– Что у тебя с этой красоткой? – спросил я его, пользуясь моментом. – Она хотя бы совершеннолетняя?
– А что еще может быть у мужчины и женщины? Будет тебе прикидываться! – ответил Чжао Цзянь.
Заметив, куда обращен мой взгляд, он недовольно застегнул ширинку, после чего сладко потянулся, что еще больше сделало его похожим на огромного медведя.
– Дивная погодка, если ничем таким не заняться, то будет даже обидно.
Говоря это, он пошарил взглядом по сторонам. Сначала я хотел прямо ему сказать, что девица отправилась вместе с Чжоу Цяном добывать червяков, но отчего-то вдруг решил замолчать этот факт. Вместо этого я спросил, не хочет ли он прогуляться со мной к водохранилищу и полюбоваться на окрестности. Он равнодушно ответил:
– Ну уж нет, в свой заслуженный выходной я лучше подремлю в палатке.
Разумеется, я догадывался о его истинных намерениях: сон тут был ни при чем, думал он исключительно о похабных делишках.
Тогда я оставил его в покое, а сам, захватив складное ведро, зашагал прямо к водохранилищу. По большей части вода сюда стекала прямо с гор, а в засушливые годы здесь иной раз проступало дно. В этом году с наступлением лета водохранилище напиталось щедрыми дождями, поэтому разлилось так, что противоположного берега было не видно. У самого склона из воды возвышалась каменная глыба, которая, видимо, скатилась с гор во время какого-нибудь давнишнего землетрясения. Сейчас над водой выступала лишь ее верхушка, которая издалека весьма напоминала голову огромной черепахи.
Я нагнулся и с трудом зачерпнул полведра воды. Тут мое внимание привлекла устроившаяся на глыбе возле самой воды фигура: какой-то человек сидел, по-монашески скрестив ноги и погрузившись в созерцание. Он даже не шелохнулся, слившись с камнем в единое целое. Я невольно изумился: надо же, какой чудак: переться в такую даль, чтобы читать тут свои молитвы и медитировать! Однако со спины он совсем не был похож на кого-нибудь из тех же буддистов или даосов. Я тогда еще подумал, что у каждого свои причуды. Здесь так спокойно и безмятежно. Взять хотя бы нас. Мы специально добирались в такую даль на машине, потому как тоже приехали за спокойствием и безмятежностью.
В свободное время я люблю мыть машину вручную. Некоторые говорят, что физический труд у нынешних городских мужчин ограничивается лишь двумя вещами: сексом и мытьем машины. О первом мы подробно распространяться не будем, а вот машина – все равно что конь, можно сказать, твои вторые ноги, которые целыми днями носят тебя по всяким делам. Но еще важнее то, что машина является лицом хозяина, и, поскольку это касается репутации, выглядеть она должна соответственно.
Только было я смочил тряпку и принялся мыть стекло, как вдруг непонятно откуда раздался пронзительный визг, он прозвучал так резко и неожиданно, что я невольно замер и огляделся по сторонам. Немного погодя перед моим взором возникла та красотка – она напоминала самку оленя, опрометью выскочившую из лесной чащи. От страха она что было сил рассекала руками воздух, ее грудь высоко подскакивала и мотылялась с такой силой, что, казалось, в любой момент может отлететь. Пестрое цветастое платье вздымалось на бегу, напоминая крылья бабочки и обнажая ноги – белоснежные до рези в глазах. Она уже практически выбилась из сил, но тут, похоже, по ее ногам хлестнула ветка. Жалобно вскрикнув и едва не задохнувшись от злости, она наклонилась, чтобы погладить ушибленное место. Ее длинные волосы водопадом свесились вниз, черным тюлем окутав трясущееся от страха тело.
Я метнул взгляд в сторону палатки: Чжао Цзянь, по всей вероятности, и правда заснул, его не разбудил даже недавний пронзительный крик. Немного подумав, я отложил в сторону тряпку и широким шагом направился к сидевшей на корточках девице. По всей видимости, она растянула ногу. Я присел рядом, чтобы разобраться, в чем дело. Едва я прикоснулся к ее левой лодыжке, она заверещала от боли и, словно глупенькая малодушная студентка, повалилась на траву. Когда я спросил, может ли она передвигаться, она отрицательно покачала головой, но по выражению ее лица не было ясно, так ли уж ей больно, или же она просто смущается. На самом деле мне очень хотелось спросить, из-за чего она испустила такой истерический вопль, но вместо этого я лишь помог ей подняться.
