назвать Фидо, сидевшего у ног Конрада и клянчившего еду, но так и не нашла.
– Да, миссис Макклауд.
Тем временем Пайпер тайком от матери подвинула к отцу маленький, размером не больше банана, кусочек плавуна – принесённой водой древесины.
– Вот, заметила его, когда летала, – тихо сказала Пайпер. – Решила, что это как раз то, что надо, и подобрала.
Насколько говорливой была его жена, настолько же молчаливым был сам Джо Макклауд. Лёгкий вздох, едва заметный кивок головой или пожатие плечами – этого вполне хватало Джо Макклауду для того, чтобы выразить свою точку зрения по любому вопросу. Он был идеальным собеседником для любого, кому необходимо выговориться. Когда Джо чинил забор, вспахивал поле или чинил кормушку для скота, рядом с ним обычно отирался кто-нибудь из детей и болтал, болтал, болтал… Ну, язык же без костей, сами знаете. И редко бывало так, чтобы после этого они уходили от Джо, не чувствуя себя намного лучше оттого, что их наконец-то выслушали.
А сейчас Джо осторожно взял принесённый Пайпер кусок дерева своими загоревшими на солнце и обветрившимися на ветру руками, повертел его и кивнул. Если бы Джо не был фермером и не называл бы свою резьбу по дереву хобби, его поделки в городе могли бы считаться произведениями искусства.
Джо с довольным видом сунул кусок дерева себе в карман, а Пайпер накрыла мощную ладонь отца своей маленькой бледной ладошкой.
Уговорив по два больших куска испечённого Бетти яблочного пирога на брата, всё семейство Макклаудов, сыто отдуваясь, уселось перед своим новеньким, недавно купленным телевизором. Этим вечером должны были подводить итоги национальных выборов, и Бетти не терпелось узнать их результат. Как обычно, она болтала одна за всех и безо всякой опаски высказывала всё, что думала о каждом из кандидатов.
– Я считаю, что сенатор Харрингтон будет очень хорошим президентом. Я за него голосовала, – одобрительно кивнула Бетти, когда на экране появилось лицо сенатора Харрингтона. – Он всегда режет правду-матку, и мне это нравится. Народ должен верить своему президенту, а сенатор Харрингтон человек чистый как стёклышко.
Как бы неприятно ни было это признавать, даже Пайпер понимала, почему её мать с таким восторгом относится к Харрингтону. Что и говорить, умел, умел сенатор Харрингтон заставить людей слушать себя, и не только слушать, но и – что гораздо важнее – верить. Это было что-то сродни гипнозу.
Внезапно Бетти прищурилась и сказала, наклонившись ближе к экрану:
– Нет, вы только посмотрите. На этом телевизоре картинка гораздо более чёткая, и теперь я точно вижу, что сенатор Харрингтон очень, очень похож на нашего Конрада. Тебе так не кажется, мистер Макклауд?
Джо молча кивнул, переводя взгляд с телевизионного экрана на Конрада и обратно.
Пайпер неловко заёрзала. Что подумают её родители, если узнают, что Конрад на самом деле сын сенатора Харрингтона? Бетти и Джо никогда не спрашивали о том, кто такой Конрад и откуда он. Для них Конрад был просто подростком, у которого нет ни дома, ни семьи, и они с радостью приняли его, чтобы дать ему и первое, и второе.
– Сенатор Харрингтон – мошенник и прохиндей, каких поискать, – быстро и горячо откликнулась Пайпер. – Да, у него такие же светлые волосы, как у Конрада, ну и что же? У нас в стране блондины на каждом углу. Лично я сенатору Харрингтону ни на грош не верю. Ни капельки.
Пожалуй, её слова прозвучали резче, чем требовалось, и Пайпер скосила глаза на Конрада, хотела увидеть его реакцию на них. Конрад сидел, рассеянно поглаживая лежавшего у него на коленях Фидо, и не отрываясь смотрел на экран. Лицо Конрада было напряжённым и в то же время беззащитным, он словно забыл о том, что рядом с ним есть люди. В глазах его было столько тоски, он так жадно впитывал каждый жест, каждое слово отца, что, казалось, готов был влезть в экран телевизора, чтобы встать рядом с ним.
