– Почему слишком поздно?
– Это неважно.
Она бросила сумку на стол и начала расстегивать пуговицы дождевика. Мейсон шагнул к столу, поднял сумку, прикинул ее вес.
– А куда подевался пистолет, который вы носили с собой?
На лице Джулии отразилось удивление.
– А что, его там нет?
– Послушайте, если хотите играть со мной в эти глупые игры, это ваше право, но Ренволд Браунли застрелен этой ночью женщиной в белом дождевике, которая водит «шевроле». Я думаю, полиция располагает описанием автомобиля. А теперь скажите, вы хотите, чтобы я попытался вас спасти, или предпочитаете уйти в несознанку?
Пока Джулия Браннер раздумчиво смотрела на него, Стелла Кенвуд не выдержала.
– Ох, Джулия! Я знала, что ты это сделаешь! – И разрыдалась.
Мейсон поймал вызывающий взгляд Джулии Браннер.
– Рассказывайте.
– Почему я должна что-то вам рассказывать? – ее голос переполняла горечь.
– Я могу вам помочь.
– Вы могли мне помочь, но получилось у вас не очень, а теперь слишком поздно.
– Почему слишком поздно?
– Вы знаете… Но я не пойму, как вы узнали.
В голосе Мейсона послышалось нетерпение:
– Слушайте меня, вы двое. Секунды дороги, а вы лепечете что-то невнятное. Заканчивайте и перейдем к делу. Я собираюсь вам помочь, Джулия.
– Почему? – спросила она. – Денег у меня нет, наскребу разве что сто пятьдесят долларов.
Стелла Кенвуд приподнялась со стула.
– У меня есть двести. Можешь их взять, Джулия.
– Давайте сейчас забудем о деньгах, – отрезал Мейсон. – Я собираюсь вам помочь, Джулия, но я должен знать, что произошло. Я полагаю, многое можно сказать в вашу пользу, несмотря на то, что вы сделали. Браунли был абсолютно безжалостным человеком и начисто лишен угрызений совести. Он состряпал обвинение в непредумышленном убийстве, которое висело над вами многие годы. Он лишил вас семейного счастья и не дал вам даже ломаного гроша. Вам пришлось зарабатывать себе на жизнь. Можно долго говорить о том, каким трудом вам все давалось, но сейчас мне надо знать, что произошло. Я не говорю, что пройду с вами весь путь, но хотя бы начало. А теперь выкладывайте. Вы убили Браунли?
– Нет.
– Кто убил?
– Не знаю.
– Вы виделись с ним этой ночью?
– Да.
– Где?
– В портовом районе, около набережной.
– Расскажите мне, что произошло.
Она тряхнула головой, голос вдруг стал безучастным и усталым.
– Какая разница? Вы мне не поверите. Никто мне не поверит. Прекрати рыдать, Стелла. Мне придется держать ответ. Это мои похороны. Ты не при делах.
– Хватит! – раздраженно бросил Мейсон. – Рассказывайте, что произошло. Если кто-то и может вам помочь, так это я!
– Ладно, если вы так хотите это знать, я попыталась надавить на Браунли.
– Как именно?
– Когда Оскар закончил старшую школу, он подарил Оскару часы. Это была семейная реликвия, разве что Ренволд вставил в них новый механизм. Эти часы были ему очень дороги. Они остались у меня. Я взяла их с собой на работу в тот день, когда Оскар сбежал. Старик мечтал их вернуть. Я отправила ему записку. С таксистом. Написала, что хочу встретиться с ним на десять минут, если он приедет один в определенное место на набережной, и эти десять минут будет слушать меня, не прерывая. Тогда я отдам ему часы.
– Вы думали, он приедет?
– Я знала, что он приедет.
– Вы не опасались, что вас арестуют по его наводке?
– Нет. Я сказала ему, что часы спрятаны, и он получит их, если только будет играть честно.
– И что? – спросил Мейсон.
– Он приехал.
– Как он узнал, где именно вы будете его ждать?
– Я нарисовала грубую карту и отметила нужное место. И велела ему приехать одному.
– Что он сделал?
– Приехал в портовый район, чтобы я смогла встретиться с ним.
– О чем вы собирались с ним говорить?
– Я хотела привести единственный аргумент, к которому он мог прислушаться. Собиралась доказать ему, что моя дочь – вылитый ее отец, и, если Оскар был ему небезразличен, он должен позаботиться о том, чтобы ребенок от плоти и крови Оскара не остался без средств к существованию. Я собиралась сказать ему, что он может ничего не делать для меня, но я хочу, чтобы ребенок Оскара получил положенное. Я собиралась сказать ему, что девушка, которую он принимал за дочь Оскара – самозванка.
