– Конечно, – сказал капитан.
– Верхний этаж, пожалуйста, – вежливо сказал тюремщик и посторонился, пропуская детей. – Поверните налево и поднимитесь по лестнице.
Лестница была темной и уходила все дальше и дальше, круг за кругом, вверх и вверх. На самом верху была большая комната, обставленная просто: стол, стулья и лошадка-качалка. Кому нужно больше мебели?
– У вас лучший вид во всем городе, – сказал тюремщик, – и вы составите мне компанию. Что? Они дали мне должность тюремщика, потому что это хорошая, легкая, джентльменская работа и оставляет мне время для писательства. Я, знаете ли, литератор. Но иногда мне бывает немного одиноко. Видите ли, вы мои первые пленники. Если позволите, я пойду и закажу для вас ужин. Я уверен, что вы будете довольны праздником разума и потоком души.
Как только за черной спиной тюремщика закрылась дверь, Филипп повернулся к Люси.
– Надеюсь, ты довольна, – с горечью произнес он. – Это все твоих рук дело. Они бы меня отпустили, если бы тебя здесь не было. С какой стати тебе понадобилось сюда приходить? Почему ты бежала за мной? Ты знаешь, что ты мне не нравишься?
– Ты самый ненавистный, самый неприятный, самый ужасный мальчик на свете, – твердо сказала Люси.
Филипп этого не ожидал. Он встретил удар так хорошо, как только мог.
– Во всяком случае, я не маленькая подлая белая мышка, втискивающаяся туда, где меня не ждут, – сказал он.
А потом они стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша.
– Я лучше буду белой мышкой, чем жестоким хулиганом, – сказала наконец Люси.
– Я не хулиган,– сказал Филипп.
Затем снова наступила тишина. Люси фыркнула. Филипп оглядел пустую комнату, и ему вдруг пришло в голову, что он и Люси – товарищи по несчастью, и не важно, по чьей вине они оказались в заточении. Затем он сказал:
– Послушай, ты мне не нравишься, и я не стану притворяться. Но давай представим, что я это был не я, а какой-нибудь Пакс, если ты хочешь. Мы должны как-то выбраться отсюда, и я помогу тебе, если хочешь, а ты поможешь мне, если сможешь.
– Спасибо, – сказала Люси тоном, который мог означать что угодно.
– Значит пусть будет Пакс. Посмотрим, сможем ли мы сбежать через окно. Там может быть плющ или верный паж с веревочной лестницей. У тебя есть паж в Грейндж?
– Есть два конюха, – сказала Люси, – но я не думаю, что они верны, и я думаю, что все это гораздо больше волшебства, чем ты думаешь.
– Конечно, я знаю, что это волшебство, – нетерпеливо сказал он, – но оно вполне реально.
–О, это вполне реально, – сказала она.
Они высунулись из окна. Увы, плюща не было. Их окно было очень высоко, и стена снаружи, когда они касались ее рукой, казалась гладкой, как стекло.
– Так не пойдет, – сказал он, и они вдвоем еще дальше высунулись из окна, глядя на город. Там были мощные башни, прекрасные минареты и дворцы, пальмы, фонтаны и сады. Белое здание на другой стороне площади выглядело странно знакомым. Может быть, это похоже на собор Святого Павла, который Филипп видел, когда был совсем маленьким, и который он никогда не мог вспомнить? Нет, он не мог вспомнить этого даже сейчас. Пленники долго молча смотрели в окно. Далеко внизу раскинулся город, его деревья мягко колыхались на ветру, цветы сияли в ярком разноцветном лоскутном одеяле, каналы, пересекавшие большие площади, сверкали на солнце, а по площадям и улицам ходили и ходили по своим делам горожане.
– Послушай, – вдруг сказала Люси, – ты хочешь сказать, что не знаешь?
– Знаешь что? – нетерпеливо спросил он.
– Место, где мы. Что это такое. Разве нет?
– Нет. Не больше, чем ты.
– Разве ты не видел все это раньше?
– Нет, конечно, нет. Также как и ты.
– Ладно. Но я уже видела это раньше, – сказала Люси, – и ты тоже. Но я не скажу тебе, что это такое, если ты не будешь со мной любезен, – ее тон был немного грустным, но довольно твердым.
