Когда Харпер была маленькая, она сидела рядом, рисовала и раскрашивала, пока я работала. Время от времени она поднимала свою темную головку и серьезно спрашивала, что я делаю. Однако я видела, что она толком не понимает моих объяснений. До того дня, когда я взяла фломастер, которым она рисовала – всегда невероятно талантливо – и сказала: «Ингредиенты и предметы – это твои чернила. Карты и символы – твоя бумага. А магия – это рисунок, который у тебя получается».
Никогда не забуду, как широко она улыбнулась.
Харпер не терпелось стать ведьмой. А мне не терпелось учить ее – как меня учила моя бабушка. Каждый жест и магическая формула соответствуют символу или букве. Обрывки арамейского, египетского и других языков – настолько древних, что они исчезли с лица земли. Сложные движения и знаки пальцами, которые мне приходилось долго отрабатывать. Если я делала ошибку, бабуля била меня линейкой по ноге – не по пальцам или кисти, потому что руки нужны были в работе. Бабуля была мне не просто бабушкой. Она была моей матерью в колдовском искусстве. Каждой ведьме нужна такая. Тропы, которыми мы ходим, слишком опасны, чтобы ступать на них в одиночку.
– Когда-нибудь ты будешь ее учить, – сказала мне бабуля, когда родилась Харпер.
Мы обе любовались ее ясными невинными глазенками и пухленькими ручками и ножками. Моя бабушка не дожила до тринадцатого дня рождения Харпер и не узнала, что ее правнучка – никакая не ведьма.
Стук в заднюю дверь вытаскивает меня из воспоминаний. Прежде всего я проверяю зелье. Я не пропустила ни шага, но песочные часы говорят мне, что скоро настанет время добавлять волосы.
Наверное, это пришла Бриджит. Только у нее есть ключи и амулет, который пропустил бы ее через защитные чары. У нее будут новости об Эбигейл. Мы втроем составили расписание визитов: этим утром Бриджит, днем – Джулия, а я – вечером, когда закончу работу и привезу Харпер из больницы.
Бриджит придется подождать на крыльце, пока я не закончу.
Но дверь трясется – а потом распахивается. Я поворачиваюсь, собираясь отругать подругу… но это не Бриджит.
– Господи, ма. Варишь?
Голос у нее хриплый, словно она полоскала горло горячими углями. Ее что – просто взяли и выпустили из больницы?
Я тянусь ее обнять, но она увертывается изящным движением. Она делает так все чаще, и хоть я и понимаю, что это просто подростковый период, это все равно меня ранит.
– Почти закончила, – говорю я. – Еще чуть-чуть. Ты как?
Я указываю на кресло, которое занимают мои клиенты во время консультаций. В какой-то момент своей жизни тут бывал почти каждый житель города. Однако Харпер игнорирует приглашение. Она обходит ритуальный стол и смотрит на рецепт.
Однако ее внимание надолго не задерживается. Ее детский интерес к колдовству однажды просто исчез. Не помню, когда именно, но это случилось до ее тринадцатилетия. Когда я в тот день провела Обряд Определения и обнаружила, что у нее нет дара, это меня чуть не сломало. Я ужасно боялась, что ее это уничтожит.
Но она справилась. Казалось, она была почти рада. И потом, оглядываясь назад, я поняла, что потеря интереса к моей работе была связана с тем, что Харпер уже ощутила отсутствие дара. Она заставила себя прекратить любить то, что ей недоступно. Конечно, нам всем когда-то приходится так делать, но мне ужасно больно, что моей малышке пришлось научиться этому так рано.
– А это что за хрень?
Она увидела пакетик с волосами Дэниела.
– Следи за языком, Харпер!
– Что ты делаешь с волосами парня, который умер два дня назад? Его смерть расследуют копы! Ты хоть представляешь, насколько подозрительно это выглядит? Одна приходила в больницу поговорить со мной.
Коп допрашивала Харпер? Это надо обсудить. Но сначала ей надо успокоиться. Она уже начала повышать голос, а врачи предупредили, что крики и перегрузка могут привести к серьезным повреждениям. Я, наверное, смогла бы это поправить, но будет лучше, если она вообще не пострадает. Мои пальцы складываются в слабый знак умиротворения, который я обычно использую для кусачих собак и злобных работников парковок, но она это замечает.