– Почему вы заставили его приехать на набережную?
– Потому что я так захотела.
– Но почему все-таки на набережную?
– Это неважно.
– У вас был автоматический пистолет тридцать второго калибра?
– Да.
– Где он?
– Не знаю. Я не могла его найти еще ранним вечером.
– Этот старый трюк не пройдет. Даже не пытайтесь.
– Это правда!
– Если не вы убили Ренволда Браунли, тогда кто?
– Я не знаю.
– Ладно, продолжайте.
– Я встретилась с ним у одного из яхт-клубов, – ответила Джулия. – Попросила обогнуть квартал, чтобы убедиться, что слежки за ним нет, потом вернуться ко мне. Он все сделал, вернулся и сбросил скорость. Он находился в полу-квартале от меня, когда какая-то женщина в желтом дождевике выскочила на дорогу перед его автомобилем. Естественно, Браунли остановился. Она запрыгнула на подножку и начала стрелять.
– И что сделали вы?
– Я повернулась и побежала максимально, как могла, быстро.
– Куда побежали?
– К моему автомобилю, припаркованному примерно в квартале от этого места.
– Прыгнули в машину и уехали?
– Не совсем. Лил дождь, и двигатель не сразу завелся.
– Кто-нибудь вас видел?
– Не знаю.
– Где вы взяли автомобиль?
– У Стеллы. Она мне разрешила.
– И это лучшая история, которую вы можете рассказать?
– Это правда.
Мейсон покачал головой.
– Может, это правда, может, и нет. Лично я думаю, что нет. Одно я знаю наверняка: ни один присяжный в это не поверит. Будьте уверены, вам впаяют убийство при отягощающих обстоятельствах. Значит так: разложите кровать, выключите этот чертов обогреватель, откройте окна, уберите куда-нибудь плащ, разденьтесь и ложитесь в постель. Если придет полиция, не говорите ни слова. Не делайте никаких заявлений, о чем бы они не спрашивали. Твердите, как попугай, не будете отвечать ни на один вопрос без разрешения вашего адвоката, только скажите им, что ваш адвокат – это я.
Она пристально смотрела на него.
– То есть вы собираетесь мне помочь?
– Поначалу – да, – кивнул Мейсон. – А теперь раздевайтесь, и в кровать. И вы, Стелла, не говорите ни слова. Просто сидите и молчите. Сможете это сделать?
В глазах Стеллы застыл испуг.
– Не знаю. Я так не думаю.
– Я тоже, – вздохнул Мейсон, – но сделайте все, что сможете. Тяните время, насколько вам это удастся. А вы, Джулия, запомните – никому ни слова. Не отвечайте на вопросы и не делайте заявлений.
– За меня не волнуйтесь, – заверила она его. – Это я как раз умею.
Мейсон кивнул, вышел в коридор и, закрывая дверь, услышал, как скрипнули пружины раскладываемой кровати: Джулия Браннер не теряла времени даром. Оказавшись на улице, Мейсон обратил внимание, что ливень превратился в холодный, моросящий дождь. Света теперь хватало, чтобы разглядеть плывущие с юго-востока тяжелые облака. Занималась заря. Он как раз заводил двигатель, когда из-за поворота выехал патрульный автомобиль и остановился перед «Сансет армс эпатментс».
Глава 9
Делла Стрит уже сидела за своим столом, когда следующим утром Перри Мейсон вошел в офис.
– И что у нас новенького? – спросил он, бросая шляпу на стол и широко улыбаясь при виде толстой стопки утренней почты.
– Полагаю, ты знаешь, что Джулия Браннер арестована по обвинению в убийстве Ренволда Браунли?
Глаза Мейсона округлились в притворном изумлении.
– Нет, я об этом не слышал.
– Газеты напечатали экстренные выпуски, – добавила Делла. – Джулия Браннер говорит, что ты собираешься ее защищать, так что ты должен об этом знать.
– Нет, – покачал головой Мейсон. – Это большой сюрприз для меня.
Серкретарша наставила на него указательный палец, совсем как ведущий перекрестный допрос адвокат.
– Босс, где ты был в это утро на рассвете?
Мейсон широко улыбнулся.
– Ты знаешь, я не умею лгать. Вышел из того дома на Бичвуд-стрит за шестьдесят секунд до появления полиции.
