Виктория часто помогала маме готовить какие-нибудь особенные блюда, от запахов которых невольно текли слюнки, а животе начинало бурлить. Виктории нравился сам процесс готовки, не смотря на то, что он был выматывающий и изнурительным и требовал от повара постойного контроля, усидчивости и ловкости. Раньше ей казалось, что приготовить что-то вкусненькое, раз плюнуть. Но оказалось все иначе. Когда она впервые увидела, как мама практически одновременно шинкует капусту, убавляет газ на плите, ставит в духовку приготовленную мясную запеканку и еще ко всему этому успевает перемыть горы грязной посуды – она изумилась и пришла в неописуемый восторг. Виктория открыла для себя простую истину: готовить блюда – это такое же искусство, как, например, рисовать гуашью, писать сочинения или ездить на двухколесном велосипеде (она все еще ездила на четырехколесном!).
– Что, мамочка, будем сегодня готовить? – спросила Виктория, глядя на Домового, который с неподдельным интересом смотрел на них, подмигивая Виктории.
– Очень вкусное блюдо – бешбармак, – ответила она и улыбнулась.
– Ох уж и странное название у этого блюда. Бишмармак!
– Бешбармак, – исправила Мария дочь, – это национальная еда казахов. Или его еще называют мясом по-казахски. Я его еще ни разу не готовила, но думаю, вместе мы справимся со сложной задачей.
– Мы с тобой мамочка приготовим самое вкусное горячее блюдо, а попочка будет охать да ахать, когда будет его есть. Что нужно делать?
– Первым делом нужно сварить мясо, опустив его в холодную воду и варить три часа.
– Три часа!? – переспросила Виктория. – Это же так долго! Мы не успеем до папиного прихода.
– Не переживай мясо уже вариться на медленном огне и скоро будет готово. Сейчас наша с тобой задача замесить крутое тесто, раскатать его до толщины один миллиметр, а потом порезать на ровные, небольшие квадратики и сварить его в мясном бульоне. Ты же помнишь, дорогая, какие нужны ингредиенты, чтобы замесить тесто? – спросила Мария.
– Да. Мука, яйца, дрожжи, молоко или вода, сахар и соль по вкусу, – отчеканила скороговоркой Виктория.
– Молодец, – похвалила ее мама. – Только вместо воды мы зальем в него немного мясного бульона.
После того как тесто было вымешано и охлаждено, Мария начала учить Викторию правильно и равномерно его раскатывать.
Домовой смотрел на маму и дочь. Он широко улыбался, когда Вика брала отрезанный кусок тягучего теста и начинала раскатывать его с помощью деревянную скалку – туда-сюда, туда-сюда – потом брала раскатанный лоскуток и переворачивала его, подбрасывая так, что вокруг нее стояло белое облачко муки.
– Кому это ты там подмигиваешь, чумазая моя? – спросила мама, улыбаясь.
– Нашему Домовому! – ответила Вика.
– Аааа, ну тогда понятно.
– И я не чумазая! Только чуть-чуть испачкалась в муке, – сказала Вика, лицо которой побелело от муки. Мама засмеялась и сказала:
– Точно, самую малость. – Она нежно прикоснулась указательным пальчиком к ее миниатюрному носу.
– Мама, я так тебя люблю. – Виктория поцеловала Марию и положила белые ладони на ее румяные щечки. – Теперь и ты чумазая! – воскликнула она и засмеялась.
– Ах ты, хитрая лисица. Ну, держись, – пригрозилась Мария, опустила руки в муку и начала мазать лицо и шею Виктории, щекоча ее.
– Ой, мамочка, хватит, хватит! Я сейчас умру от смеха, – умоляла сквозь смех Виктория.
И только Мария прекратила щекотать дочь, как Виктория начала щекотать ее.
Домовой все это время смотрел на счастливую маму и дочь, и на секунду ему показалось, что он почти человек – член этой семьи и в любой момент может прыгнуть в объятия Марии и Виктории и вместе с ними готовить, резвиться и щекотать друг друга. Ему хотелось верить, что придет время и у него будет право выбора, в каком мире жить. И если бы у него спросили сейчас, где ему лучше, он без раздумий сказал бы, что здесь. На земле.
