От смущения я с большим трудом кивнула ему в ответ и опустила ниже поля капора, продолжив сортировать номерные знаки.
Сзади подкралась двадцатипятилетняя Харриетт:
– Джексон, – едва прошептала она себе под нос, вальяжно облокачиваясь на подоконник. – Это же тот самый богач, который ездил на запад строить большую плотину? А он умен. Раз решил вложить свои честно заработанные деньги. Теперь-то он стал крупным землевладельцем, сколотившим состояние на древесине и минералах. М-м-м… – Харриетт причмокнула губами. – Такому умному красавцу нужна не менее умная красавица. – Представив себя рядом с ним, она расправила плечи и постучала по стеклу, чтобы привлечь его внимание. – Осталось всего три недели до Сладких танцев. Интересно, какую девушку он осчастливит?
В первую пятницу июня в Беспокойном ручье устраивали Вечер Сладких танцев, представляющий собой торги для одиноких людей. Сюда могла прийти любая незамужняя девушка при условии, что она испечет пирог. Все желающие собирались в старом продуктовом магазине, который закрыла Компания, как и другие предприятия нашего города. Под звуки скрипки люди отбивали клоггинг или чечетку на полу из древесных опилок в надежде оказаться в постели с понравившимся им человеком. Мужчины принимали участие в аукционе, победитель которого выигрывал вечер танцев с хозяйкой пирога.
Мне запрещалось ступать на порог того дома, где висела табличка «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ», но люди так часто обсуждали эти танцы, что у меня сложилось впечатление, будто я уже была там. Спустя несколько недель после возвращения на работу Юла и Харриетт под любым предлогом сводили разговор к одной теме: новым вышитым платьям, любимым рецептам, будущим и отсутствующим гостям. Я слушала, выхватывая частями, их беседу и представляла себе эти гуляния, чтобы в тот самый день устроить свой праздник в пустой хижине.
– Я дам ему большой кусок своего персикового пирога, – вздохнула Харриетт в полудреме.
Держа в руках стальную мочалку, я очистила ржавчину с угла номерного знака.
– Зачем вообще Джексон возится с твоим уродцем? – спросила она и, поворачиваясь, случайно задела мое плечо.
От удивления Харриетт разинула рот, быстро отдернув трясущуюся руку, будто стряхивая прицепившуюся букашку.
Она боялась прикасаться к моему телу. Но однажды скрепя сердце целый день учила меня ходить по маршруту только для того, чтобы на следующий оставить в полном одиночестве. – Я всю неделю тренировала этого бестолкового Василька, – слукавила тогда Харриетт, обратившись к Юле Фостер.
Я мельком взглянула на Джексона и Юнию, пробормотала «простите» и отодвинулась назад, взяв в руки новый номерной знак.
– Посмотри на себя! – закричала Харриетт.
Я подняла взгляд. Этот крик наводил на меня панику.
В глазах промелькнула искра, до вспышки ярости оставалось всего пару мгновений, как она прошипела:
– У тебя лицо как созревшая черника. Клякса на лице, – засмеялась Харриетт. – Разве она не похожа на старую уродливую чернильницу? Что скажешь, Юла?
Ее выпады ножом резали по живому. Порой мне казалось, что Харриетт только и ждала возможности, чтобы толкнуть меня и со злорадством наблюдать, как синеет моя кожа. Я прижала рукой щеку, наблюдая за тем, как морщится и черствеет ее коричневое, как ремень, лицо.
Обняв себя, Харриетт медленно гладила пальцами свои руки, а после вернулась к своему столу. Каждый ее шаг ощущался как удар под дых. Демонстративно сев на стул, она прибавила громкость в приемнике.
На улице внезапно закричала Юния и так же быстро умолкла. Разговаривая с мулом, Джексон отошел на безопасное расстояние. Она повернула голову, краем глаза смотря на яблоко, вытянула морду и взяла угощение из протянутой руки.
Я не удержалась и тихо засмеялась, настороженно взглянув на Харриетт, разбирающую присланную почту. Повернулась к Джексону Лаветту и отблагодарила его скромной улыбкой.
Он подошел к окну:
– Кюсси Мэри, один друг посоветовал прочесть эту книгу. Интересно, вы слышали о ней что-нибудь?
От любопытства я высунулась из окна.
– Фер-де-Ланс?
Я обернулась к Харриетт, которая листала журнал, громко напевая мелодию, играющую по радио.
– Да, сэр, – наконец ответила я тихим голосом. – Это первый детективный роман Рекса Стаута из серии книг о Ниро Вульфе. Очень интересное произведение.
– Правда? Обожаю загадки, – у него по-мальчишески загорелись глаза. – Благодарю, Кюсси Мэри. – Прощаясь, он козырнул, дотронувшись пальцами до виска, хлопнул Юнию по крупу и, развернувшись, ушел.
В растерянности я смотрела ему вслед, который обрывался за углом.