– Не лепи на меня это дерьмо, мам.
– Харпер, не надо. Это зелье безобидное. Я просто… оно для тебя.
– Для меня? – она заглядывает в чугунный котелок. – Фу, воняет!
Запах горя. Даже те, кто ничего не знает о магии, могут определить, зачем оно. Зелья, дающие любовь, радость или счастье медово-сладкие. Зелья от горя, печали и отчаяния вонючие и горькие на вкус. Зелья против вспышек ярости и жажды мести почти невыносимо мерзкие.
– Оно поможет тебе и Эбигейл. Оно утешает. Просто классический напиток для успокоения с добавкой от разбитого сердца.
В песочных часах проваливается вниз последняя песчинка, и я тянусь за семью отсчитанными волосками. Я бросаю их один за другим, и каждый раз мои пальцы показывают новый знак. Символ тут – древнегреческий. Слова, которые я произношу – это фрагменты прощальной песни: кто-то стоит на берегу реки подземного царства, глядя, как ладья увозит любимого человека.
Сердце у меня ноет. Я тоже прощаюсь с Дэниелом. Он стал частью моей жизни еще до своего рождения, когда мы с Эбигейл познакомились в группе дородовой подготовки. Они с Харпер росли рядом, а Иззи ковыляла за ними – всего на год младше. Он ночевал у меня дома. Завтракал у меня на кухне. Всего два дня назад мы поднимали бокалы за его светлое будущее. И вот его нет.
Готово. Руки безвольно падают, и я чувствую себя опустошенной. Я как спортсмен: мое тело – это моя работа, и такое сложное зелье оставляет меня выжатой. Вот почему у нас, ведьм, есть ковены: ассистенты-немаги, которые делятся с нами энергией.
Харпер наблюдала. Вот только это было не жадное любопытство из ее детства. Не могу понять, что она чувствует. Не хочу понимать. Нечто очень похожее на презрение. Я иногда вижу это в ней, и это глубоко меня ранит. Как будто привыкая не любить магию, она стала ее презирать.
От зелья поднимается легкий туман. Испаряющаяся горечь плывет между нами.
– Ему надо остыть. Оно поможет тебе смириться с тем, что случилось с Дэниелом, чтобы ты смогла начать без него обходиться.
– Обходиться без него? Господи! Кто бы сварил мне эликсир забвения, чтобы я забыла, что он вообще существовал!
Я смотрю на дочь, сила ее горя меня поражает. Я даже не догадывалась, насколько ей нужно это зелье.
– Оно будет готово вечером, – говорю я ей.
– Ну, а меня вечером здесь не будет. Я уеду отсюда на пару дней, подальше от всего этого. Я зашла тебя предупредить.
– Из Санктуария? Что? Подожди…
Я хочу ее обнять, сказать, что бегством от боли не спастись, но она снова уворачивается. Дверь с шумом за ней захлопывается, и я остаюсь одна.
8
Мэгги
Не всем приемам учат в академии: многим ты учишься еще в старших классах. И один из них заключается в том, что, когда девочка не хочет с тобой говорить, за нее с тобой может побеседовать ее лучшая подруга. По словам присутствовавших на вечеринке, таким «переговорщиком» оказалась некая Беатриз Гарсия по прозвищу «Королева Беа».
– Чем могу вам помочь?
Дом Гарсия – стеклянное творение той архитектурной школы пятидесятых годов, которая в этих местах нафиг испортила цены на недвижимость, сделав ее недоступной для всех нормальных людей. Беа открывает входную дверь с видом президента студенческого сообщества, видящего незваного гостя на клубном вечере. На ней мешковатый свитер с монограммой, косметика наложена безупречно, хоть и не может скрыть припухшие веки. Изо рта торчит палочка леденца, в руке – телефон и… под мышкой учебник криминалистики?
– Готовились к моему визиту? – Я указываю на книгу.
Это шутка, но Беатриз остается невозмутимой. Я пыталась ее немного успокоить. Она потеряла одноклассника и друга детства, а теперь у нее на пороге стоит коп. Но, может, Беа не понимает шуток. А может, просто получилось не так уж и смешно.
– Обязательная литература. Я осенью уезжаю в Коуден: политология и подготовительный курс юрфака. Подождите здесь, пожалуйста.
