Сугубо местный характер конфликта подтверждается и тем, что не было организовано никаких действий в отношении Петрограда. Руководители движения только пытались всеми возможными агитационными средствами объяснить свою позицию, повлиять на мнение петроградцев. Печатались листовки с резолюцией, призывами о помощи. Но успешность их распространения вне крепости была минимальна – в Петрограде было военное положение, Кронштадт был окружен. Работала радиостанция, которая по сравнению с печатью давала еще меньше возможностей для информирования широких масс. Что мешало кронштадтцам не ограничиваться пространными призывами в листовках, а, как в 1917 г., отправиться в Петроград на помощь рабочим?
Главным инструментом пропаганды для Кронштадтского ВРК стала газета «Известия Временного революционного комитета». На допросах во время следствия по делу о Кронмятеже член ВРК П. М. Перепелкин так охарактеризовал организационную структуру и процедуру согласования в этом печатном органе: «В состав Редакционной Коллегии входили Орешин (член ВРК. – В. П.), член Ревкома Э. Кильгаст и С. М. Петриченко. С. М. Петриченко просматривал все статьи перед тем, как они направлялись в печать»113. И. К. Орешин (зав. трудовой школы) и Э. Кильгаст (штурман дальнего плавания) – люди образованные, неудивительно, что они взяли на себя написание статей для газеты. Всего было 14 выпусков. Первый выпуск датируется 3 марта, последний – 16 марта. Именно в этом издании и опубликованы все важнейшие программные заявления руководителей движения. В газете также печатались статьи А. Ломанова, бывшего коммуниста, одним из первых вышедшего из партии. Несколько статей было написано С. Т. Путилиным, бывшим священником, руководителем литературного кружка в гарнизонном клубе114
С помощью этого издания кронштадтцы тоже пытались организовать информационное воздействие на петроградцев. Так, например, в первом же выпуске газеты мы находим обращение «Крестьянам, рабочим и красноармейцам» от 3 марта115. Пламенные и неконкретные призывы к петроградцам встречаются на страницах «Известий ВРК» и в других обращениях. Например, в «Известиях ВРК» от 5 марта выходит статья «Злоба бессильных»116. Кроме прочего авторы статьи приглашают в Кронштадт беспартийных представителей из Петрограда, чтобы они могли рассеять провокационные слухи о финском хлебе и происках Антанты. Каких представителей? От кого представителей? Вопрос. Но, что важнее, понимали ли они, что эта статья никогда не попадет в руки петроградцев? На кого тогда была рассчитана эта статья? Газета ВРК в больших количествах не могла попасть к военнослужащим и жителям соседних с Кронштадтом районов. Но для внутренней пропаганды ценность «Известий ВРК» трудно переоценить. Это издание дает нам массу подробностей жизни кронштадтцев, во многом проясняет причины их выступления.
Самое радикальное требование обновления советской системы прозвучало 15 марта, почти в самом финале конфликта. Конечно же в «Известиях ВРК» – в статье «Власть Советам, а не партиям»117. Основная ее мысль – программы партий выработаны в кабинетах, а следовательно, не имеют отношения к реальным нуждам трудящихся; любая партия не избежит диктаторской роли, следовательно, выборы в советы должны быть беспартийными. С учетом такого подхода совсем по-другому читаются все антикоммунистические заявления. С точки зрения идеологов движения, проблема не в коммунистах, а в партиях в принципе.
В известной степени как документы, содержащие программные заявления, следует рассматривать и две просьбы об интернировании в Финляндию. Одна подписана А. Н. Козловским, другая – С. М. Петриченко. В этих документах участники событий по-разному объясняют свои действия. Оба эти документа подписаны с указанием действующей должности, составлены от имени всех участников выступления, что позволяет считать их официальными.