Делла вздохнула.
– Наступит день, когда твое везение закончится.
– Ничего бы не случилось, если бы они застали меня в квартире, – возразил Мейсон. – Я имею полное право беседовать с моим клиентом.
– Газеты также пишут, что Джулия Браннер отказывается что-то говорить, но Стелла Кенвуд, с которой она делила квартиру, поначалу не отвечала на вопросы, но потом рассказала все.
– Да, – кивнул Мейсон, – этого следовало ожидать.
– Могла она сказать что-то, компрометирующее тебя, босс? – в голосе секретарши послышалась нотка тревоги.
– Я так не думаю. Не думаю, что она вообще может кого-то скомпрометировать. Что еще нового?
– Пол Дрейк хочет увидеться, говорит, что у него есть новости. Радиограмма, которую мы отправили Уильяму Мэллори на «Монтерей» не была передана адресату, потому что епископа Уильяма Мэллори на борту парохода «Монтерей» нет. – Делла Стрит сверилась с блокнотом. – Поэтому я взяла на себя смелость отправить радиограмму капитану парохода «Монтерей» с вопросом, отплывал ли епископ Уильям Мэллори на этом пароходе из Сиднея, и уверен ли капитан, что этого человека сейчас на пароходе нет, под этим или иным именем, в первом или втором классе.
– Умница, – похвалил ее Мейсон. – Мне надо об этом подумать. А пока позвони Дрейку. Пусть приходит и приведет с собой Гарри. Что-нибудь еще?
– Да. Вудвард Уоррен хочет с тобой встретиться. Он говорил со мной и сказал, что готов заплатить сто тысяч долларов, если ты сможешь спасти жизнь его сыну. – Мейсон покачал головой. – Это большие деньги, – добавила Делла.
– Я знаю, что это большие деньги, – с горечью ответил адвокат, – но браться за это дело я не собираюсь. Этот парень – избалованный сынишка миллионера. Все ему приносили на блюдечке с голубой каемкой, ничего не приходилось добывать самому. И впервые столкнувшись с отказом, он схватился за пистолет и начал стрелять. Теперь он говорит, что сожалеет, и думает, что все как-то утрясется.
– Ты мог бы добиться для него пожизненного заключения, – указала Делла. – Это все, о чем просит мистер Уоррен. Ты собираешься защищать эту Браннер, зная, что не получишь ни цента, но отказываешься от такого большого гонорара.
– В деле Браннер есть элемент загадки, намек на поэтическую справедливость, – ответил Мейсон. – Здесь все элементы захватывающей человеческой драмы. Это не значит, что я пройду весь путь до конца. Я просто намерен использовать те таланты, что даровала мне природа, для достижения справедливости. А если я возьмусь за дело Уоррена, то мои таланты и мастерство пойдут на оправдание грязного преступления, совершенного избалованным сынком глупого и во всем потакающего своему отпрыску отца. Не забывай, это не первая передряга, в которую попадает этот мальчишка. В прошлом году, он, управляя автомобилем, насмерть сбил женщину. Папаша его отмазал, купил его свободу. Теперь он хочет купить адвоката, чтобы тот нашел способ спасти сына от смертной казни. Да пошли они оба к черту! Позвони Дрейку. Пусть подходит.
Пока секретарша звонила, Мейсон вышагивал по офису, заложив большие пальцы в карманы жилетки и наклонив голову в глубокой задумчивости. Наконец, он остановился перед Деллой.
– Что такое, Делла? Может, проще дойти, благо мы в одном коридоре, чем так долго звонить? В чем проблема?
– Это телефонистка коммутатора, – ответила Делла. Она диктовала мне только что полученную радиограмму с «Монтерея». Одну минуточку, и ее прочту. – После чего сказала в трубку: – Соедините с «Детективным агентством Дрейка» и скажите мистеру Дрейку, что босс ждет его у себя. – После чего положила трубку и расшифровала стенографическую запись: «ЕПИСКОП УИЛЬЯМ МЭЛЛОРИ ПЛЫЛ В АМЕРИКУ ИЗ СИДНЕЯ И СИДЕЛ ЗА МОИМ СТОЛОМ. ЕМУ ЛЕТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ. РОСТ ПЯТЬ ФУТОВ ШЕСТЬ ИЛИ СЕМЬ ДЮЙМОВ, ВЕС СТО СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ИЛИ ВОСЕМЬДЕСЯТ ФУНТОВ. МЫ ПРОВЕРИЛИ ВСЕХ ПАССАЖИРОВ. СЕЙЧАС ТАКОГО НА БОРТУ ТОЧНО НЕТ». И подпись: «КАПИТАН Э. Р. ЙОХАНСОН».