– Я хорошо к тебе отношусь. Я же говорю, что это был Пакс, – сказал Филипп. – Скажи мне, что ты об этом думаешь.
– Я имею в виду не такого величественного, высокомерного Пакса, а настоящего Пакса. О, не будь таким ужасным, Филипп. Я умираю от желания рассказать тебе, но не скажу, если ты будешь продолжать вести себя так, как сейчас.
– Со мной все в порядке, – сказал Филипп, – выкладывай.
– Нет. Ты должен сказать, что это был Пакс, и я буду рядом с тобой, пока мы не выберемся отсюда, и я всегда буду вести себя с тобой как благородный друг, и я постараюсь изо всех сил полюбить тебя. Конечно, если я тебе не нравлюсь, ты не можешь, но ты должен попытаться. Повторяй за мной, ладно?
Ее тон был таким добрым и убедительным, что он поймал себя на том, что говорит ей вслед: “Я, Филипп, согласен стараться понравиться тебе, Люси, и быть рядом с тобой, пока мы не выберемся отсюда, и всегда играть роль благородного друга по отношению к тебе. Пожмите друг другу руки”.
– Ну вот, – сказал он, когда они пожали друг другу руки, и Люси произнесла эти слова:
– Разве ты не понимаешь? Это твой собственный город, в котором мы находимся, твой собственный город, который ты построил на столах в гостиной? Все это стало большим по волшебству, чтобы мы могли войти. Посмотри, – она указала в окно, – вон тот большой золотой купол, это один из медных наперстков, а вон то белое здание – моя старая модель собора Святого Павла. А вон Букингемский дворец с резной белкой наверху, и шахматные фигуры, и бело-голубые фарфоровые перечницы, и здание, в котором мы находимся – черный японский кабинет.
Филипп посмотрел и увидел, что она говорит правду. Это был его город.
– Но я не строил внутри своих зданий, – сказал он, – и когда ты вообще увидела, что я построил?
– Наверное, внутреннее наполнение – это часть магии, – сказала Люси, – я увидела город, который ты построил, когда тетушка привезла меня домой вчера вечером, после того как тебя отправили спать. И он мне действительно понравился. И о, Филипп, я так рада, что это был Пакс, потому что я действительно думаю, что ты такой ужасно умный, и тетушка тоже так подумала, когда увидела эти прекрасные вещи. И я знала, что няня все это уберет. Я умоляла ее не делать этого, но она была упряма, поэтому я встала, оделась и спустилась вниз, чтобы еще раз взглянуть на все при лунном свете. И один или два кирпича и шахматные фигуры упали. Наверное, няня сбила их. И я, как могла, снова их поставила, и мне все это понравилось, как ничто другое; а потом дверь открылась, я спряталась под стол, и ты вошел.
– Значит, ты была там … Ты заметила, как началось волшебство?
– Нет, но все это превратилось в траву, а потом я увидела, как ты далеко-далеко поднимаешься по лестнице. И поэтому я пошла за тобой. Но я не позволила тебе увидеть меня. Я так и знала, что ты рассердишься. А потом я заглянула в дверь караульни, и мне так захотелось какао – орехового молока.
– Когда ты поняла, что это мой город?
– Мне показалось, что солдаты чем-то похожи на моих солдатиков. Но я не была уверена, пока не увидел судью. Ведь он просто старый Ной, вышедший из Ковчега.
– Так и есть! – воскликнул Филипп. – Как чудесно! Как прекрасно! Лучше бы мы не были пленниками. Разве не было бы забавно пройтись по городу, по всем зданиям, посмотреть, во что превратились их внутренности? И все остальные люди. Я их туда не клал.
– Полагаю, это больше похоже на магию. Но … О, со временем мы все выясним.
– Она хлопнула в ладоши. И в тот же миг дверь отворилась и появился тюремщик.
– К вам посетитель, – сказал он и посторонился, пропуская кого-то еще, высокого и худого, в черном плаще с капюшоном и черной полумаске, какие носят во время карнавала.
Когда тюремщик закрыл дверь и ушел, высокая фигура сняла маску и сбросила плащ, показав удивленным, но признавшим глазам детей хорошо знакомую фигуру мистера Ноя – судьи.
– Как поживаете? – спросил он. – Это небольшой неофициальный визит. Надеюсь, я пришел не в самое неподходящее время.