– Я хочу вернуться в город, – упрямо сказала она.
– Понимаю, но кому-то придется тащить тебя на спине.
Опершись одной рукой на мое плечо, другой она принялась приводить в порядок растрепавшиеся волосы, от которых повеяло легким ароматом шампуня, скорее всего, «Head & Shoulders».
– Я действительно хочу домой, можешь меня отвезти?
Она высунула из-под распущенных волос бледное как полотно лицо и уставилась на меня своими широко расставленными глазами.
– Прямо сейчас? Но мы ведь даже еще не…
– Сейчас же! – приказала она, нагло выпучившись на меня с видом, не терпящим возражения. Она сильно кусала нижнюю губу, словно уже приняла решение. Я заметил, что ее помада наполовину стерлась и стала не такой яркой, как в машине. Видимо, кто-то уже постарался ее стереть. Неожиданно ее глаза затуманились слезами, веки дернулись и покраснели, казалось, она вот-вот заплачет. Это лишь добавило ей очарования и беззащитности, что невольно пробуждало сочувствие. Однако ее настойчивость меня озадачила. Может, это просто болевой шок? Обычно современные девицы идут на близость по собственному желанию.
– Давай для начала я хотя бы донесу тебя до палатки.
С этими словами я повернулся к ней спиной, наклонился и вскорости почувствовал, как ее аппетитные груди крепко прижались к моей спине, а руки мягко обвили шею. Меня тут же обдало густым ароматом, мне даже почудилось, что я уменьшился в размерах. Охваченный неописуемым волнением, я даже дышать стал быстрее. Меня вдруг посетила мысль о том, что я уже сто лет как не позволял себе таких хулиганских выходок и не носил на закорках девчонок.
Не успел я сделать и нескольких шагов, как она ошарашила меня неожиданной фразой:
– Он хотел меня обесчестить!
– Кто?
– Кто же еще? Дружок твой долбанутый.
– Ты про Чжоу Цяна? Как такое возможно? Убей меня – не поверю, Чжоу Цян совсем не такой!
– Такой, не сомневайся. Он подцепил своей отверткой червя, поднял его и стал заставлять меня полюбоваться этим зрелищем поближе. Естественно, я не согласилась: меня воротит от таких гадостей. Тогда он как взмахнет рукой, и червяк каким-то образом попал прямо мне на шею. Ясное дело, я и заорала, а он принялся ржать и успокаивать: «Не бойся, не бойся, я сейчас его уберу». А потом… потом он взял и…
– Что же? Говори уже, что он сделал?
– Он взял и засунул руку мне за пазуху. Я-то думала, что он и правда хочет вытащить этого жуткого червяка, а он вдруг изо всех сил ущипнул меня… за грудь и собрался повалить меня на землю…
– Умолкни, не хочу этого слышать!
– А чего я такого сказала? Это все твой дружок. Да он самый настоящий подонок, за кого он меня принимает?!
На этот раз я не нашелся с ответом и начал уже понемногу верить тому, что говорила эта девица. Какой у нее резон обманывать меня? К тому же я слышал ее душераздирающий крик, что было лучшим из доказательств. Да этот Чжоу Цян наверняка рехнулся! Как можно посреди бела дня заниматься такими пакостями? Прямо стыдно за него. Но самое главное – эту девицу все-таки привез с собой Чжао Цзянь. Как гласит поговорка, не смей ставить жену друга в неловкое положение. Это уж совсем никуда не годится. Как он мог пойти против всех?! Я хорошенько подумал и с самым серьезным видом сказал:
– Давай ты пока не будешь все это разбалтывать. Я добьюсь для тебя справедливости, а ты запомни, что не надо говорить об этом Чжао Цзяню, иначе никому от этого хорошо не будет, поняла?
Ее груди весело и упруго колотили по моей спине, словно два подвесных грузика. Я думал, что она продолжит со мной пререкаться, но она вдруг замолчала, благодарно принимая мою помощь. Я уже был на последнем издыхании, когда почувствовал, как по шее у меня скользнуло что-то прохладное. Что это было: ее слезы или, может, просто подвеска?