Пайпер не знала, только лишь представить могла себе, каково это, когда твой бессердечный отец отказался от тебя и не хочет больше видеться с тобой. И каким бы беззаботным ни пытался выглядеть Конрад, память об этом не могла оставить его и не могла не причинять ему боль.
Без малого целый час семья наблюдала за тем, как идёт голосование, слушала комментарии обозревателей, и вот наконец наступил момент самого большого, самого главного объявления.
– В итоге с большим отрывом победил сенатор Харрингтон! – возбуждённо прокричал очередной телевизионный репортёр. – Повторяю, сенатор Харрингтон только что официально стал новым президентом Соединённых Штатов Америки!
Бетти восторженно захлопала в ладоши. Конрад покраснел, и Пайпер показалось, что он с гордостью смотрит на своего вновь появившегося на экране отца.
Сейчас рядом с новым президентом была его жена, которую он всем представил, и их четырёхлетняя дочь Алета. Пайпер знала, что свою младшую сестрёнку Конрад увидел сейчас впервые – она родилась уже после того, как его самого увезла к себе доктор Хуллиган. Алета вела себя очень тихо, стояла, держа свою мать за руку, и только моргала огромными глазищами. Президент Харрингтон начал свою победную речь, и все, кто был в зале, сразу притихли.
– Я верю в действие и результат. Я человек, который умеет делать своё дело, и все мы – народ, который умеет делать своё дело, – Харрингтон обвёл руками зал, расправил широкие плечи, поднял к свету своё красивое мужественное лицо. Сейчас они с Конрадом были похожи друг на друга как две капли воды. – Недавняя смерть нашего сына стала тяжёлым испытанием для меня и для моей жены, но мы преодолели это, потому что, как и наша великая нация, отыскали глубоко спрятанные внутри нас силы. Силы, которые помогли нам вытерпеть нашу боль и направили наши усилия вперёд, к достижению новых, лучших целей.
Пайпер была ошеломлена.
– Он только что сказал, что его сын умер? – переспросила она.
Лицо Конрада сделалось белым, как мел. Одно дело отречься от своего сына, и совсем другое – объявить его мёртвым перед всем миром.
Но Конрад же знал, что он жив. И своим умом, и своим телом знал, что он жив, жив, жив. Тем более странно было ему ощущать, словно жизнь покидает его, утекает, словно вода из прохудившегося шланга.
7
По весне к Конраду привязался и никак не хотел отпускать затяжной кашель, отчего и без того худенькие плечи мальчика стали ещё уже, а спина сгорбилась. Под глазами Конрада легли тёмные круги, а в весе он потерял столько, что одежда висела на нём как на вешалке. Пайпер он казался изголодавшимся и сломленным, хотя ни то, ни другое правдой не было.
Сейчас он медленно брёл рядом с Пайпер из здания школы округа Лоуленд, ещё сильнее сгибаясь под весом книг, которые тащил с собой.
– Что у тебя в рюкзаке? – спросила его Пайпер и добавила, желая немного развеселить и подбодрить друга: – Кирпичи, что ли? Или, может, небольшая планетка какая-нибудь?
– Домашка по математике, – просипел Конрад, перекладывая рюкзак на другое плечо.
– Домашка? У тебя? – удивлённо выкатила глаза Пайпер. – Да ладно, не смеши меня.
– Нет-нет, правда, – откликнулся он. – А что ты думаешь, математика многим непросто даётся.
– Ну уж только не тому, кто сумел взломать компьютер в Министерстве обороны Соединённых Штатов и перепрограммировал орбиту военного спутника. И не так уж много на свете пятиклассников, способных вычислить, как искривить пространство-время, чтобы…
– Большинство детей в возрасте двенадцати лет…
– Ты не большинство. – Пайпер резко загородила Конраду дорогу и остановилась. – Ты не большинство. Ты уникум. Ты гений. Супергений!
– Уже нет. – Конрад обогнул Пайпер и продолжил свой путь.
«Ну вот опять», – со вздохом подумала Пайпер.
С тех самых выборов, будь они неладны, Конрада словно подменили. На следующее утро после избрания Харрингтона президентом Конрад до самого обеда провалялся в постели и даже ни разу в тот день не наведался в сарай, в свою лабораторию. А затем много дней пролежал, как сыч, в своей комнате, глядя пустыми глазами в окно и рассеянно поглаживая свернувшегося у него под боком Фидо.