Она разворачивается и орет:
– Ма!
Стены и полы тут из бетона, так что ее голос отражается эхом.
– Вообще-то я пришла к вам. Я следователь по делу о смерти Дэниела Уитмена.
Она лишь скашивает глаза, будто я настолько ее не впечатлила, что не заслуживаю полноценного фейспалма.
– Конечно. Но я бы хотела, чтобы моя мама присутствовала, если вы не против. Случившееся меня потрясло, и я не хотела бы сказать что-то такое, от чего у кого-то возникнут проблемы.
Когда Беатриз говорит «у кого-то», мой коповский мозг слышит «у меня». Тем не менее это вполне уместное пожелание. И она собирается изучать юриспруденцию. Я как-то наблюдала у подростка истерику из-за штрафа за парковку: он решил, что это лишит его перспектив в юриспруденции.
Джулия Гарсия выходит к дочери. Она одета так, словно ходила вместе с Эбигейл Уитмен по «Саксу» и говорила: «А в черном цвете такое есть?» каждый раз, когда ее подруга что-то покупала. Она поднимает очки на лоб и рассматривает меня.
– Агент.
Без очков ее лицо кажется… знакомым? У меня было такое же ощущение, когда в отделение заявилась Эбигейл Уитмен со своей подружкой Бриджит, но тогда я решила, что просто видела снимки семейства Уитмен. Но фотографий этой женщины я не видела.
– Агент?
– Извините, миссис Гарсия. У меня просто ужасно странное чувство, будто я раньше вас где-то видела.
– Ну, кажется, Тэд Болт говорил Эбигейл, что несколько лет назад вы здесь работали. Санктуарий такой маленький город, что, конечно же, мы должны были неоднократно пересекаться у…
Она отбрасывает эту мысль, поскольку, как и я, не может придумать ни единого места, где мы могли бы встречаться. Говор у нее с восточного побережья, но сглажен многими годами жизни на западе.
– Я могу войти?
– Я рада быть полезной, агент, но можно как-то побыстрее? Вы можете себе представить, каким потрясением это стало для всех нас. Дэн был первым, с кем Беа подружилась в пятом классе, когда мы переехали сюда из Сан-Диего, а я очень сблизилась с его мамой, Эбигейл. По правде говоря, мне скоро надо будет пойти ее проведать: мы не хотим надолго оставлять ее одну.
Я неопределенно киваю. Разговор будет настолько коротким или долгим, насколько потребуется.
Пока Джулия заваривает нам ароматный японский чай, я веду с Беатриз светский разговор. Выясняется, что, хотя ее папа-архитектор и мама-технический иллюстратор – люди «творческие» (это подчеркивается нарисованными в воздухе кавычками), Беатриз хочет «внести свой вклад» в успешной конторе по корпоративному праву. Половиной мозга я слушаю, а половиной – рассматриваю ошеломляющий интерьер дома.
В гостиной одна стена стеклянная, и выходит она не столько на задний двор, сколько на настоящую березовую рощу. Стены покрыты фотографиями и гравюрами, включая две слащавые свадебные фотографии Джулии и ее мужа на самом видном месте. Скользя по ним взглядом, я зацепляюсь за еще одну работу. Под предлогом похода в туалет я рассматриваю ее внимательнее.
Это колдовская схема.
– Чудесная, правда?
Джулия возникает у меня за спиной с подносом.
– Это похоже на…
– Схему чар? Да. Но, конечно, это не она.
– Да?
– Да. Можно сказать, что она «по мотивам». Сара Фенн – моя близкая подруга. Вы явно знаете, что наши дочери дружат… или дружили. Как художник, я нахожу Сарины схемы интересными и красивыми, и она разрешает мне кое-что копировать. У меня в доме есть еще несколько. Однако только ведьма может создать схему, которая будет иметь магические свойства.
Мне ужасно хочется расспросить побольше, но в том, что она сказала, отношение к расследованию имеет только одно слово.
– «Дружили»? Беатриз с Харпер поссорились?
Она напряженно улыбается.
– Вы же знаете, как это бывает у подростков, агент. Драмы каждую неделю. А с этой парочкой, увы, это было неизбежно. Харпер умненькая, но… сама не знает, чего хочет. Беатриз всегда очень серьезно относилась к учебе. Она твердо намерена поступить в аспирантуру Гарвардского юрфака.