А. Н. Козловский утверждает, что только 3 марта он с другими офицерами присоединился, как военный специалист, к ВРК, чтобы помочь выступившим матросам «в деле отстаивания прав народа». Далее он описывает только сам ход событий. Причин он касается лишь вскользь, в общих словах: «Вся Россия превратилась в тюрьму с принудительными работами… отсутствием права на собственность… и другие свободы были заменены действиями Чрезвычайной комиссии»118
«Доклад» С. М. Петриченко и других лидеров движения от 19 марта также в основном касается обороны и падения Кронштадта. Что касается причин восстания, С. М. Петриченко немногословен – «Ввиду того, что захватившая власть в России партия коммунистов установила такой порядок выборов в представительные учреждения (Советы), что в России установилась кровавая диктатура коммунистов, приведшая страну к полному разорению и нравственному и политическому гнету настолько, что дальше при подобных условиях жизнь стала невозможной. Несмотря на усиленный террор, народное недовольство стало выливаться наружу, помимо провинций, сначала в Петрограде, где было подавлено кровавыми репрессиями, затем в Кронштадте»119. В отличие от А. Н. Козловского, С. М. Петриченко подчеркивает, что он боролся за Советскую власть, у А. Н. Козловского же даже не звучит само слово «Советы».
Такое различие в позициях С. М. Петриченко и А. Н. Козловского подтверждает принципиальные различия в их политических взглядах, что такой военно-политический союз между бывшим генералом и старшим писарем был исключительно временным явлением, чреватым в будущем конфликтом между ВРК и военспецами.
Критический взгляд на требования кронштадтцев показывает, что на них нельзя опираться при создании реалистичной концепции Кронштадтских событий 1921 г. Резолюции матросов только лишь фиксируют, но не объясняют переход конфликта в острую фазу.
Тем не менее именно эти, некритически воспринятые, заявления и декларации кронштадтцев положили начало той «легенде о Кронштадте», которая стала идеологической основой историографических концепций антибольшевистского «Кронштадтского восстания» и «Третьей революции» в зарубежной довоенной леворадикальной публицистике и послевоенной консервативной историографии периода холодной войны. Впоследствии эта же «легенда о Кронштадте» заняла доминирующее, а фактически и безальтернативное положение в современной западной исторической науке. И эти же взгляды были, в свою очередь, некритически восприняты и многократно растиражированы в постсоветской историографии стран Восточной Европы и бывших республик СССР, и в том числе в отечественной историографии 1990-х гг.
3. «Кронштадтский мятеж» в советской научной литературе и публицистике 1920-х – 1930-х гг
Не получается сказать, что советское руководство сразу же враждебно отреагировало на движение матросов. С момента начала волнений 27 февраля до официального правительственного заявления 2 марта 1921 г. прошло почти трое суток. В Кронштадте на митинге 1 марта на Якорной площади в эти дни побывал М. И. Калинин – это была попытка успокоить матросов обычными способами. Но сохранились документы, в которых уже в те дни нашла отражение будущая бескомпромиссная официальная точка зрения. Это, прежде всего, телеграмма Г. Е. Зиновьева В. И. Ленину от 28 февраля 1921 г.120 Еще неофициально резолюцию собрания команды «Петропавловска» Г. Е. Зиновьев назвал, в рамках принятой тогда фразеологии, черносотенной и эсеровской121. Такое определение выглядит, безусловно, сомнительным. Но практика политической борьбы подсказывала необходимость (да и возможность) любое оппозиционное большевикам выступление называть монархическим (черносотенным) или эсеровским. Это было эффективнее, чем вдаваться в подробное объяснение того, что любое, в принципе, выступление играет против большевиков, а значит, и против дела революции (по логике политической борьбы по версии, естественно, коммунистов). Мне кажется, что к четвертому году Гражданской войны набор идеологических клише для любого события был уже готов. Эти формулировки оставалось только приспособить к текущей ситуации.
