Владимир Харитонов
Слеза Ангела
Глава 1. Украденное детство
Небольшой городок Каракол в Киргизии расположен вблизи восточной оконечности озера Иссык – Куль, до него всего 12 километров, в ста пятидесяти километрах от киргизско-китайской границы. Он является административным центром Иссык-Кульской области. Название происходит от киргизского слова «кара» – черный и «кел» – озеро. Черный цвет обозначает «большой», то есть – большое озеро. Правда, с 1889 по 1922 год и позже с 1939 по 1992 год город носил название Пржевальск в честь известного путешественника. Совсем рядом находится подножие хребта Терскей-Ала-Тоо и протекает река Каракол. Город находится на высоте 1690 – 1850 метров над уровнем моря, поэтому климат здесь умеренно-континентальный с элементами горного и морского.
А какой красивый и разнообразный растительный мир окружает поселение: это и тянь-шаньская ель с густой конической кроной высотой до шестидесяти метров, и арча-чудо-дерево, живущее до двух тысяч лет. В горах встречаются экземпляры до десяти метров в диаметре, правда, высотой не более шестнадцати метров. Зачастую арча растет вместе с елью и другими хвойными деревьями. Пихта Семенова с густой темно-зеленой пирамидальной кроной достигает в высоту тридцати метров. Вдоль чистых и прохладных рек и вокруг озера Иссык-Куль красуются непроходимые заросли облепихи. Русские березки в этих краях редкие гости, но в самом городе иногда встречаются. Возможно, они и посажены русскими людьми, коих проживало не менее тридцати процентов, скучающими по этим прелестницам. Летом в окрестностях Каракол радуют своим великолепием многочисленные разноцветные дикие тюльпаны – ярко-красные, малиновые, желтые и оранжево-красные. Горы, покрытые этой растительностью, привлекают взгляд и, казалось бы, не оставляют места людской злобе и зависти, как бы говоря своим величественным видом – все суета и тлен, вечен только мир вокруг. Но люди способны испортить и это благолепие своими извечными пороками….
Вот в этом киргизском городе и родилась обычная русская девочка Виктория в 1966 году, как говорится, в неполной семье. Мать Надежда Викторовна замужем никогда не была. Рано приобщилась к алкоголю, по характеру была распущенной, но долго сохраняла свою природную красоту, поэтому на нее обращали внимание многие мужчины, и русские и киргизы. Отказывала она им редко, особенно, если любовник приходил с бутылкой. Тогда начинался «пир горой» и маленькая Виктория со своей бабушкой Марией, проводили время на улице, если было тепло, или на кухне при выключенном свете – если холодно. Мария никак не могла понять, где и когда она совершила ошибку в воспитании дочери. Ведь она любила ее, так же, как и другие матери любят своих детей. Старалась ни в чем необходимом ей не отказывать, интересовалась ее делами, особенно, когда та поступила в школу. И училась, в общем-то, неплохо, и подруги не были распущенными. Почему же судьба поступила с ней так коварно?
Родилась Надежда по большой любви и казалось, что жизнь ее должна была сложиться совсем иначе…. Но ее отец Виктор погиб в годы войны и Мария всю свою жизнь посвятила своей неблагодарной дочери. Жили они в небольшом частном доме на улице Дзержинского. Он был рубленый, как и большинство других домов на улице, состоял из комнаты-спальни и небольшой кухоньки, большую часть которой занимала кирпичная печь, служившая и для обогрева, и для того, чтобы приготовить пищу. В спальне тоже была печь-лежанка, на которой любила спать бабушка вместе со своей внучкой. Для Надежды стояла двуспальная кровать, место, где она отдыхала одна или развлекалась с очередным любовником. Стыдно ей, видимо, ни перед своей матерью, ни перед своей дочерью никогда не было. Тем более что своего ребенка она не любила и никогда этого не скрывала…. Для Виктории всегда было большой загадкой, кто придумал ей такое красивое имя, которое подразумевало победу, и в чем заключалась эта самая победа.
