Гренобль был взят без единого выстрела.
«До Гренобля я был авантюристом! В Гренобле я стал правящим принцем!! Через десять дней я буду в Тюильри!!!» – говорит своей ошеломленной случившимся маленькой свите счастливый Бонапарт. Позднее он писал, что это был один из самых запоминающихся моментов в его феерической жизни.
Теперь уже и народ встречал своего императора ликованием. Он как бы олицетворял для них революцию двадцатипятилетней давности со всеми ее новациями и в первую очередь, ощущением свободы. Понятно, что его возвращение – возвращение героя – стало захватывать их воображение все сильнее и сильнее. Старые солдаты с радостью вливались в ряды наполеоновского войска. Они же приводили новобранцев.
Становилось понятно, что остановить «генерала Бонапарта» уже невозможно. События развивались словно снежный ком – стремительно и неукротимо!
Форсированным маршем маленькая наполеоновская армия быстро продвигалась на север. Страна пришла в величайшее смятение. Ненависть к Бурбонам, прокладывала дорогу Наполеону на Париж, на стенах которого по ночам стали появляться все более и более угрожающие надписи: «Долой дворян! Смерть роялистам!! Сансон, вспомни свое ремесло!!! Бурбонов – на эшафот!!!».
…Между прочим, при каждой остановке Бонапарт очень умело обращался с речами к местным жителям, весьма искусно применяясь к их разным вкусам. Крестьянам – одного из самых недовольных Бурбонами, готовящимися возвратить вернувшимся на родину дворянам их земли, сословий населения Франции – он гарантировал владение их землей, доставшейся после революции 1789 г. Горожанам – финансовые реформы.
И, наконец, самое главное – для всех – он не хочет войны, теперь Франция будет миролюбивой! В общем, всем говорил то – что надо!
Пользоваться особенностями момента Наполеон умел…
Наступил момент истины и для «легатов» генерала Бонапарта, т.е. его маршалов.
Некоторым из них, оказавшимся на службе у Бурбонов, выпала нелегкая честь попытаться остановить «стремительный полет корсиканского орла»! Ставкой стала их дальнейшая судьба: на кого поставить и не прогадать!?
Первым из них на пути у Последнего Демона Войны оказался самый из них… хитроумный и дальновидный – старина Массена, командовавший 8-м военным округом в Марселе – тем самым, на территории которого высадился бежавший с о-ва Эльба Наполеон. Он очень ловко сманеврировал: пропустил «вражескую» колонну (небольшой отряд!) вперед (на север – на Париж) и только потом начал преследование, вернее, «топтание на месте» – ссылаясь на то, что новобранцы не столь хороши на маршах, как их «отцы», которых «генерал Бонапарт» положил костьми по всей Европе – от Лиссабона до Москвы. При любых раскладах у него получалось почти идеальное алиби: для короля – он… не успел, для императора – он тому… не противодействовал. Он дает также советы герцогу Ангулемскому, пытавшемуся организовать на юге Франции сопротивление «узурпатору», но сам проявляет полную пассивность, демонстративно оставаясь в стороне от тогдашних бурных политических событий. Правда, такое явно двусмысленное поведение Массене впоследствии не простят ни роялисты, ни бонапартисты.
Удино, командовавшему в Меце, повезло еще больше: его офицеры откровенно предупредили своего маршала, что если он вякнет перед строем «Да здравствует король!», то услышит в ответ громогласное: «Виват, император!!!» Бесстрашный гренадер все понял как надо и… сдал командование.
10 марта бывшему наполеоновскому маршалу Макдональду, до последнего служившего своему императору в 1814 г., пришлось спасаться бегством из Лиона, где он по королевскому приказу совместно с королевским братом, графом д`Артуа попытался было организовать сопротивление стремительно двигавшемуся на Париж «генералу Бонапарту». Гробовым молчанием на призыв «Да, здравствует король!» солдаты доходчиво объяснили маршалу, что против своего «маленького капрала» они не пойдут.