Однако иной раз события развиваются в совершенно абсурдном ключе. Когда я с девушкой на закорках уже подходил к палатке, на нас нежданно-негаданно вытаращился Чжао Цзянь.
– Что с ней? Что ты вообще себе позволяешь?
Такая его реакция тут же убила во мне всякие добрые намерения. Не успел я и рта раскрыть, как девица принялась манерно хныкать, словно домогался ее не кто-то другой, а я.
– Ты лучше ее об этом спроси, мне объяснять нечего! – раздраженно бросил я в ответ и рассерженно зашагал к берегу.
Я не знал, как поведет себя эта девица: расскажет Чжао Цзяню все как было, а может, еще и приукрасит свой рассказ? Хотелось бы надеяться на ее здравомыслие, иначе все мои уговоры свелись бы к поговорке «метать бисер перед свиньями».
Вскоре на одном из пологих участков я нашел Чжоу Цяна. Он сидел как вкопанный и ловил рыбу: прямо из воды стоймя торчал красно-зеленый поплавок, изо рта Чжоу Цяна, то и дело загораясь ярким огоньком, выглядывала половина сигареты, из ноздрей сочился бледный дым. Несмотря на закрывающие глаза солнечные очки, было очевидно, что взгляд его задумчиво направлен вдаль. Во всем его облике читалось столько уверенности и спокойствия, что поневоле примешь его за человека, находящегося в зените карьеры и славы.
Я про себя еще подумал: «Твою мать, натворил дел, а теперь сидит, будто ничего не случилось». Прежде чем я успел устроить ему допрос, он вдруг цыкнул, призывая меня к тишине, и лишь произнес:
– Попалась.
Вслед за этим он распрямился и с силой рванул черную удочку. Водная гладь тотчас взбунтовалась, и по ней далеко вдаль один за другим стали расходиться круги.
– Вот это рыбина, уж точно не меньше килограмма! Для начала надо как следует вымотать ее.
С этими словами он принялся осторожно то натягивать, то отпускать леску. Насаженная на крючок рыбина уже ясно показалась из-под воды: бороться было бессмысленно, разговор между рыбаком и его добычей всегда беспощаден.
– Эй, сломай пока какой-нибудь прутик, скоро понадобится ее насадить.
Никогда еще в своей жизни мне так не хотелось поступить кому-то наперекор, как в тот самый момент.
– Зачем ты это сделал? Неужели на белом свете совсем баб не осталось, раз ты стал домогаться именно ее!
Выпалив это, я и сам остолбенел. За двадцать лет приятельских отношений мы с Чжоу Цяном практически никогда не сердились друг на друга. С чего вдруг я понес всю эту чушь, заступаясь за какую-то девицу, которую знал не больше двух часов?
Чжоу Цян медленно повернулся и уставился на меня не менее удивленно, чем я на него:
– Чжан Гэ, ты совсем, что ли, рехнулся, ты что несешь?
Он выглядел совершенно невинно, однако это лишь усилило мое презрение. Как говорится, настоящий мужик должен отвечать за свои поступки. Если бы сейчас он искренне во всем признался, я, пожалуй, тут же простил бы его: в конце концов, мы оба мужчины.
– Ты прекрасно все понимаешь! Выпущенную стрелу не воротишь. – Казалось, в эту минуту мой язык уже мне не принадлежал. – Мне просто противно!
С этими словами я развернулся и пошел прочь, а за спиной у меня слышалось его возмущенное бормотание:
– Эх, да что сегодня вообще происходит? Такое ощущение, будто все белены объелись. Надо было прежде, чем куда-то ехать, изучить гороскоп…
Я к нему так и не повернулся. Меня беспокоил не столько этот гадкий инцидент, сколько то, что произошел он именно в этом месте, которое связано у нас с самыми прекрасными воспоминаниями. В душе я принялся винить Чжао Цзяня: вот кто стал главным зачинщиком! С его стороны было необдуманно брать с собой эту красотку, которая принесла лишь несчастье. Правду говорят про таких, как он: с жиру бесится! Прокручивая в голове все эти сумбурные мысли, я не останавливаясь шел вдоль нескончаемого берега водохранилища.