Сколько девочка себя помнила, она всегда хотела кушать и даже не представляла, что такое есть досыта. Со слов бабушки, веселая мать кормила грудью свою дочку совсем недолго и Марии приходилось покупать молоко у соседей, которые держали козу. Но у них была своя большая семья и иной раз они ей отказывали. Тогда та заворачивала черный хлеб в марлю, окунала в чуть сладкую воду и давала ребенку вместо соски. Когда открылся молочный комбинат, бабушка Вики устроилась на работу уборщицей, чтобы время от времени побаловать свою внучку молоком. Это тогда она казалась «старенькой», а было-то ей всего сорок с чем-то лет. Мать тоже устраивалась на работу, и на тот же молочный комбинат, и на рыборазводный завод, но после первых же прогулов ее увольняли. Всю свою злобу за незадавшуюся жизнь она срывала на дочери. Совсем не остались в памяти у маленькой девочки какие-то материнские обнимашки или поцелуи, зато подзатыльники, порой без видимой причины, она запомнила на всю жизнь. Чаще попадало, когда бабушка была на работе, а к матери приходил очередной друг с бутылкой. Если Вика не догадывалась вовремя выйти на улицу во двор дома, то вылетала с пинком родной матери, иногда полураздетая.
Единственный, кто понимал ее слезы в этот момент, была дворняжка Марта, привязанная на цепи к своей конуре. Она скулила и жалась к ногам Виктории, которая
обнимала свою подружку, прижимала к себе, и та затихала. Когда было холодно, девочка залезала в конуру, собака – следом и они лежали, согревая друг друга телами. При этом Виктория иногда плакала. Ведь она видела, как другие мамы любят своих детей и никогда их не обижают. И она никак не могла понять, чем же она хуже их…. Собака своим языком слизывала слезы маленького Ангела и тихонько поскуливала. Вике становилось жалко свою лохматую подружку, даже больше, чем себя и…она успокаивалась.
Частенько ее спящую вытаскивала из конуры бабушка, у которой тоже текли слезы, но она ничего не могла сделать со своей непутевой дочерью. Когда любовник Надежды уходил, а она спала на своей кровати, Виктория убиралась и в комнате, и на кухне. А девочке было тогда всего три с половиной года…. Сначала она ела то, что было на столе, остатки картошки, хлеба, закусанные яблоки, огурцы. Затем тряпкой смахивала крошки в собачью плошку, остатки пищи, видом которой сама брезговала, и несла своей подруге Марте. Так они вместе и выживали. После этого девочка-хозяйка веником подметала мусор и мокрой тряпкой мыла пол. Первый раз она сделала это сама, добровольно, но мать быстро поняла пользу от малолетней дочери и в дальнейшем била ее, если просыпаясь, видела где-то грязь. Как-то бабушка попыталась заступиться, но услышала столько угроз и оскорблений, что в дальнейшем не связывалась со своей буйной кровинушкой, видимо понимая свою вину и упущения в ее воспитании. Соседи были по национальности киргизы, семья большая, многодетная. Они изредка делились детской одеждой с маленькой русской мученицей, иногда кормили ее. Но привечали не очень гостеприимно, и Виктория без приглашения старалась к ним не ходить. Да и жили они тоже достаточно бедно.
Когда ей было четыре года, в окрестностях Пржевальска было самое настоящее землетрясение, в целых восемь баллов, как потом говорили по телевизору. Произошло оно в одиннадцать часов дня, 5 июня 1970 года. За минуту до сильных толчков из самых недр земли, директор одной из местных школ велел всем ученикам выпрыгивать в окна. Когда все покинули здание, оно рухнуло, но в итоге никто не пострадал. Оказалось, что руководитель школы почувствовал сначала слабый толчок, на который никто не обратил внимания, а он мгновенно среагировал. По телевизору его хвалили. Виктория была дома, когда услышала крики соседей и выскочила на улицу, посмотреть, что происходит. Она почувствовала несколько сильных сотрясений под ногами. Мать пьяная спала в комнате, и ребенок переживал, чтобы тот, кто над ней столько издевался, не погиб. Ведь это ее мама…. А еще ей было страшно за подругу Марту, которая забилась в угол конуры и жалобно скулила. О себе она в этот страшный момент не подумала. Но беда в тот раз обошла их дом стороной.