– Мы очень рады, – сказала Люси, – потому что вы можете сказать нам …
– Я не буду отвечать на вопросы, – сказал мистер Ной, чопорно усаживаясь на свой желтый коврик, – но я вам кое-что скажу. Мы не знаем, кто вы. Но я сам думаю, что ты можешь быть Избавителем.
– Мы оба, – ревниво сказал Филипп.
– Один или оба. Видишь ли, в пророчестве говорится, что волосы Разрушителя рыжие. А ваши волосы не красные. Но прежде чем я смогу убедить население в этом, мои собственные волосы поседеют от мыслей и споров. Некоторые люди такие тупоголовые. И я не привык думать. Мне не часто приходится это делать. Это меня огорчает.
Дети сказали, что им очень жаль. Филипп добавил:
– Расскажите нам немного о вашем городе. Это не вопрос. Мы хотим знать, магия ли это. Это тоже не вопрос.
– Я как раз собирался вам рассказать, – сказал мистер Ной, – и не стану отвечать на вопросы. Конечно, это магия. Все в этом мире – магия, пока ты не поймешь ее.
– А что касается города. Я просто расскажу вам немного о нашей истории. Много тысяч лет назад все города нашей страны были построены великим и могучим великаном, который привозил материалы издалека. Это место было населено частично людьми по его выбору, а частично какой-то самодействующей магией, довольно трудно объяснимой. Как только были построены города и заселены жителями, началась жизнь города, и для тех, кто в нем жил, она была такой, какой была всегда. Ремесленники трудились, музыканты играли, поэты пели. Астрологи, оказавшись в высокой башне, очевидно предназначенной для этой цели, начали наблюдать за звездами и пророчествовать.
– Это я знаю, – сказал Филипп.
– Очень хорошо, – сказал судья. – Тогда вы знаете достаточно. А теперь я хочу попросить вас обоих об одном маленьком одолжении. Вы не могли бы сбежать?
– Если бы мы только могли, – вздохнула Люси.
– У меня слишком напряжены нервы, – с чувством сказал мистер Ной. – Бегите, мои дорогие дети, чтобы доставить удовольствие мне, очень старому человеку, у которого слабое здоровье и плохое настроение.
– Но как …
– О, вы просто уходите. Ты, мой мальчик, можешь переодеться в халат, который, как я вижу, лежит вон на том стуле, а я оставлю тебе свой плащ, девочка.
Они оба сказали "Спасибо", и Люси добавила:
– Но как?
– Через дверь, – сказал судья. – Есть правило, пленные не убегают, потому что дают клятву, но пленных не было так давно, вряд ли вы давали клятву, правда? Вы можете просто выйти за дверь. В городе есть много благотворителей, которые помогут вам спрятаться. Ключ от входной двери легко поворачивается, и я сам смазываю его, когда выхожу. До свидания, большое спасибо, что согласились на мою маленькую идею. Примите благословение старика. Только не говорите тюремщику. Он никогда мне этого не простит.
Он встал с циновки, свернул ее и пошел.
– Ну, – сказала Люси.
– Ну, – сказал Филипп.
– Полагаю, мы пойдем? – спросил он.
– А как насчет тюремщика? – спросила Люси. Разве он не поймает его, если мы убежим?
Филипп чувствовал, что такое может случиться. Это было досадно и так же неприятно, как быть связанным клятвой.
– Черт побери! – вот что он сказал.
И тут вошел тюремщик. Он выглядел бледным и встревоженным.
– Мне ужасно жаль, – начал он. – Я думал, что буду рад видеть вас здесь, но у меня все равно нервы на пределе. Сам звук ваших голосов. Я не могу написать ни строчки. У меня голова идет кругом. Не будете ли вы так добры сделать для меня одну маленькую вещь? Вы не могли бы сбежать?
– Но разве у вас не будет неприятностей?
– Хуже этого ничего быть не может, – с чувством сказал тюремщик. – Я и не подозревал, что детские голоса так пронзительны. Идите, идите. Я умоляю вас бежать. Только не говорите об этом судье. Я уверен, что он никогда бы мне этого не простил.
Дети подождали, пока звон ключей тюремщика затихнет на лестнице, открыли дверь, сбежали по многочисленным ступеням и выскользнули из тюремных ворот. Некоторое время они шли молча. Вокруг было полно людей, но никто, казалось, не замечал их.
