– Это невозможно!
– Но, дядя, она мне нужна.
– Так чего ты ждешь? До рассвета время еще есть, развлекайся.
– Ты не понимаешь…
– Чего я не понимаю? Что девчонка крепко ухватила тебя за яйца? А может, – старик подался вперед и в полутьме прищурился, – она действительно одна из этих… и навела на тебя любовные чары?
– Нет! – испуганно бросил молодой мужчина.
– И поэтому ты третий день изводишь меня своими глупыми просьбами?! Если не хотел ей беды, зачем распустил слухи? Твоя оплошность – тебе с ней и жить. Все, что я могу, это дать тебе время поразвлечься до рассвета.
– Но, дядя…
– Тихо! – прикрикнул старик, устало потирая виски. – Скоро казнь, и мне надо выспаться. – Он зашаркал к лестнице. Схватившись за перила, обернулся:
– Надеюсь на твое благоразумие, Григар. Не наделай глупостей.
– Хорошо, дядя…
Дождавшись, когда старик скроется, альх вышел из тени и схватил парня за грудки.
Григар испуганно дернулся. Часто заморгал, видно, не понимая, откуда в его доме мог взяться огромный детина с рожей мясника.
– Кто ты? Чего тебе надо? Серебро? Золото? Цветные камни? Я все отдам, только не бей! – сдавленно пискнул он, прикрывая лицо руками.
Райнхард разжал пальцы и, по-звериному оскалившись, прорычал:
– Веди меня к девчонке!
– Что? – не сразу сообразил Григар, вжимая голову в плечи.
– К девчонке, которую по твоей милости завтра сожгут!
Парень замер, посмотрел на пришельца, как на полоумного, словно не понимая, чего он требует. Но, встретившись с взглядом, обещавшим ему долгую и мучительную расправу, вздрогнул и залебезил:
– Так ты пришел за Эйлин?!
– Только без глупостей.
– Да какие могут быть глупости! – слишком порывисто согласился мальчишка, на чьей щеке алым пятном горел ожог. – Я, если честно, сам хотел ее выпустить. Ведь то, что мой дядя собрался сделать, это неправильно!
– Что, неужели совесть проснулась?
– Да, я не хочу чтобы она умерла.
Украдкой оглядываясь, Райнхард вошел вслед за Григаром в кабинет наместника. Затем они спустились в подвал по каменной лестнице, что пряталась в нише за тяжелой портьерой.
Как и ожидалось, это место мало напоминало тюремные камеры. Больше походило на винный погреб, которым давно не пользовались и в который сносили всякое барахло. В одном углу гнили какие-то тряпки, в другом были навалены ящики, а у стены прозябал станок для печатанья листовок. Вырвав из катков застрявшую бумажку, альх прочитал: «Нет скверне в нашем городе! Смерть сидам и их выродкам! » Мужчина многозначительно хмыкнул и отправил листок догнивать в углу.
В конце затхлого погреба, возле двери, за которой держали приговоренную, Григар помедлил, осторожно касаясь своей обгоревшей щеки, несколько мгновений молчал, собираясь с мыслями, а после, достав из кармана ключ, протянул незнакомцу:
– Скажи ей, что я сожалею. И пусть не держит на меня зла.
– Скажи ей сам. Открывай!
– Нет! – Парень в испуге попытался отскочить в сторону, но стихийник схватил его сзади за шею:
– Я не привык повторять дважды.
Парень пискнул от боли и трясущимися руками стал ковырять ключом в замочной скважине. Когда замок щелкнул, он попытался сбежать, но Райнхард приложил парня лицом об дверь и брезгливо оттолкнул в сторону бесчувственное тело. – Примного благодарен.
Конечно, исходя из своего опыта, Райнхард мог ожидать от девчонки всего: что она подавлена и сломлена, что лежит без сознания или утопает в слезах и жалости к себе, что уже умерла от страха и не подает признаков жизни. Но только не того, что она, как фурия, выпрыгнет из темноты и вцепится ему в лицо, пытаясь тонкими пальчиками выдавить ему глаза и бормоча бессмыслицу на альвийском. Притом так злобно, словно сплетая пагубные чары. Если бы альх был впечатлительным, как люди, и не знал языка Изначальных, то уже плевался бы через плечо и читал обережные стишки.
А так… он лишь улыбнулся, услышав брань, которой отчитывают малых детей, без труда отцепил от себя брыкающую девицу, расцарапавшую ему лицо, и, сдерживая желание как следует припечатать ее об стену, прижал к себе и втянул носом запах, что источали ее пшеничные косы.