От этой новости в Версале начался переполох.
Против «сорвавшегося с цепи дьявола» во главе сильной армии был брошен один из самых прославленных полководцев Франции – маршал Ней. Тот самый, который так многим обязанный своему императору, потом столь энергично подталкивал его к отречению в роковые дни весны 1814 г.
А теперь его и вовсе занесло!
Без колебаний он принял это назначение. Прощаясь с королем, бывший славный генерал революционной армии подобострастно поцеловал монарху руку и заверил, что самым счастливым днем его жизни станет тот, когда он докажет его Королевскому Величеству свою преданность. В припадке верноподданнических чувств «республиканец-перевертыш» Ней клянется Людовику XVIII, что выполнит его приказ и привезет Наполеона, как канарейку в железной клетке (J, amenerai l, usurpateur dans le carreau de fer!). Благоразумный король был потрясен рвением одного из любимцев Наполеона и когда тот вышел за дверь, иронически заметил: «Ну и канарейка!»
Обе армии шли навстречу друг другу. Армия Нея могла остановить Наполеона: она была неизмеримо сильнее.
Но Наполеон хорошо знал «Храбрейшего из храбрых №2», чью жену совсем недавно оскорбила придворная камарилья. Он «сделал ход конем»: переслал тому записку с многозначительными словами «Я приму Вас так же, как на следующий день после bataille de Moskova!» Как известно, после того самого страшного из всех больших сражений Бонапарта, Ней публично весьма нелицеприятно высказался о полководческом настоящем императора французов! Тому, естественно, об этом донесли, но он мудро пропустил остроту своего маршала мимо ушей, поскольку прекрасно знал, что Ней всего лишь маршал, а он главнокомандующий и в дальнейшем вел себя с ним, как ни в чем не бывало. В ответ Ней передал свою записку: «Если вы будете править тиранически, то я ваш пленник, а не сторонник!» Ознакомившись с посланием, Наполеон иронично усмехнулся и, покрутив пальцами у виска, задумчиво бросил своей свите: «Похоже, что наш „Les Brave des Braves“ совсем спятил!» Парадоксально, но в чем-то он был прав: то, как безрассудно будет воевать Ней, какие он совершит непростительные для маршала Франции ошибки – все это роковым образом скажется на исходе последней военной кампании «маленького капрала». Но все это будет потом и ни один лишь маршал Ней станет причиной окончательного фиаско «генерала Бонапарта», а пока у Наполеона не было иного выхода, как любыми способами перетянуть одну из легенд французского оружия на свою сторону.
Когда 14 марта обе армии встретились у Осера, Ней, забыл про присягу Бурбонам и громкое обещание поступить с Бонапартом «по-свойски», без колебаний выхватил саблю из ножен и воскликнул: «Офицеры, унтер-офицеры и солдаты! Дело Бурбонов… погибло навсегда!» Когда Людовику XVIII доложили об измене Нея, он с негодованием воскликнул: «Презренный! У него, стало быть, нет больше чести!» Если это и была измена королю и присяге, то она, по всей вероятности, произошла не из-за вероломства его характера, а скорее всего из-за отсутствия такового. Недаром потом – уже на о-ве Св. Елены – Наполеон весьма однозанчно высказался о Нее: «Никто не должен нарушать данное слово. Я презираю предателей. Ней обесчестил себя». Давая там же, оценку Нею как военачальнику, Наполеон высказался так: «Ней – храбрейший человек на поле битвы, но вот и все». Можно, конечно, предположить, что маршала увлекли его подчиненные и он не смог устоять в сложившейся ситуации. «Словно плотина прорвалась, – оправдывался же потом Ней, – я должен был уступить силе обстоятельств». Когда кто-то из про-роялистски настроенных офицеров попытался было упрекнуть маршала в нарушении королевской присяги, то услышал в ответ: «Разве я могу остановить движение моря своими руками!?»