– В какую сторону мы пойдем? – спросила Люси. – Жаль, что мы не спросили его, где живут Благотворители.
– Я думаю … – начал Филипп, но Люси не суждено было узнать, что он думает.
Внезапно раздался крик, стук лошадиных копыт, и все лица на площади повернулись в их сторону.
– Они нас заметили! – воскликнул Филипп. – Беги, беги, беги!
Он сам побежал к воротам, стоявшим на верхней ступеньке лестницы, по которой они поднялись, а за ним послышались крики и топот преследователей. Капитан стоял в воротах один, и как только Филипп подошел к воротам, капитан свернул в караульное помещение и притворился, что ничего не видит. Филипп никогда не бегал так далеко и так быстро. Дыхание его прерывалось глубокими рыданиями, но он добрался до лестницы и начал быстро спускаться. Это было легче, чем идти вверх.
Он был почти внизу, когда весь лестничный мост дико подпрыгнул в воздух, и он упал с него и покатился по густой траве этой бескрайней прерии.
Воздух вокруг него был наполнен громкими звуками, похожими на шум землетрясений, которые разрушают прекрасные большие дворцы и фабрики, большие, но не красивые. Это было оглушительно, это было бесконечно, это было невыносимо.
И все же он должен был вынести это, и даже больше. И тут он ощутил странное припухлое ощущение в руках, потом в голове – потом во всем теле. Это было очень больно. Он перевернулся в агонии и увидел совсем близко ногу огромного великана. На ноге был большой, плоский, уродливый башмак, и казалось, что он появился из-за серых, низко висящих, колышущихся занавесок. Там тоже была гигантская колонна, черная на фоне серого. Лестничный мостик, опущенный вниз, лежал на земле недалеко от него.
Боль и страх охватили Филиппа, и он перестал что-либо слышать, чувствовать или знать.
Очнувшись, он обнаружил, что лежит под столом в гостиной. Чувство отека прошло, и он, казалось, был не больше своего нормального размера.
Он видел плоские ноги сиделки и нижнюю часть ее серой юбки, а дребезжание и грохот на столе наверху говорили ему, что она делает то, что обещала, и разрушает его город. Он увидел также черную колонну, служившую ножкой стола. Время от времени няня уходила, чтобы положить на место то, что он использовал в здании. А потом она залезла на стул, и он услышал звяканье капель люстры, когда та закрепляла их обратно.
– Если я буду лежать очень тихо, – сказал он, – может быть, она меня не увидит. Но мне интересно, как я сюда попал. И о каком сне можно рассказать Хелен!
Он лежал очень тихо. Няня его не видела. И когда она ушла завтракать, Филипп выполз наружу.
Да, город исчез. Ни малейшего следа. Сами столы вернулись на свои места.
Филипп вернулся на свое обычное место, которое, конечно же, было постелью.
– Какой чудесный сон, – сказал он, свернувшись калачиком под простыней, – а теперь все кончено!
Конечно, он ошибался.
Потеря
Филипп заснул, и ему приснилось, что он снова дома и что Хелен пришла к его постели, чтобы позвать его, ведя за собой белого пони, который должен был стать его собственным. Это был пони, который выглядел достаточно умным для чего угодно, и он не удивился, когда тот пожал ему руку, но когда он сказал: "Ну, нам пора", – и начал пытаться надеть туфли и чулки Филиппа, Филипп крикнул: "Эй, я говорю, прекрати это", и проснулся в комнате, полной солнечного света, но без пони.
– Ну что ж, – сказал Филипп, – Пожалуй, мне лучше встать. – Он взглянул на свои новые серебряные часы, один из прощальных подарков Хелен, и увидел, что они показывают десять.
– Послушайте, вы знаете, – сказал он часам, – с вами не все в порядке. И он потряс часы, чтобы те одумались. Но часы по-прежнему говорили "десять" совершенно ясно и безошибочно.
Теперь завтрак в Грейндж начинался в восемь. И Филипп был уверен, что его не звали.
– Это недоразумение, – заметил он. – Должно быть проблема в часах. Может быть, они остановились.
Но они не остановились. Следовательно, прошло уже два часа после завтрака. В тот момент, когда он подумал об этом, он почувствовал сильный голод. Он встал с постели, как только понял, насколько проголодался.