Девчонка сдавленно пискнула и замерла, уткнувшись носом в мужскую шею.
– Отпусти! Немедленно!
Райнхард с сожалением разжал объятия и грубее, чем хотел, отпихнул от себя девчонку. А потом беззастенчиво оглядел ее, пытаясь найти как можно больше изъянов, чтобы убедить себя, что она такая же, как и сотни других полукровок, пустая и безмозглая.
Но, несмотря на все эпитеты, что он успел примерить к раскрасневшейся от гнева девицы, альх не мог отрицать очевидного. Она унаследовала красоту от матери-альвийки. Белая кожа, выразительные глаза, подобные чистым зеленым камням, длинные ресницы и острые скулы, придающие лицу породистость Изначальных. Нужно быть слепым или блаженным, чтобы этого не заметить. И идиотом – чтобы не захотеть этим обладать.
– Собирайся, мы уходим отсюда. Меня прислал твой отец.
– Отец? – задыхаясь от ярости, что еще пекла ее душу, выдохнула девушка, сверкнув в темноте зеленью глаз.
– Да, и если поторопишься, успеешь к завтраку. – Альх швырнул ей в руки тряпье, что выхватил из кучи, когда проходил мимо: серое крестьянское платье и прогрызенную молью тонкую накидку с капюшоном: – Надень это, живо.
Девица оказалась понятливой. Видя, что незнакомец не собирается причинять ей вред, она коротко спросила:
– Как ты узнал, что я здесь?
– Красавчик с румяной щечкой подсказал.
– Григар? – не поверила девушка, показывая жестом, чтобы альх отвернулся.
– Да. Он еще что-то говорил про раскаяние и сожаление.
– Пусть провалится в Бездну со своими сожалениями!
Альх хмыкнул:
– Что же ты, такая пылкая, а безропотно дала себя пленить?
Девушка накинула на плечи плащ и натянула на голову капюшон, из-под которого глухо произнесла:
– Потому что они угрожали расправой отцу.
– Ммм…
– Что значит твое недовольное мычание?
– Ты решила, что жизнь смертного старика важнее, чем бессмертная душа альва?
– Полу-альва, – не задумываясь, поправила девица.
– Не важно, – рыкнул Райнхард, оборачиваясь и хватая Эйлин за плечи. – Как ни назови, ты часть этого мира, его поток, энергия. И, несмотря на то, что с каждой смертью альва или другого волшебного существа этот мир угасает, ты готова вот так добровольно распрощаться с жизнью? Либо тебе действительно плевать, что будет с Линнеем, либо ты полная дура!
Девушка дернула плечами и вырвалась из цепких пальцев пугающего незнакомца.
– А тебе какое дело, наемник? Кто ты такой, чтобы рассказывать, как мне жить?
Ответить альх не успел. Злоба и ярость, накатившие от слов девчонки, затмили разум, и этого мгновения хватило, чтобы потерять бдительность. А поганцу Григару – чтобы захлопнуть за их спинами дверь.
– Теперь в крысоловке две твари! – рассмеялся племянник наместника и побежал звать стражу, вереща на весь дом, как ненормальный.
Глава III
1
– Нет! Стой! – Эйлин забарабанила по двери: – Григор, открой!
– Прекрати.
– Это ты виноват! Если бы не твои глупые нравоучения, мы бы были уже на свободе!
Альх недовольно качнул головой и, дернув девушку на себя:
– Я сказал, хватит!
Стальные радужки потемнели. Эйлин вздрогнула и отшатнулась. А альх вместо того, чтобы попробовать вышибить дверь плечом или прорубить мечом, опустился на пол и закрыл глаза.
Некоторое время он сидел без движения, и за эти минуты в голове Эйлин родилось с десяток вопросов, но лезть с ними она не спешила. Кто знает, что у этих ненормальных на уме! А в том, что мужчина ненормальный, она уже не сомневалась. Выглядит пугающе, ведет себя странно, говорит непонятные вещи про какую-то энергию, потоки… Вещи, недоступные ее пониманию.
Прожив всю жизнь с отцом, вдалеке от людей, она знала одну истину: мир жесток и желает ей зла. Словно прочитав ее мысли, мужчина в центре комнаты глухо бросил:
– Невежество рождает страхи, и порой там, где нет злого умысла, выглядывает демон.
Эйлин устало потерла лицо:
– Прости, что была несдержанной, просто свобода была так близка. – Она сползла по стенке. – Я думала вернуться к отцу и уехать с ним в безопасное место.