…Кстати, когда Наполеон с Неем встретились, то маршал попал в неловкую ситуацию. Вернувшийся император полушутливо-полуехидно спросил «Les Brave des Braves №2»: «Я думал, что вы сделались… эмигрантом?» Ответ, как и в момент отречения Бонапарта весной 1814 г., был достойным и твердым: «Мне следовало бы им стать, но сейчас это – слишком поздно!» «Это верно, – добавил Ней, – что я обещал королю привезти вас в Париж в железной клетке. Но дело в том, что я уже тогда решил присоединиться к вам, и я считал, что не смогу сказать ничего лучше, чтобы скрыть мои намерения». «Не нужно извинений, – парировал император, – я никогда не сомневался в ваших истинных чувствах». Судя по тому, как развивались дальнейшие события, оба тогда кривили душой. «Храбрейший их храбрых №2» потом публично озвучил главную причину своего перехода на сторону «генерала Бонапарта»: «… я больше не хочу, чтобы меня унижали… Только с таким человеком, как Бонапарт, армия сможет добиться уважения». Вернувшиеся Бурбоны «так ничего и не поняли». Покинув белое знамя Бурбонов и снова встав под трехцветное, а также сыграв решающую роль в повторном возвращении Наполеона на престол, Ней тем не менее не обрел его полного доверия. У императора еще слишком свежи были воспоминания о том апрельском дне 1814 г., когда Ней, изменив своему воинскому долгу и присяге, открыто и при том в довольно грубой форме потребовал от него отречения от престола. Недаром ведь Наполеон прямо высказался о Нее: «У него есть наклонность к неблагодарности и крамоле. Если бы я должен был умереть от руки маршала, я готов бы держать пари, что это было бы от его руки». И вот теперь, когда не прошло и года, маршал снова изменил присяге, на этот раз – королю. Поэтому сразу возникал вопрос – как можно верить такому человеку? Да и сам Ней, по всей видимости, осознавал всю незавидность своего положения, потому после повторного воцарения Наполеона сразу же отошел от дел и удалился в свои поместья…
Теперь уже могучий, неудержимый поток двигался на Париж, и ничто ему не могло противостоять. Рассказывали, что Наполеон даже послал Людовику издевательское письмо: «Дорогой брат, не шли мне больше солдат. У меня их хватает!» (На самом деле таков был весьма остроумный огромный плакат, вывешенный на Вандомской площади!)
Изрядно перетрухнувший непотребно тучный Людовик XVIII, решил не рисковать и 19 марта вместе со всем своим двором кинулся в бега (или, как выражается современная продвинутая молодежь – «ударил по тапкам») к бельгийской границе. Это было единственно правильное решение, когда королевская армия дивизия за дивизией, полк за полком, батальон за батальоном, эскадрон за эскадроном под громоподобные кличи «Виват, император!!!» переходила на сторону маленького плотного человечка в потертой треуголке и видавшей виды серой длиннополой кавалерийской шинели конных егерей.
…Между прочим, за королем по долгу службы последовали Мармон, Макдональд, Мортье и Бертье. Правда, трое последних на самой границе покинули своего короля, причем, под весьма разными предлогами или причинами. Невозмутимый Макдональд, подобно бесстрашному Удино, предпочел отправиться в свое поместье и уже оттуда наблюдать за дальнейшим развитием событий. Мортье развернул коня в сторону… «генерала Бонапарта», чтобы разделил с ним все перипетии «Ста дней». Но в боях самой краткосрочной Бельгийской кампании «корсиканского орла» наш герой уже участия не принимал. Как только наполеоновская армия начала движение вперед к бельгийской границе Мортье внезапно занемог (его скрутил ишиас?). До сих пор трудно сказать чего было в его неожиданной «болезни» больше: «дипломатии» или… Не исключено, что на смену первоначальной солдатской прямоте все же пришла политическая целесообразность. Бертье под предлогом необходимости проведать свою семью направился в Бамберг и… выпал из окна верхнего этажа своей квартиры, стремясь разглядеть со стула проходившую мимо колонну вражеских войск. Историки до сих пор гадают: то ли Бертье рухнул со стула, то ли сам оттуда сиганул, то ли ему кто-то в этом помог!? Так или иначе, но гений штабной работы теперь уже навсегда покинул своего давнего благодетеля. И лишь самый старый приятель Бонапарта Мармон, совсем недавно сведший к нулю шансы Наполеона оставить свой престол своему малолетнему сыну, не стал испытывать судьбу, отправился вместе с королем в Гент. Как показало время, по началу Мармон крупно выиграл от этого «маневра», вознесшись очень высоко при Бурбонах, но затем все закончилось его личной трагедией – он станет изгоем среди последних еще живых наполеоновских маршалов. Правда, это уже другая история – история маршалов «генерала Бонапарта» – реальных и «виртуальных»…
Парижские газеты весьма симптоматично освещали поход Наполеона на Париж!
Согласно мемуарам свидетеля той поры маршала Макдональда это выглядело так: «Тигр вырвался из своего логова!»; «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан!»; «Бандит прибыл в Антиб!»; «Людоед идет к Грассу!»; «Захватчик занял Гренобль!»; «Генерал Бонапарт вступил в Лион!»; «Наполеон приближается к Фонтенбло!»; «Император сегодня проследует в Тюильри!» и наконец «Его Императорское Величество ожидается сегодня в своем верном Париже!»
Впрочем, есть и несколько иные трактовки этих лозунгов.
Не прошло и года с момента исторического прощания «маленького капрала» со своими «старыми ворчунами» во дворе Белой лошади, а он уже снова был в Фонтенбло. А затем был Париж – на въезде в который, толпа отставных офицеров подхватила «маленького капрала» на руки и понесла в Тюильри под крики «Да здравствует император!!!» Такого рева Тюильри не слышал никогда! Очевидцы уверяли потом, что под потолком закачались люстры!
В течение 20 дней Наполеон действительно покорил Францию без единого выстрела!
Все очень просто: Бурбоны всем надоели, и во время их правления об императоре вспоминали только хорошее, причем, каждый – свое. Создавалось впечатление, что вернувшийся генерал Бонапарт уже одержал свою величайшую победу или заключил вечный мир с поверженными врагами.
…Кстати, во всей Франции так и не нашлось человека, который решился бы одним выстрелом остановить «полет корсиканского орла»! А ведь возможностей было предостаточно, хотя бы у офицеров-роялистов! Но руки способной нажать на курок так и не нашлось! Солдатскому любимцу «Маленькому Капралу-Стриженному Малышу» был уготован иной конец – банальный, в постели, от тяжелой продолжительной болезни…
Такого триумфа он еще не знал!
«Народ и армия привели меня в Париж, – говорил он в те дни. – Это все совершили солдаты и младшие офицеры, народу и армии я обязан всем». Растроганный Наполеон предельно лаконичен и доходчив в своем обращении к соотечественникам: «Французы! Я прибыл к вам, чтобы восстановить свои права, которые являются одновременно вашими правами».
…Между прочим, вернувшись в Париж, Наполеон прекрасно понимал, что править страной так, как он это делал прежде – нельзя. Деспотия – это уже прошлое. Взять влево к якобинцам – это было не для него. «Я никогда не буду королем Жакерии!» – говорил он тогда и потом, уже после фиаско при Ватерлоо, когда некие горячие головы предлагали ему поднять знамя национально-освободительной борьбы против англо-прусско-австро-русской интервенции. Предстоял путь ограниченных либеральных реформ, пройти который ему вместе с французами уже было не суждено…
Так на волне патриотического подъема начались невероятные, легендарные «Сто дней» (20 марта – 22 июня 1815 г.) правления императора Наполеона.