Глядя на дочь, Джулия светится от гордости. У девушки на коленях лежит открытый учебник, который она читает, вроде бы не обращая внимания на наш разговор. Она гоняет леденец по рту, перелистывает страницы и сжимает в руке телефон. Беатриз Гарсия занимается сразу несколькими делами, словно гендиректор.
Значит, между нею и Харпер произошла ссора? Видимо, это случилось совсем недавно, раз в школе их по-прежнему считают лучшими подругами. Но это хоть отдаленно связано со смертью Дэна?
Я излагаю свою дежурную версию: веду рутинное расследование, интересуют любые нарушения закона на вечеринке, и т. д. Беатриз наблюдает за мной поверх пиалы, несомненно вылепленной каким-то столетним ремесленником в Киото.
– Я уже разговаривала с копом, – заявляет она, когда я заканчиваю. – Мне действительно нужно через все это еще раз проходить? Говорить об этом трудно, а у меня выпускные экзамены и…
– Местный полицейский действительно опросил многих присутствовавших, это так. Но вашей дружбе с Дэниелом и его девушкой Харпер уже много лет. И ваши матери тоже дружат, верно? Так что я надеюсь, что вы сможете…
– Вам нужно расспросить Джейка. Он лучший друг Дэна. Любит крутиться рядом.
Тон у Беа нейтральный, но губы презрительно кривятся.
– Джейкоба Болта? Так он был на вечеринке с Дэном? Вы их видели?
– Наверное. Я с ними мало пересекалась.
– Да?
– Вечеринка удалась. Была куча народу, мне было с кем поговорить.
– Было два происшествия: падение Дэна и пожар. Вы можете рассказать мне что-то о каком-то из них?
– Извините, агент, но нет. Я спустилась вниз за газировкой, когда это случилось. На самом деле я почти все время была внизу. Там не так шумно.
Она держится уверенно, эта умница, вот только в ее глазах мелькает что-то, словно ей хотелось бы зажмуриться.
Словно ей хотелось бы что-то развидеть.
О чем она мне не рассказывает?
У меня трещит рация. Вот уж невовремя! Я извиняюсь и уменьшаю громкость, но рация не унимается, и среди повторов моей фамилии я слышу «срочно». Я прошу прощения и выхожу из комнаты, чтобы ответить.
– Надеюсь, что-то серьезное.
– Поверьте, вам это надо услышать.
Я узнаю голос Мерзкого Копа, но в его голосе есть что-то. Он, похоже, взволнован. Может, даже… испуган?
– У шефа для вас в участке свидетель. Говорит, что на вечеринке Дэна Уитмена убили, и у него есть доказательства. Он знает, кто это сделал.
Господи! Мое дело с выпившими несовершеннолетними и смертью в результате несчастного случая неожиданно стало гораздо серьезнее.
– Псих или заслуживает серьезного отношения?
И когда дежурный отвечает, мне становится понятно, почему он так встревожился.
– Определенно не псих. Это Джейк Болт. Сын шефа.
9
Мэгги
Тэд Болт ловит меня прямо на пороге участка. Я не видела его с тех пор, как он встретил меня у выгоревшей виллы «Вояж». После этого он отправился домой, чтобы побыть с сыном.
И оказалось, что у сына была для него плохая новость.
Новость, которая все меняет.
– Убийство? – говорю я. – Посреди людной вечеринки? Свидетелей были десятки, тогда почему никто об этом не упоминал? Вы сами мне сказали, что считаете это несчастным случаем. Пожар, паника, падение. Легче легкого. И что изменилось?
– Изменилось то, что Джейкоб в достаточной мере оправился от травмы, чтобы рассказать мне правду о произошедшем.
– Но убийство? Это серьезное обвинение. А что, если он не то что не оправился, а почувствовал себя еще хуже, и это его травма дает о себе знать?
Мы закрылись в кабинете шефа и остались вдвоем. Громадная фигура Болта заняла половину комнаты, глаза на мясистом лице зоркие и блестящие. Он может показаться… нет, кажется пугающим. Но я уже не новичок, которого гоняют за кофе. Я следователь штата – и не отступлю.