При анализе сообщений и заявлений советских официальных лиц необходимо учитывать, что события разворачивались на фоне подготовки и проведения X съезда партии в атмосфере фактического внутрипартийного раскола122
В официальной позиции советского руководства также отражается задача оправдать свои действия в Кронштадте, оправдать жестокое подавление мятежников.
Автором первой официальной советской версии причин Кронштадтского мятежа и оценки его сущности как контрреволюционной стал наркомвоенмор Республики Л. Д. Троцкий.
2 марта 1921 г. в «Петроградской Правде» было опубликовано обращение Совета труда и обороны123 за подписью Л. Д. Троцкого и В. И. Ленина «Новый белогвардейский заговор. Мятеж бывшего генерала Козловского и корабля «Петропавловск». События в Кронштадте были охарактеризованы как мятеж. Там же была приведена ссылка на статью в парижской газете Le Matin с фальсифицированным (как сейчас принято говорить – «фейковым») сообщением о восстании в Кронштадте от 11 февраля. Ожидаемые за границей изменения в России выразились в виде выдачи желаемого за действительное. Это в данном случае сыграло на руку версии о внешней природе заговора. В частности, в правительственном заявлении прямо было указано, что «через несколько дней после указанного срока (11 февраля в Le Matin. – В. П.) действительно начались события, ожидавшиеся и, несомненно, подготовлявшиеся французской контрразведкой. В Кронштадте и Петрограде появились белогвардейские листки. Во время арестов задержаны заведомые шпионы»124. От имени Совета труда и обороны 3 марта 1921 г. в газете «Правда» было опубликовано идентичное по содержанию официальное сообщение советского правительства за подписью Л. Д. Троцкого о начавшемся мятеже в Кронштадте и постановление СТО о введении осадного положения в городе Петрограде и Петроградской губернии от 2 марта125. Версия о монархистском заговоре и связях с эмигрантами была развита 3 марта в статьях «Позорная авантюра»126 «Известий Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов» и «Обращение Петроградского Совета к трудящимся города с призывом дать отпор новым белогвардейским заговорам»127 в «Петроградской правде».
Версию Л. Д. Троцкого ставит под сомнение тот факт, что достоверные известия о начале выступления матросов появились в зарубежной и эмигрантской прессе сравнительно поздно – не ранее 5–6 марта. Подробнее на сообщении в Le Matin и других известиях в зарубежной печати в феврале и марте 1921 г. я остановлюсь в следующей главе. Могу только заранее сказать, что Л. Д. Троцкий мог спокойно дать ссылку на пару десятков фейковых, как сейчас принято говорить, публикаций в западной прессе. Обилие таких сомнительных по содержанию статей с упоминанием Кронштадта в преддверии начала событий и дало прекрасный повод советскому правительству обвинить матросов в контрреволюционном заговоре.
Кроме обвинений в связях с Антантой авторы сообщают о получении участниками движения продовольствия от финнов, что, по мнению авторов, должно было дискредитировать кронштадтцев в глазах широких масс трудящихся и военных. Пассаж об иностранном заговоре, поддерживаемый непререкаемым авторитетом В. И. Ленина, стал неотъемлемой частью официальной советской историографии. Позднее эта версия была подвергнута весьма обоснованной исторической критике, но тем не менее осталась во многих советских учебниках и справочных изданиях.