***
Виктория с папой сидели за кухонным столом, взяв в руки вилки, наблюдали, как мама накрывает на стол. Сначала она положила на стол три салфетки, на них расписные фарфоровые тарелки, потом поставила на середину стола большой черный казан, с одного краю стола – пластмассовый поднос с нарезным хлебом, намазанным аппетитным паштетом из куриного филе, с другого – салат из свежих огурцов и помидор. Виктория облизнулась.
– Что интересно там, в казане? Ты случайно не знаешь? – спросил отец у Виктории.
– Знаю, но я тебе не могу сказать. Ты сейчас сам все увидишь и попробуешь, – ответила Вика, посмотрев украдкой на маму, которая села за стол рядом с Викой.
– Сегодня у нас необычный ужин, – сказала Мария.
– Да? Почему же? – спросил он.
– Сегодня мы готовили вместе с доченькой.
– Молодец, Виктория, – похвалил ее отец и поцеловал в щёчку, – мне уже не терпеться отведать ваше блюдо.
Виктория, не отрывая взора от папиного лица, внимательно наблюдала за его реакцией, когда тот положил в рот горячий кусочек мясного блюда. Ей больше всего на свете хотелось, чтобы ему понравилось. Для каждой девочки, девушки, женщины важно, чтобы их кулинарные изыски мужчины оценивали по достоинству, а не как обычно.
– Очень-очень вкусно! – сказал Константин. – Просто превосходно!
– Тебе понравилось?
– Правда-правда. А зачем мне вас обманывать? Ты сама-то хоть попробуй кучек, а то все остынет.
– Сейчас. – Вика подцепила вилкой кусок бишмармака и подивилась, как же вкусно получилось. – И правда вкусно! Надо завтра еще что-нибудь сварить. Мы такие молодцы с мамочкой.
Глава 7
– Что ты сейчас сделала? – грозно спросила он.
– Я…я…просто хотела попробовать, как это – поцелуй по-взрослому, – ответила она. – Тебе не понравилось?
– Нет! Какая гадость!
– Мне тоже, – обманула она. – Больше никогда не буду целоваться. Плохая была идея.
– Вот именно. Никогда. Друзья не должны целоваться, а только играть, резвиться, веселиться и помогать друг другу. Но не целоваться. Мы же с тобой не муж с женой! – Он протянул ей руку. – Давай заключим сделку, что этот поцелуй последний.
– Давай.
Они пожали друг другу руки и посмотрели в чужие, но в тоже время такие знакомые глаза и снова смутились, покраснев еще больше от неловкой ситуации. Их обоих одолевала внутренняя дрожь, волнение и радость.
Они вместе и они поцеловались…
– Поможешь мне убрать декорации, Домовой?
– Ага!
Прибравшись, они легли на постель, слушая, как за окном звонко поют птицы. Как лают рассерженные сторожевые псы, мечтающие выбраться на волю и побегать вдоволь, пока лапы не начнут изнемогать от боли, а потом поваляться на зеленой траве, чувствуя ее ласковые прикосновения. Как проезжает машина по каменистой дороге. Как кто-то неугомонно стучит молотком. Как звучит льющаяся по всей улице музыка из старенького радиоприемника. Как бегает и катается на велосипедах ребятня.
– Домовой, ты так мне и не рассказал, как же так получилось, что папа тебя не отпускал в наш мир целых два дня? Он что-то узнал, о чем не должен был узнать? – спросила обеспокоенная Виктория, глядя на стену, залитую золотом от проникающих через стекло солнечных лучей.
– Не знаю, что на него нашло. Я сидел как всегда за столом, когда он зашел домой после работы и учил черную книгу, где описывалось, как можно безнаказанно причинить боль людям. Его руки были в крови, а лицо все горело и исказилось от ненависти и злобы. Он медленно приближался ко мне, с рук капала кровь на пол. Он схватил стул, остановился, посмотрел в мои глаза, безумно оскалился, потом поднял стул выше головы, и с такой силой опустил его, отчего тот разлетелся на осколки. Потом он подошел еще ближе и сказал, что я наказан на неопределенный срок и больше никогда не увижу ту, которая сделала меня сопляком. Я хотел ему уже возразить, но не успел. Он начал меня бить своими огромными ручищами. Я потерял сознание.
– Ужас-то какой! – вскрикнула Виктория. – Почему он так жесток к тебе? Он ведь твой отец? Как он может? А он случайно не заметил, как мы…
– Не заметил. Точно, – перебил ее Домовой. – Не все отцы добры к своим отпрыскам. Мне даже кажется, что когда меня бьет мой отец, он получает удовольствие.