Именно здесь мы с моей женой приняли решение пожениться. В тот туманный вечер двадцать лет назад она искрилась, словно сверкающая петарда. Кульминацией вечера стали танцы у костра. Из магнитофона марки «Яньу», который мы по очереди держали на руках, пока ехали сюда, нескончаемым потоком доносились исковерканные звуки дискотечных мелодий. Словно обезумевшие, мы скакали у костра и извивались на все лады, воздух сгустился от гормонов. Разбившись по парочкам, мы хохотали, горланили песни и шутили. Разгоряченные ярким пламенем, наши глупые молодые физиономии распалились докрасна, и когда пленка в магнитофоне закончилась, народ даже не обратил на это внимания, поэтому никто не мог сказать наверняка, когда именно утихла музыка.
До сих пор я не в силах забыть полыхающую щеку своей любимой. За всем этим скрывались одновременно застенчивость и глупость, мечта и трусость. Мы неуклюже обнимали друг друга, чувствуя, как нас обдает мощной волной взаимного желания. Словно какие-нибудь воришки, мы шаг за шагом покинули площадку у костра и, пытаясь, что называется, утаить шило в мешке, укрылись в ближайшей темной рощице. В тот момент мы не произносили ни звука и, доверившись учащенному дыханию и бешеному сердцебиению, оказались во мраке пляшущих теней. Тут я заметил, что она печально прикрыла глаза и чуть приоткрыла губы, обнажив белоснежные зубки. Я почувствовал сладкий, манящий аромат, не удержался и принялся ее целовать. Мне казалось тогда, что я вкушаю нежнейший в мире плод, оторваться от которого не в силах, словно на всем белом свете не существовало лучшего удовольствия. До этого момента я еще никогда не находился с девушкой наедине и тем более не позволял себе никаких вольностей. Но самое главное то, что в ту самую минуту я принял твердое решение никогда в жизни не разлучаться с моей обворожительной подружкой.
Между тем Чжоу Цян тоже уединился со своей возлюбленной в травяных зарослях, где они без конца кувыркались и щебетали в свое удовольствие. Когда мы закончили целоваться и, взявшись за руки, пошли обратно, то как раз натолкнулись на них. К моему удивлению, Чжоу Цян, у которого самого рыльце было в пушку, оправляя на себе одежду, вдруг объявил, что застукал нас на месте преступления, и, более того, пригрозил, что расскажет обо всем декану. А я ему на это упрямо ответил:
– Прекрасно, тогда лучше нам сразу отправиться вместе, посмотрим, у кого кишка тонка…
Время пронеслось незаметно, звучавшие в тот вечер на магнитной пленке рок-н-рольные хиты вкупе с нашим молодым запалом слились воедино… И кто знает, возможно, наше сегодняшнее неудачное сборище было предопределено еще тогда.
2
Если бы не мое негодование, то я наверняка не встретился бы с тем таинственным незнакомцем. В тот момент, когда Лао Тань перепрыгнул на берег с похожей на черепаху каменной глыбы, я как раз угрюмо проходил мимо. На самом деле этого сидевшего на камне человека я приметил значительно раньше, но даже во сне мне бы не приснилось, что им окажется Лао Тань. Никто из нас не рассчитывал встретиться с ним. Мы знали, что в те годы на него обрушился ряд проблем, после чего он впал в депрессию, опустился и забился в свою скорлупу. Отыскать его было сложно, на телефонные звонки он никогда не отвечал, так что со временем всякие связи с ним оборвались.
Мы так долго с ним не виделись, что узнать его было непросто. Изменился он кардинально, даже, можно сказать, до неузнаваемости: вместо аккуратно зачесанных назад волос теперь блестела круглая лысина, и пускай кое-где на ней пробивалась жиденькая поросль, от черных волос уже не осталось и следа. Вид этих волосин грязно-белого старческого цвета сразу приводил на ум выражение «керосин иссяк, и лампа потухла». Лао Тань был облачен в серую традиционную рубаху с воротником-стойкой и воздушными петлями и в черные штаны из чесучи. На ногах его красовались сшитые вручную черные матерчатые туфли.