Сам В. И. Ленин в своих речах также неоднократно обращался к теме Кронштадта. Однако следует отметить такую особенность его высказываний. Тему Кронштадта он неизменно использует исключительно как иллюстрацию возможных последствий внутрипартийных конфликтов, дискуссии о путях движения революции. Так, например, полемизируя с А. Г. Шляпниковым, одним из лидеров «рабочей оппозиции», на X съезде, он охарактеризовал его заявление как «кронштадтскую фразу анархического духа, на которую отвечают винтовкой»128. В своей статье «Новые времена, старые ошибки в новом виде» он характеризует внутрипартийных оппозиционеров как «бессознательных пособников белогвардейщины, повторяющих ошибки несчастных кронштадтцев весны 1921 года»129
Центральная идея В. И. Ленина в анализе Кронштадтских событий заключается в том, что любое выступление против большевиков, даже под советскими лозунгами, даже за несущественную коррекцию политического строя, является контрреволюционным, даже белогвардейским130. По мнению В. И. Ленина, за «анархистами, порожденными бедствиями войны»131 однозначно встают контрреволюционные силы. В речи при закрытии X съезда 16 марта 1921 г. В. И. Ленин иллюстрировал, пусть и не прямую, связь эмиграции с кронштадтцами на примере зарубежных публикаций в различных газетах. Он показал, с какой надеждой были восприняты на Западе вести о конфликте в революционном лагере, как готова была западная буржуазия помогать матросам, выступившим, казалось бы, под вполне революционными лозунгами132
Дополняет эту мысль В. И. Ленина и статья Л. Д. Троцкого «Кронштадт и биржа»133, опубликованная 23 марта 1921 г., т. е. по уже итогам событий, в «Правде». Тезис о контрреволюционности мятежа Л. Д. Троцкий иллюстрирует поведением спекулянтов на бельгийской бирже в дни выступления матросов. Отмеченный рост русских ценных бумаг (государственных обязательств и акций частных компаний), по мнению Л. Д. Троцкого, наглядно демонстрирует, куда должно было привести выступление матросов – к возвращению капиталистов, к реставрации. На одном этом основании (не доказав реальную связь выступления с эмигрантскими кругами) Л. Д. Троцкий делает вывод о контрреволюционной природе мятежа, что вполне укладываются в логику идеологической борьбы 1920-х гг. Лично я не очень уверен, что такие аргументы, как реактивное поведение зарубежных бирж, – достаточное основание для выводов о природе и сущности Кронштадтских событий 1921 г.
Очень интересная оценка Кронштадтских событий В. И. Ленина сохранилась в первоначальном проекте резолюции о единстве партии: «Переход политической власти от большевиков к какому-то неопределенному конгломерату или союзу разношерстных элементов, как будто бы даже немножко только правее большевиков, а может быть даже и «левее» большевиков, – настолько неопределенна та сумма политических группировок, которая в Кронштадте попыталась взять власть в свои руки. Несомненно, что в то же время белые генералы – вы все это знаете – играли тут большую роль»134 и «…белогвардейцы стремятся и умеют перекраситься в коммунистов и даже наиболее левых коммунистов, лишь бы ослабить и свергнуть оплот пролетарской революции в России»135. Как видите, и здесь В. И. Ленина волнует больше угроза «справа», а не реальные причины конфликта с теми самыми матросами. Не о кронштадтцах у него болела голова, а о единстве партии. И любые аргументы использовались для запугивания фракционистов последствиями раскола.
В этом же духе было обращение Петросовета от 3 марта в «Петроградской правде», статья «Позорная авантюра»136 в «Известиях Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов» и многие другие статьи и публикации тех дней. В дальнейшем официальная советская историография активно развивала концепцию «золотопогонной» природы выступления матросов.
В качестве примера достаточно привести выдержку из статьи о Кронштадтских событиях 1921 г. из Большой советской энциклопедии 1969–1978 гг. издания: «Кронштадтский антисоветский мятеж 1921 г., контрреволюционное выступление гарнизона Кронштадта и экипажей некоторых кораблей Балтийского флота в марте 1921 г., организованное эсерами, меньшевиками, анархистами и белогвардейцами при поддержке иностранных империалистов. Явился одной из попыток контрреволюции применить новую тактику «взрыва изнутри» Советской власти»137. Почти дословно повторяет этот отрывок и Советская историческая энциклопедия: «контрреволюц. выступление части гарнизона Кронштадта и экипажей кораблей Балт. флота весной 1921 г., организованное эсерами, меньшевиками, анархистами и белогвардейцами при поддержке иностр. империалистов»138