– О, Домовой! – она его по-дружески обняла. – Если не хочешь говорить об этом, давай не будем. Я не хочу, чтобы ты страдал.
– Да ничего страшного, Вика. Минутная слабость. Я сам тебе хочу рассказать, что было дальше. Очнувшись, я лежал на его кровати. Представляешь!? Первый раз в жизни он меня положил на свою кровать. Даже когда я был маленький и боялся спать один в кромешной, пугающей темноте, он не разрешал мне спать вместе с ним.
И вот я лежу, ничего не понимая, как вдруг в комнату заходит отец. Увидев меня с открытыми глазами, он вздрогнул, переменился в лице и подбежал ко мне. Я испугался, закрыл лицо руками, думал, он начнет меня снова бить, за то, что я в его комнате, да еще и лежу в его кровати. Но он, как ни странно, сделал совершенно все наоборот. Обнял меня. Стал извиняться. Я не мог поверить в происходящее. Мой отец никогда в жизни не просил ни у кого прощения и тем более у меня. А тут он стал обещать, что больше и пальцем меня не тронет и разрешит общаться с земной девочкой. С тобой.
– Это же хорошо! – обрадовалась Виктория. – Только почему твой папа изменил свое решение?
– Потому что я лежал без сознания два дня. Он думал, что потерял меня. Он решил, что потерял единственного сына и только тогда осознал насколько я ему дорог. – Домовой сделал паузу, – Не понять мне этих взрослых. Мне кажется, он меня обманул.
– Почему же? Ты же сейчас здесь, со мной? Значит, он сдержал обещание?
– Сейчас-то он меня отпустил, но пройдет время, и он забудет о своем обещание и снова запретит с тобой видеться.
– Не запретит, – уверено сказала Вика. – Я надеюсь, что он не запретит. И я надеюсь, что он не заметил, как мы…
– Не заметил. Не говори лучше об этом, он может услышать. Вдруг он сейчас следит за нами. Не хочу снова быть побитым и два дня летать во снах, которых я не помню.
– Хорошо. Не буду…
Глава 8
25 июля 1997 года
Летний ветерок обдувал пушистые белоголовые одуванчики, поднимая вверх его мягкий и легкий хлопок с семенами, окутывая голубое небо летним пушистым снегом. Ветер проскальзывал через лабиринты травы, в которой стрекотали кузнечики и пели сверчки, ласкал прохладой и свежестью, проникал в каждый дом через щели, открытые окна, своды и кладку.
Виктория проснулась и услышала, как из приоткрытого окна в ее комнату с характерным завыванием проскальзывает ветер, обувавший утренней прохладой ее тело.
От горячей воды овальное зеркало, которое висело над умывальником, запотело. Виктория положила щетку и налила в ладошки воды. Умылась холодной водицей.
– Как же хорошо! – Она вытерла лицо махровым полотенцем, пахнущим ромашками. – Ой, стекло запотело.
Протерев зеркало рукой, она увидела в отражении свое отражение и отражение Домового. Она вскрикнула.
– Это я, Вика. Не пугайся, – сказал Домовой.
– Ты меня так напугал, что мое сердце чуть в пятки не убежало. Больше никогда так не делай.
– Прости, я не хотел. Я подумал, будет весело.
– Совсем не весело.
В ванную ворвалась напуганная Мария и спросила:
– Что случилось, Виктория? Я слышала, как ты кричала.
– Да ничего, мам. Я просто…просто…
– Что просто?
– Я просто…даже стыдно признаваться…я увидела огромного паука и убила его, – соврала Вика. – Я такая бояка. – Она прижалась к матери.
– Ничего. Я тоже боюсь пауков. Ладно, умывайся, я пошла, подогрею завтрак.
Мария вышла, Вика включила воду и прошептала:
– Из-за тебя мне пришлось обманывать. Маму! Знаешь ли, это нехорошо.
– Не обижайся, пожалуйста. Ты же знаешь я не нарочно.
– Знаю. – Они обнялись в знак примирения и дружбы. – Кстати, ты с нами сегодня пойдешь к бабушке?
– Я бы хотел, но мой отец будет против.
– А ты у него спрашивал?
– Нет, – устало сказал он, посмотрев на зеленый махровый коврик, лежащий возле умывальника.
– Почему?
– Потому что я знаю, что он меня никогда не отпустит дальше этого дома.