Разумеется, если в голове, что сидит у вас на плечах, находятся мозги, способные поспорить с любым компьютером, и их вдруг отключили, неприятные последствия неминуемы. У Конрада появились головные боли – жуткие, при которых взгляд невозможно в сторону отвести, не то что поесть, скажем, или с постели встать. Конраду при этом было нужно, чтобы в комнате было совершенно темно, и в этой темноте он неподвижно лежал. Лежал подолгу, дожидаясь момента, когда боль немного отпустит и можно будет хотя бы сесть. Но затем Конрад понемногу привык, притерпелся к своей боли и уговорил Бетти и Джо разрешить ему посещать местную школу. Школа эта, по меркам Конрада, была примитивной, однако он надеялся, что простенькие задания помогут разогнать туман, который застит его мозги.
К занятиям в школе Конрад относился очень, очень серьёзно, но Пайпер, которая внимательно наблюдала за ним, всё больше казалось: чем «нормальнее» выглядит Конрад, тем болезненнее и слабее он становится. Когда Пайпер впервые увидела Конрада, он был полон энергии, сильных – пускай и не очень добрых – чувств и великих планов. Обрамлявшие его красивое лицо волосы буквально светились, а сам Конрад, как и его ум, находился в постоянном движении. Но до чего же не похож был на того парня маленький угрюмый старичок, ковылявший сейчас из школы рядом с Пайпер. Погасший, поблёкший, потерявший цель в жизни, а вместе с ней и самого себя.
Тут Конрада настиг новый приступ кашля, и он, сбросив на землю свой рюкзак, остановился и согнулся, опершись о ствол дерева. К этому времени они успели дойти только до лесочка, который обрамлял игровую площадку, и Пайпер сказала, участливо склонившись над Конрадом:
– Наверное, тебе нужно вновь показаться доктору Беллу. Ты уже несколько месяцев ужасно кашляешь, сколько же можно?
– Со мной всё в порядке.
– Ты выглядишь так, будто тебя кошки драли.
– Я оставил в школе свои капли для горла. В столе забыл.
– Я принесу, – моментально предложила Пайпер.
– Нет, я должен…
Но Пайпер повернулась и убежала раньше, чем он успел договорить. Когда приступ кашля отпустил, Конрад медленно выпрямился и побрёл дальше среди деревьев.
Едва он завернул по тропинке, так что его не стало видно со стороны школы, в тишине громко хрустнула ветка, зашуршали листья, а следом в окружении четверых своих братьев появился Рори Рэй Миллер.
Рори Рэй был крупным семнадцатилетним парнем, ещё больше погрузневшим от постоянной тяжёлой работы на ферме. Сейчас он играючи крутил в своих мозолистых руках отломленную от дерева ветку, с удовольствием ощущая её тяжесть, и его с каждой секундой всё больше раздражало, что Конрад не выглядел испуганным этой встречей и не пытался бежать. Что ж, это только лишний раз подтверждало прежние догадки Рори Рэя, а он давно уже подозревал, что с Конрадом что-то не так. Само собой, и ежу было понятно, что Конрад не такой, как другие деревенские парни, – хилый, болезненный. Но порой в этом хлюпике неожиданно чувствовалось нечто странное, опасное, и тогда начинало казаться, что на самом деле Конрад представляет большую и, что хуже всего, непонятную угрозу и для самого Рори Рэя, и для всех остальных тоже. От одного вида Конрада у Рори Рэя Миллера просыпался скрытый в глубине его души стадный страх.
– По-моему, я уже запрещал тебе показываться в этих местах, Конрад Безымянный.
Свою фамилию Конрад не открыл никому, поэтому Рори Рэй и называл его Безымянным. Рори Рэй выдвинулся вперёд, младшие братья обступили его по бокам, внимательно следя за каждым движением своего вожака.
– Мне уже начинает казаться, что ты любишь, когда тебя дубасят.
Конрад обвёл взглядом выкатившую из кустов банду, но ничего не сказал. Не сделал даже малейшей попытки убежать или приготовиться к драке. Нет, он стоял неподвижно, вяло, словно знал наперёд, что будет дальше, но относился к этому совершенно безучастно.