Закончив с подставками, я взялась за кучу коробок с новой литературой, которую нам подарили другие читатели. Это моя любимая часть работы: разбирать пожертвования крупных библиотек, и в такие моменты меня всегда удивляло то, от каких сокровищ порой готовы отказаться люди, выбрасывая, как им кажется, совершенно никчемную макулатуру.
Я вытащила две книги, думая, какую из них привезти Ангелине, и в результате отложила для нее «Историю о малютке мышонке», положив также две брошюры по уходу за ребенком. Затем достала с самого дна «Историю доктора Дулиттла», внимательно осмотрела ее и тоже приберегла для желанного читателя.
Дальше мне на глаза попался старый учебник по грамматике английского языка, присланный из школы в Чикаго. Ни одной разорванной или вырванной страницы – отличная находка. Полистав немного, я отложила его для Ангелины. Возможно, даже получится дать ей пару уроков, если хватит времени самой все изучить.
К своему удивлению, я случайно нашла практически новый роман о жителях шахтерского городка в Англии, который Харриетт давно мечтала прочесть: «Звезды смотрят вниз».
Держа его в руках, я подумывала сначала взять его себе. Но ведь Харриетт просто обожала А. Дж. Кронина. И все-таки лучше отдать его, иначе мне потом несдобровать. Может, ее кислая мина тогда хоть немного преобразится. Теша себя этой надеждой, я подошла к ней.
Будто бы боясь угодить в капкан, она с подозрением сначала взглянула на книгу, потом – на меня.
– Слышала, что вы любите творчество мистера Кронина, – сказала я с едва натянутой улыбкой на лице, положив роман на ее стол.
Глаза засверкали от удовольствия. Она проскрипела тихим голоском: «Спасибо», – и жадно схватила книгу.
– Совсем новая. Как будто только что из печати, – добавила я.
– Что? Да-да, конечно. «Три любви» Люси Мур была в таком же состоянии, помнишь? Настоящий шедевр! А когда он утонул? Как она посвятила себя сыну. И все напрасно. Какая трагедия… – На лице Харриетт на миг промелькнула грустная улыбка, ослабив ее суровый нрав.
Я тоже читала этот роман, в котором надменная и самоуверенная Люси, не имея гроша в кармане, могла добиваться своего за счет мужчин.
– А та сцена в бельгийском монастыре, – все не умолкала помощница инспектора, – когда она… – И тут Харриетт остановилась, выпучив на меня глаза.
Мне нравилось то, с каким трепетом она относилась к книгам. Всего на несколько мгновений что-то в ней преобразилось, и я даже забыла о наших различиях и ее истинной сущности.
– Ой, Василек… Василек! – она несколько раз щелкнула пальцами перед моим лицом, разгоняя лишние мысли. – Возвращайся к работе, – проворчала Харриетт, хотя она, несомненно, была очень рада получить этот роман, а еще больше ей понравилось чувствовать себя литературным критиком, высказывающим свое мнение.
– Да, мэм, – на лице застыла глупая улыбка.
Сев за свой стол, я стала копаться в другой коробке, с журналами, но ничего особенного не нашла. Зато на глаза попалась выкройка из журнала Vogue с изображением детской сорочки – это пойдет в альбом. Рядом лежали старые ноты, которые очень бы пригодились учительнице Винни Паркер. Я взяла еще пару буклетов о здоровье и гигиене и аккуратно сложила их в свою стопку, постепенно растущую в размерах.
Перешла к следующей коробке в поисках «Фермерского альманаха», который попросил привезти один читатель. Копнула еще глубже, параллельно высматривая Стейнбека, и сломала ноготь. Но вместо них обнаружила старый журнал за июнь 1935 года, на глянцевой обложке которого красовалась девушка в сказочном свадебном платье, и несколько книг для Орена Тафта – моего пятничного читателя, живущего в ущелье за горой. Несмотря на плохую погоду, непредсказуемые дороги и долгий путь я всегда была рада увидеть его доброе лицо.
Под кучей старых учебников и семейных журналов пряталась газета, которая точно пришлась бы по вкусу семейству Смитов. Новый тираж от пятого мая 1936 года, и это при том, что обычно мы получаем издания, устаревшие минимум на месяц, а иногда и того больше.
Чувствуя, как от сильного волнения синяя краска стала заливать шею, медленно подступая к лицу, я потерла руки темно-фиолетового цвета. Нервно прижала газету к груди и вдохнула еще свежие чернила, уткнувшись носом в страницы.
Находкой оказалась газета «Луисвилл Таймс». Я пробежала глазами по заголовкам, посвященным облаве на одно городское игорное заведение, прочитала статью о вторжении итальянцев в место со странным названием «Эфиопия», полистала пару страниц и увидела не менее странную рекламу женского купальника светло-коричневого цвета за целых 6,95 доллара. За эти деньги можно было прокормить сразу несколько семей на всю неделю. Сам купальник мало что скрывал, выставляя напоказ каждый миллиметр женского тела.