Однажды по зиме кончились дрова, бабушкину небольшую зарплату отобрала Надежда Викторовна, и покупать их было не на что. Мария решила сходить в лес за упавшим сухостоем и взяла с собой внучку, которой тогда было не более пяти лет. Идти было не очень далеко, и вскоре их взору открылся изумительный вид. Вдалеке виднелись белоснежные шапки гор, а на подступах к ним смешанный и достаточно густой лес. Вечнозеленые сосны и ели придавали ему особую красоту. День был слегка морозный, но ясный, сияющее солнце окрашивало все вокруг разноцветными красками. Здесь было хорошо – никто не ругался, и Виктория даже забыла про обычное чувство голода, забыла про то, что у нее никогда не было игрушек, забыла про то, что на ней была непривычная для русской девочки старенькая одежда, которую дали соседи киргизы. Она шла и беззаботно разговаривала со своей любимой бабушкой, делясь с ней своими недетскими проблемами. А та обещала Вике сшить красивую куклу из тряпок и поговорить с Надеждой, чтобы она разрешала смотреть по старому маленькому черно-белому телевизору мультики. Вскоре набрали вязанку дров, которую бабушка обвязала веревкой и загрузила себе на спину, а Виктория взяла еще несколько палок в руки и несла их рядом, напрягая свои неокрепшие детские мышцы.
Бабушка Мария слово сдержала…. Кукла у нее получилась некрасивая, с большой головой и разными ногами, но это был лучший подарок для маленького человека. Она сразу полюбила ее, почти как Марту, и всегда брала с собой спать, обязательно целуя перед сном и желая доброй ночи. Несмотря ни на что Вика росла умной и доброй девочкой и никогда не завидовала соседским детям, которые вели обычную, беззаботную детскую жизнь. Друзей у нее не было. Соседи своих детей к дому Виктории не пускали, из-за дурной славы ее матери, а сама она от дома отходить не решалась. Боялась, что за это ее побьет мама, боялась и того, что ее прогонят родители тех детей, с которыми она хотела бы подружиться. Ведь она была бедная, и у нее ничего не было. «А бедных никто не любит», – думала Виктория в свои пять лет.
А однажды Надежда, выйдя на улицу, не протрезвевшим взглядом увидела свою дочь, спящую в конуре Марты в обнимку с собакой. Она вытащила Вику за ногу, ударила ладонью по лицу и велела «уйти с глаз долой и домой больше не возвращаться» … Девочка в испуге убежала от разъяренной матери и до вечера бесцельно бродила по городу. К счастью было уже лето, на улице тепло и солнечно, а то, что хотелось кушать, так к этому она давно привыкла и не обращала никакого внимания. Вечерело… По пути следования ребенка попалась строительная теплушка на колесах. Виктория залезла под нее и на каком-то мягком мусоре улеглась спать.
Проснулась оттого, что ее растолкал строитель – невысокий мужчина лет пятидесяти киргизской национальности. Он что-то бормотал на своем языке, но девочка его совсем не понимала. Затем подошли другие рабочие, среди них были и русские. Они расспросили, кто она и что делает под их вагонеткой. Вика рассказала все как есть. Мужики возмущались, качали головами, но помочь ничем не могли. Затем они принесли бутерброды с чаем, накормили голодного ребенка и…велели идти домой. Девочка еще целый день одна слонялась по городу, а вечером опять вернулась к теплушке строителей.
Надежда пропажу дочери и не заметила, у нее своих было много проблем – найти любовника с выпивкой и весело провести время. Мария, конечно же, хватилась внучки, расспросила непутевую мамашу, своих соседей, но никто ничего толком сказать не мог. Зато Марта рвалась с цепи, скулила и вертелась словно юла. Она всем своим видом давала понять, что найдет маленькую хозяйку. И бабушка Вики ее отвязала. Та рванула со всех ног в сторону города и через два часа уже тормошила своей узкой мордашкой спящую хозяйку. Она прыгала, лаяла и слегка повизгивала, выражая свою собачью радость. А потом за платьице стала тащить девочку к дому. Так они и вернулись – Марта зубами вцепившаяся в одежду и девочка со слезами на глазах….