– Капитан молодец, – кивнул Мейсон. – Понял, что дело серьезное.
– Может, епископ где-то спрятался, – предположила Делла.
Мейсон покачал головой.
– Нет. Я верю словам капитана Йохансона. Если он говорит, что этого человека на борту его корабля нет, можно не сомневаться, что так оно и есть.
– Тогда Дрейк ошибся, думая, что епископ поднялся на борт «Монтерей» и уже не сошел на берег.
– Если он был с чемоданами, то мог… – Мейсон замолк на полуслове, задумчиво взглянув на Деллу Стрит. – Отправь еще одну радиограмму капитану Йохансону. Спроси, нет ли на борту или в багажной комнате чемоданов с именем епископа Мэллори на бирках.
– Ты думаешь, он пронес на борт все необходимое для переодевания, – в голове секретарши слышалось сомнение, – а потом он покинул корабль?..
– Он поднялся на борт переодетым, – рассмеялся Мейсон.
– Не поняла.
– Согласно всем донесениям, голова епископа была забинтована. Но я побывал в номере отеля сразу после того, как епископа увезла скорая. На покрывале, лежащем на кровати, отпечатался контур его тела, и никаких следов крови. Ударили его дубинкой. После таких ударов остаются синяки, но кожа не повреждается. Тогда почему епископу так забинтовали голову, что разглядеть лицо не представлялось возможным?
Делла нахмурилась и ответила после паузы:
– Но, босс, люди Дрейка уже знали, как он выглядит. Поэтому скрывать от них лицо смысла не имело.
Мейсон улыбнулся.
– Ты когда-нибудь видела, как отплывает такой большой пароход, Делла?
– Нет. А что?
– На трапе всегда толчея. Большинство уходит, это провожающие, кто-то подъезжает в самую последнюю минуту и спешит на борт. Постоянный поток лиц. А теперь представь себе, что ты – детектив и видел, как на борт поднялся мужчина в черном костюме с большой повязкой на голове. Человеческий мозг достаточно ленив, чтобы играть в свои игры, если нагрузка сильно возрастает. Другими словами, ты не будешь вглядываться в каждое лицо. Подсознательно ты будешь выискивать мужчину в черном костюме и с большой белой повязкой на голове. И если нужный тебе человек сойдет на берег в неприметном сером твидовом костюме и еще в фетровой шляпе с большими полями на лишенной повязки голове, ты его не заметишь. Учти, происходит все быстро, по трапу проходят десятки, если не сотни людей, да еще большинство кричит и машет руками.
Секретарша согласно кивнула.
– Да, я понимаю, что именно так все и было. Но… – Ее прервал условный стук в дверь кабинета Мейсона, которая выходила в коридор.
Делла Стрит открыла дверь. Пол Дрейк переступил порог и кивнул ей.
– Доброе утро, Делла, – он сильно гнусавил, похоже, простудившись. – Заходи, Гарри.
Едва за Гарри Коултером закрылась дверь, Дрейк набросился на Мейсона.
– Вчера я позволил тебе отговорить меня от последнего глотка виски, Перри, и посмотри, к чему это привело.
Мейсон оглядел слезящиеся глаза, красный нос детектива и усмехнулся без особого сочувствия.
– Вчера ты сделал слишком большой первый глоток, Пол. Тем самым ослабил сопротивляемость организма. А ты, Гарри, как себя чувствуешь?
– Отлично, – ответил тот, – а я не один час шлепал по лужам, дожидаясь прибытия шефа.
Дрейк уселся в большое кожаное кресло, закинул ногу на подлокотник и посмотрел на Деллу Стрит, печально качая головой.
– Так происходит всегда, когда из кожи вон лезешь. Пашешь на адвоката, не разгибаясь, и не получаешь даже капли сочувствия. Работаешь день и ночь за жалкий процент, хотя вознаграждение адвоката целиком и полностью зависит от качества материалов, которые он получает от детектива.
Мейсон широко улыбнулся.
– Самое худшее свойство простуды в том, что она настраивает человека на пессимистичный лад. Лучше подумай, как это хорошо, что у тебя много работы, Пол. Но если тебе недостает сочувствия, Делла может подержать тебя за руку, пока ты будешь рассказывать нам, что произошло.