– Откуда тебе знать наверняка, если ты еще не спрашивал?
– Просто знаю…
– Но ты все же попробуй, пока мы с мамой не ушли. И игрушки клади на место, когда ими играешь. До скорого! – Она открыла двери и побежала на кухню.
– Пока, – прошептал он.
***
Они подошли к панельному пятиэтажному дому, напротив которого благоухал яблоневый сад; в центре двора располагалась детская площадка. Войдя через черную дверь, исписанную бранными словами, в подъезд, с потолка и стен которого осыпалась известка и синяя краска, Мария и Виктория почувствовали неповторимый запах бабушкиного стрепья.
Дверь была открыта. Они зашли в квартиру, окутанную дымкой. Бабушка жарила пирожки. Пирожки на любой вкус – с рыбой, луком, мясом и рисом, зеленью и яичком. Сегодня нельзя было уловить аромат душистых бабушкиных духов, которые уже словно въелись во все стены, потолок, пол, в каждый шкафчик, в каждый темный уголок, и аромат крепкого дедушкиного табака, который он любил покуривать не спеша, с удовольствием, набив им свою изысканную элегантную трубку ручной работы.
Не успели они снять обувь, как бабушка зашагала к ним, шоркая тапочками по коридору.
– Раздевайтесь, не стесняйтесь!
Бабушка была по-прежнему красива. В ее зачесанных в пучок густых волосах не было ни малейшей седины. Красивые зеленые глаза, совсем такие же, как у Марии, обрамляли густые ресницы. На губах красовалась добрая улыбка. Ее округлые черты лица, по-прежнему оставались привлекательными, привлекательными настолько, что заставляли дам такого же возраста смотреть на нее не только с восхищением, но и с завистью.
Подойдя к Марии и Виктории в легком, как платьишко, халате, на который был одет красный симпатичный фартучек, измазанный белыми разводами от муки, и в коричневых тапочках с резиновой подошвой, она лучезарно улыбнулась. Поцеловала Марию в щечки, потом ловко нагнулась к Виктории и чмокнула ее в сладкие, как воздушная вата, губки.
Бабушке было всего шестьдесят, но Виктории казалось, что ей намного больше. Не потому что она плохо выглядела. Вика была ребенком, и для нее этот возраст казался каким-то нереальным. Она не верила, что и ей когда-нибудь стукнет столько же лет, сколько сейчас бабушке и она превратиться из крохотной девочки в старушку.
Как и не верила, что бабушка когда-то давно была юной и наивной шестилетней девочкой, как она. Вика считала, что бабушка всегда была бабушкой.
– Как же я по вам, любимые мои, соскучилась. Забыли совсем про старушку.
– Мы по тебе тоже соскучились, – сказала Мария.
– Сильно-сильно соскучились! – добавила Вика. – Как же вкусно пахнет.
– А как же. Давайте, проходите-проходите, надо еще столько всего сделать. Так, а где Константин?
– Работает.
– Так сегодня же суббота!
– Да я знаю. Ругаешься с ним, что надо отдыхать. Бесполезно. Упертый, как баран. Хочет заработать все деньги мира. Обещал придти в двенадцать дня. А где у нас папа?
– У меня такой же упертый баран. Только хуже! – Они звонко захохотали. – Ну, ты же знаешь нашего рыбака?! – Мария кивнула. – Ни дня без своей рыбалки. Уехал в четыре утра. Практически ночью. Сказал, что в одиннадцать будет. – Молчание. – Так, давайте мойте руки и быстренько на кухню стряпать пельмешки, хватит о мужиках. Фарш и тесто я уже приготовила.
На кухонном столе лежали вряд миниатюрные уже слепленные пирожки, присыпанные мукой. Тут же располагались ножи, скалки, пустой поднос, тарелка с фаршем и кастрюля с тестом. В сторонку были убраны солонки для соли и перца, сахарница, кувшин с водой, заварочный чайник и ежик Чарли, на спине которого росли не иголки, а зубочистки.
Бабушка хлопотала подле газовой плиты – жарила пирожки. Горячее масло на сковородке трещало, как разогретый попкорн, и брызгало во все стороны, оставляя жирные точки и на карамельном гарнитуре, и на белоснежной поверхности плиты, и на халате бабули. По правую сторону от нее на столешнице стояла тарелка с золотистыми пирожками, от которых исходил жар и приятный запах. Увидев эту картину, Мария запахивающая халат, поинтересовалась: