– Вы лучшие воины. Сражались до последнего, не отступая, – произнёс он. – Но ваш бой ещё не окончен.
Туран знал, что скажет первый слуга повелителя. Как и все. Они все этого ждали.
– Мы должны вернуть нашу землю.
На минуту поле этих слов лесную поляну сковала тишина. Таркор знал, что возражений не будет. Они проиграли, позорно бежали и потеряли всё. Теперь смысл жизни всех, кто выжил – убить.
– Мы готовы, повелитель, – ответили Таркору.
Оборотень кивнул:
– Всем отрядам собраться у Дизея. Без прямого указания не спускаться.
Оборотни переглянулись:
– Что ищем?
Довольная улыбка тронула губы Таркора:
– Смерть Алавии.
***
Шумная городская ночь светлела. И утро, как всегда началось с того, что над головой заговорили громкие голоса. Раздражённый мужской, конечно матом, и нервный женский.
– Ну, вас! – Никита посмотрел в потолок. – Семь утра, суббота, обалдели совсем?
Велехов поднялся, пошёл умываться. Спать, похоже, уже не придётся. Дом постепенно просыпался, всё больше гудя. И громкость разговора в квартире наверху нарастала. Внезапно хлопнула входная дверь, и быстрые шаги помчались по лестнице вниз. Наташа. Пока отчим – вечно с похмелья, разговаривал с мамой – вечно пьяной, девочка убегала.
Никита быстро пошёл к двери, открыл, окликнул Наташу. Девочка остановилась на лестничной клетке внизу, обернулась.
– А, ты… – хмуро приветствовала она соседа. – Я гулять.
Наташа застегнула старую куртку, собрала ядовито-розовые волосы в короткий хвост, сильно потёрла слезящиеся глаза.
– Стой, – с нажимом в голосе сказал Никита. – Не уходи.
– Отстань, чего ты лезешь вообще?! – девочка разрыдалась, и бросилась бежать, перескакивая через пять ступеней.
Велехов и сам громыхнул дверью. Ну, как так можно? С каких пор всё так изменилось? Или всегда было таким? А он просто забыл?
Забыл о том, что здоровый пьяный мужик может позволить себе ударить четырнадцатилетнюю девочку. Свою, пусть приёмную, но дочь.
В первый день, когда Никита только приехал в эту квартиру, местные пенсионерки поймали Наташу с сигаретой в руках в подъезде, отчитали, как могли, отвели к отчиму. На глаза у всех он влепил девочке подзатыльник.
Велехов стоял этажом ниже. Когда увидел, что происходит, поднялся наверх и сломал отчиму нос. Хотел сломать ещё что-нибудь, чтобы посыл дошёл, но началась трагедия. Выскочила жена с криками, Наташа убежала на улицу, а бабульки, чтоб их… Решили, что они не причём. Ещё и замечание Никите сделали: надо, мол, держать себя в руках, это отчим по-отцовски.
По-отцовски…
Полдня мама убеждала Никиту, что он был не прав, это дела семейные и влезать в них не стоит. Велехов не стал с ней спорить, пообещал, что больше не будет, но присматривать за девочкой так и не перестал. Да и вообще! Дела семейные! Тараканы мигом перебежали в его квартиру. Жрать-то хочется, а наверху остались только вонючие ботинки отчима, остальное пропили. Ребёнок бледный, одета в джинсы с дырками даже зимой. Семейные дела у них. Отговорки!
Иван не допустил бы и мысли, чтобы в его княжестве так обращались с детьми. Если кто такое услышит, князь приедет и посреди ночи, чтобы лично разъяснить непорядочному отцу семейства, в чём он не прав.
Но Наташа была только верхушкой айсберга. Через несколько дней после приезда Никита увидел толпу соседей, которые что было дури вопили друг на друга из-за грязного подъезда. Стены оплёваны, бычки валяются! Основной претензии бабушек отвечала молодёжь: «на это есть уборщицы» и «мы деньги платим».
Велехов вернулся домой, взял ведро и тряпку. Его никто не замечал ещё минут сорок. Парень за это время спокойно вымыл стены и полы, и ушёл домой. И все дружно замолчали.
Через неделю Никита перекопал клумбу, натаскал кирпичей, побелил их, уложил в красивые бордюры. Просто так, чтобы возле дома была ухоженная территория, а потом занялся покраской лавок.
Вот и сейчас, утром, пока никого на них не было, и стояла на удивление жаркая августовская погода, он вышел с ведёрком краски и кисточкой. В квартире Велехову было нечего делать. Он был в отпуске от обязанностей хранителя. Так что наводил порядок вокруг себя и в мыслях.
Больше его, конечно, привлекал их дом в лесу. Лучше было бы там повозиться, хоть окна вставить. Но мама наотрез отказалась отпустить Никиту. Простой переезд в другую квартиру обговаривался две недели. Елена справилась со своим страхом с большим трудом, но в итоге, всё-таки, разрешила сыну уехать в соседний квартал.
Мерно водя кисточкой по доске, Велехов вспомнил свой приезд. Иван одолжил ему свою машину, сам не поехал – побоялся. И не зря. Никита долго уговаривал маму отказаться от идеи сбросить дорогущий внедорожник Ивана со скалы, хотя и понимал её чувства.
Обстоятельства его исчезновения давали Елене все основания полагать, что именно Рилевский виноват во всём. После получения от него посылки и обещания приехать, она вернулась домой, а там полный бардак. Всё разбито, на улице полиция обнаружила отпечатки колёс разных машин, лужу крови, волчью шерсть и следы огромных лап.
Масла в огонь подлил один из сотрудников полиции. Оценив объём крови на земле, он в присутствии Елены сказал, что ни один человек не выживет после такой потери. Женщина упала в обморок. А Никита в то утро был уже на выходе из тайного коридора Рилевы вместе с Иваном.
Через полтора месяца, жарким июльским деньком, он заехал во двор и увидел амбарный замок на двери. В саду ветер шелестел жёлтыми оградительными лентами. Заброшенность дома удивила только отчасти. Было понятно, что жить здесь мама не могла.
Велехов отправился в городскую квартиру. Вошёл, открыв дверь своим ключом. Елена сидела за столом, даже не повернулась на звук. С ней две подруги с работы, на столе водка и фотография сына.
– Мам! – окликнул её Никита.
Подскочили все. Елена развернулась, едва не упав вместе со стулом. Сколько надежды было в её взгляде. Она хотела увидеть сына, только его одного, боясь разочароваться, и…
Получив пощёчину в самый первый миг встречи, Никита кивнул:
– Заслужил.
А потом прижал маму к себе, дав ей порыдать, уткнувшись в грудь.
Когда она наконец проплакалась и оглядела сына, удивлению не было предела. Телосложение, цвет волос и глаз, даже цвет кожи стали совсем другими. Изменилась походка, став лёгкой и бесшумной. Если раньше Елена слышала, как сын вставал ночью и топал по дому, теперь он проплывал мимо неё, словно вампир из старых фильмов ужасов. И конечно волшебный рисунок…
Никита гостил в Рилеве неделю, перед тем, как вернуться во внешний мир. И Софья сделала ему родовую надпись специальным пером. Все оборотни носили на себе знаки своего рода, и Велехов тоже захотел. Не большая надпись получилась. Всего-то символ Вулавала на груди – четыре скрещённых лезвия в круге, и строчки на лопатке с именем и указанием ближайшей родственной связи – князя Рилевы.
Но Елена всё равно разглядывала эту красоту. В тонкие линии надрезов на коже была залита серебряная краска, и рисунок мягко поблёскивал и на свету и в темноте. Елена пыталась узнать что это, но Никита не сказал. Как не сказал и ничего о том, что с ним произошло, немного жёстко запретив об этом спрашивать.
А как можно было рассказать, что он теперь оборотень? Как рассказать, что его кровь была отравлена, и он излечился в тот момент, когда смерть отнимала самых близких его друзей? Может, стоило рассказать о долине Синевы, утопающей в чёрных водах Озёр Мрака, и храме-усыпальнице, где вечным сном уснула Арнава? Или о том, как он воткнул в сердце Скарада меч-талисман?
Было и ещё кое-что, о чём не мог сказать Никита. Мысли о погибшем Вулавале не давали ему покоя. Пока он был в Рилеве, Софья часто рассказывала о землях белых волков. По её словам они опустели, и сейчас заросли дороги и тропы, ведущие к городам белого княжества. Уже давно никто не знает что стало с ним. И Никита захотел узнать. Его род начался на той земле много лет назад, и погиб, защищая её. Иногда приходит время вернуться к началу.
Велехов опустил кисточку с этой мыслью. Он докрасил последнюю лавочку у последнего подъезда и отправился домой. Встретил на крыльце вредных соседок. Бабульки вышли на улицу, посмотрели на покрашенные лавки, сразу загалдели, что сесть поговорить некуда.
– Зато завтра будете сидеть, как на новых, – усмехнулся парень, – сегодня поплюёте семечки дома.
Соседки обиделись, а Никита пошёл в квартиру. Дальнейший день лежал перед телевизором, по привычке сжимая в ладони свой медальон. Пока он жил при храме-усыпальнице во время его возведения, он всё-таки упросил Браду настроить и активировать медальон как положено. Установить двустороннюю связь. И научить пользоваться этим устройством. Берегиня согласилась, хотя это было против правил. Медальоны поддерживали связь между берегинями, а им совсем не было нужно, что бы кто-то ещё сидел на их канале. Тем не менее, теперь Никита мог входить в сознание Арнавы. Даже на таком расстоянии.
Но это было вхождение в белый туман. Безграничный, пустой мир, из которого иногда приходили неясные ощущения. Казалось, боль проникает в грудь, и страх растекается в мыслях…
Велехов вздрогнул, просыпаясь. Он всё-таки уснул, и рука соскользнула с медальона. В комнате работал телевизор, шёл какой-то фильм. За окном солнце закатывалось за горизонт. Углы панельных десятиэтажек остро очертились его светом. А сверху на плоские крыши ложилась ночная тьма.
Никита потянулся, встал с дивана, не торопясь снял одежду. Открыл балконную дверь, впуская прохладный вечерний воздух. После сна тело всегда нагревалось градусов до сорока, и с кожи сейчас сходил жар.
Парень с нетерпением дождался темноты. Убедился, что никого нет рядом и никто не смотрит из окон. А потом шагнул с подоконника балкона, обратился ещё в воздухе, и тихо прыгнул в ночь.
По пустынным улицам, мимо освещённого фонарями парка, вдоль мелкой речки, протекающей через город, спящим стройкам, с кранами, одетыми в гирлянды жёлтых огней, белый волк, летел словно призрак, забыв обо всём мире до самого утра.
***
Давно оставленные жителями катакомбы Дизея тихо гудели. Едва слышно стучали молотки и скребли лопаты. Звук и свет глушился специальными шатрами, возведёнными вокруг входа. В тоннеле шла работа. Очень давно обитатели подземного княжества Огатор строили свои города. Великолепные сооружения в толще земли. На сводах огромных залов сияли сферы Альтана, сменяя ночь и день, по улицам текли чистые реки подземных вод и в садах сверкали кристаллы, рассаженные жителями вместо цветов.
На глубине десяти метров оборотни и сурваки раскапывали створки огромных ворот главного города Огаторского княжества – Дизея. Широкий коридор, ведущий с поверхности, упирался в них.
Аркаиды тоже были здесь, но работе предпочитали презрительное созерцание. Туран поглядывал на них, пока рыл лапами камни и землю.
Командир Дикад не торопился признать Таркора своим новым командиром, так что едва тот спустился в подземный зал, аркаид встретил его соответствующим вопросом:
– Как ты выжил, подранок? Хотя, это не важно. Кто назначил тебя главным?
Начало разговора в таком тоне, заставило всех остановиться. Туран и многие оборотни приняли человеческий облик, и подошли поближе. Для них Таркор всегда был первым слугой повелителя, и его правой рукой. И все они знали его особенность – принимать решения только с холодной головой. Так что сейчас, никто не удивился, что Таркор не обратил внимания на презрительный и наглый тон аркаида, и ответил ему одним словом.
– Скарад, – произнёс оборотень.
– Повелитель должен был сказать об этом всем командирам, – немедленно прорычал Дикад.
– Уж не ты ли решаешь, что должен был делать повелитель? – усмехнулся Таркор.
– Но и не ты!
– Что ж, – оборотень пожал плечами. – Тогда уходи. Мог бы не приходить на зов.
– Я пришёл не на твой зов, – зарычал Дикад, – а всего лишь узнать, что ты задумал.
– Я выполняю то, что велел повелитель, – неожиданно жёстко произнёс Таркор. – Если хочешь быть частью этого, объединим усилия, если нет – пошёл вон.
Дикад молчал, а Таркор обвёл взглядом других аркаидов, и всех собравшихся воинов Навии.
– Моя задача найти особое оружие и использовать его против Алавии, – сказал он. – Такова последняя воля повелителя.
Оборотень снял со своей груди плетёный шнур, вдетый в каменную печать с золотыми пластинками, и медальон берегини Алавии с изображением скрещённых мечей. Он поднял эти вещицы, показывая так, чтобы все увидели.
Дикад подошёл вплотную, внимательно рассматривая печать и медальон.
– Ключ от зала Дизея не делает тебя новым повелителем, – выдавил он в лицо оборотня.
Таркор улыбнулся. Нет, аркаида он убьёт. Позже, когда тот станет не нужным. А пока оборотень произнёс:
– Тогда сражайся с Алавией сам. Хотя… сколько твоих воинов погибло в последней схватке?
Лицо Дикада свирепело.
– Скоро убьют последнего аркаида, – издевательски говорил Таркор, – и тебе будет более некем сражаться.
– Мы их вышвырнем!
– Как? – насмешливо спросил оборотень.
– Затаимся на время, – зарычал Дикад. – Они пустят в ход отряды оборотней и людей, и мы перебьём их.
Таркор засмеялся.
– Если кто-то хочет играть в партизан, я не держу, – произнёс он, обводя всех взглядом.
Командиры сурвак и оборотней, собравшиеся сейчас в этом коридоре, тоже внимательно смотрели на Таркора.
– Проваливайте в смерть! – сказал он. – И расскажите повелителю, как вы предали его. Но кто хочет выполнить его волю и стереть стены Алавии в пыль, те оставайтесь и присягните на верность мне.
– Не раньше, чем я увижу что за этими воротами, – прорычал Дикад.
Таркор взял в ладонь каменную печать, и передвинул пальцами золотые пластинки на её поверхности, как в кодовом замке. Едва последняя встала на своё место, массивные створки ворот, что раскопали сурваки, с грохотом двинулись, таща за собой клубы пыли. За ними открылось огромное помещение, противоположные стены которого едва угадывались. Но через минуту оборотни выложили факелами пол, и всё пространство озарилось неровным золотым светом.
Колонны поднимались вверх к высоченным сводам. От огня заиграли светом кристаллы, покрывающие их поверхности. И казалось, что пламя вспыхнуло в них, освещая огромный зал. Стены украшали выточенные в камне ажурные орнаменты, пол покрывали гладкие, шлифованные плиты.
Но здесь… ничего не было. Пустота. Лишь пыль клубами поднималась в пространстве.
Дикад зарычал:
– И это всё? Таркор!
Оборотень уже не обращал на него внимания. Он вошёл в зал, и двинулся к столу управления.
Все последовали за ним. И если оборотни, сурваки и аркады просто осматривались в незнакомом месте, но Таркор точно знал, зачем он здесь.
– Ну? – Дикад впадал в бешенство. – И где твоё оружие? Чем мы сокрушим Алавию? Воздухом этого зала?
Таркор остановился у стола управления, вытер пыль с его поверхности. Вспыхнуло всего пара символов. Стол был отключён от основных систем города. Да и почти все они были уничтожены. Скарад разрушил Дизей. Очень давно. Ещё в первую войну. Но зал управления оставил не тронутым. По определённым причинам.
На поверхности стола прорисовалось и очертание ладони с кругом посередине. Таркор усмехнулся. Всё, как говорил повелитель. Оборотень вложил в круг медальон берегини Алавии.
Неяркий свет родился в пространстве меж тремя колоннами напротив стола управления. Мягко проступили в нём линии карты. Ничего особенного, просто обычная карта местности, какая была в любом городе. Границы княжеств, ленты рек и дорог, точки городов и селений. Но именно эта карта – та, что была здесь, – в Дизее, хранила нужную информацию.
Неспешность Таркора раздражала Дикада, и оборотень, видя это, не торопился.