Мария решила скопить от своей скудной зарплаты немного денег и купить маленькую козочку, чтобы вырастить ее и иметь свое молоко. На рынок она с Викторией пошла рано утром в воскресенье. Он находился всего в двух километрах к северу от центрального Каракола (Пржевальска). Там продавали в основном овец, лошадей, красивые кожаные седла, но можно было купить и козленка. Дорогой опять открылся волшебный вид на горы, душа маленькой девочки ликовала, и она крепче вцепилась в бабушкину руку. Подходящего козленка сторговать так и не смогли, денег не хватило, но Мария купила немного мяса, чтобы сварить дома непостной похлебки и немного халвы и лукума – восточных сладостей для внучки. Скушать их она советовала по дороге домой, чтобы Надежда не знала, на что были потрачены деньги. Но Вика есть одна, отказалась категорически – она угостила бабушку и проследила, чтобы та все съела, затем немного поела сама и спрятала в кармане завернутый в газету сладкий кусочек для своей мамы.
В этот день Надежда плакала, просила прощения у своей маленькой дочки, но…через неделю в пьяном виде опять избила ее и выгнала на улицу за то, что она не убралась в комнате после очередного маминого гостя. Бабушка в этот вечер почему-то долго и усердно молилась возле иконок в углу. При этом на глазах ее были видны слезы. В 1895 году в Караколе была построена из дерева красивая Свято-Троицкая церковь, но в годы советской власти она была закрыта. В ней обустроили спортзал. Возвращена была она в собственность православной общины лишь в 1995 году. Поэтому верующие люди могли помолиться только у себя дома.
Виктория спросила у бабушки, когда та закончила, с кем она разговаривала в углу и почему плакала. Мария, как могла, объяснила внучке, что обращалась к Богу, что Он всесильный, всех видит и слышит, и помогает тем, кто в Него верит и обращается к Нему за помощью. А еще бабушка сказала, что просила Бога вразумить Надежду, чтобы та бросила пить, и чтобы Виктория росла счастливой.
– А я могу, о чем ни будь попросить Бога? – спросила девочка.
– Нет, ты некрещеная, тебя Он не услышит,– ответила Мария, но видя, что внучка вот-вот заплачет, добавила, – я тебя свожу к священнику, чтобы он провел обряд, только ты не говори матери.
– Хорошо,– почему-то шепотом произнесла Виктория.
В ближайшее воскресенье бабушка повела ее ближе к центру города через три улицы в большой каменный дом, где жил священник. Тот внимательно выслушал Марию и попросил подождать в соседней комнате, пока он переоденется. Это был старенький и худой мужчина невысокого роста с седой бородкой и жиденькими седыми волосами на голове. Но когда он вышел в облачении священнослужителя, то показался Вике большим и строгим волшебником. Комната, в которой происходило крещение, была большой и квадратной, все стены были увешаны иконами, с которых смотрели строгие лица. Посередине стоял большой медный таз. Батюшка велел девочке раздеться догола и присесть в этот таз, а сам стал поливать сверху из ковша прохладной водой на голову и худое тельце будущей христианки. При этом он приговаривал какие-то молитвы. Рядом стояла его супруга Любовь Петровна. Со слов Марии, она стала крестной матерью для Вики. Девочка очень обрадовалась, что у нее теперь будет две мамы, одна из которых добрая и совсем не пьет вино. Потом священник дал полотенце, велел вытереться и одеться. Он зачем-то обрезал немного волос с головы и долго-долго читал по какой-то книжке странные слова, смысл которых Виктории был непонятен.
Жена священника взяла где-то медный крестик на веревочке, и батюшка привязал его на шею девочки, сказав при этом, чтобы она его никогда и ни при каких обстоятельствах не снимала. «Теперь Бог видит и слышит меня, и я могу в любое время к Нему обращаться»,– подумала юная христианка.