– В мире нет безопасных мест. Везде, куда бы вы ни отправились, тебя будут презирать, преследовать и бояться. Рано или поздно, ты вновь выдашь себя и навлечёшь беду. Ведь потоки – это не то, что можно скрыть: если твоя кровь ими отравлена, они проявятся, даже если ты этого не желаешь.
– Я могу не лечить людей и не собирать растения. Больше никогда не возьму в руки ступку, – горячо прошептала Эйлин, – и не приготовлю ни одного снадобья. Заделаюсь стряпухой, устроюсь в пекарню или таверну и буду готовить до конца своих дней.
– И время от времени напевать себе под нос?
– Что?
– Напевы альвов, – раздраженно бросил мужчина, как будто этим все объясняя.
Зеленые глаза непонимающе блеснули.
– Ты и правда ничего не знаешь? Такое ощущение, что тебя растил не трогот, а блаженный. Неудивительно, что ты попала в беду. Напевы альвов – это то, что рождается и умирает вместе с ними. Их напевы – это соединительная ткань мироздания. Их особый орган, помогающий чувствовать этот мир, его энергию и биение сердца. Но не только: их песнь – это и отражение их сил. Особых умений. Вот ты, когда поешь, что происходит?
Девушка хотела смолчать, но, поймав на себе внимательный взгляд, в котором отражалось знание намного большего, чем доступно ей, протянула:
– Излечение идет быстрее, раны затягиваются, не оставляя шрамов, мази и настои, сделанные под напев, становятся чудодейственными.
– И когда ты поешь, – Райнхард хмыкнул, – излучаешь сияние. Кожа, волосы, глаза…
– Только волосы.
– Ах да, забыл, ты же наполовину альвийка, – поправился альх, на миг представляя, как пшеничные пряди отливают неземным светом. Когда-то ему так часто приходилось видеть это сияние, что сейчас он легко представил, как мягкий свет тысячи крохотных звезд обрамляет тонкие черты. Поймав себя на этих мыслях, альх качнул головой, прогоняя образы из прошлого, и вновь сосредоточился на призыве Плута.
– Но я могу не петь. И тогда я…
– Умрешь, – бесцветно бросил мужчина, досадуя, что вообще начал этот разговор. Ведь ему нет никакого дела, куда и с кем отправится девчонка. И что с ней в конечном итоге приключится. Хоть в Ледяные Чертоги, где, в принципе, ей и место.
– Но почему?
– Потому что не поющий альв – мертвый альв! – резко бросил стихийник, поставив на этом разговоре жирную точку. Дальше он уже не слушал, что говорит за его спиной полуальвийка, он вновь призывал Плута, который почему-то его игнорировал.
Понимая, что выбора нет и ему придется тащить духа насильно, теряя драгоценные крупицы энергии, Райнхард громко выругался. Достал из-за пазухи прозрачный осколок кварца с выгравированными символами и незаменимый ритуальный кинжал, без промедлений резанул по своей огрубевшей ладони, сжал камень и прошептал истинное имя фамильяра, не то, что он придумал, когда дух был вытащен из глубинных пластов реальности, а истинное, которым нарекло его само мироздание:
– Дюббук!
Символы на камне, напитавшись кровью, вспыхнули багрянцем, и тогда Райнхард, почувствовав поток, связывающий его и духа, со всей силы дернул существо на себя, не заботясь о том, что в этот момент Плута ударило по голове словно обухом. Не прошло и мига, как серое нечто, без конца меняющее форму, явилось перед мужчиной.
– Зачем же так больно?! Я уже шёл к вам.
– Но не спешил.
– А что, мы куда-то торопимся?! Сами сказали, что до утра еще много времени.
– Было, пока нас не заперли и не возвестили на всю округу, что в городе появилась еще одна нечисть.
– А, да, что-то слышал, – издевательски, протянул Плут. Но получив новый удар по голове, страдальчески закатил глаза и, став дымкой, нырнул в замочную скважину, конечно, не забывая причитать о своей несчастной судьбе.
Замок щелкнул.
– И стоило из-за такого пустяка меня призывать?! Сами бы справились.
Райнхард помрачнел. Без сомнения, справился бы, если бы не воспаленная рана на бедре, что обжигала огнем, с каждым днём ухудшающая его самочувствие. Он не знал, чем было смазана та стальная шпилька, но с тех пор, как покинул змеиное логово, рана не только не затянулась, но становилась хуже, медленно отравляя Райнхарда, забирая силы. Словно он не стихийник, а простой смертный.
Девушка сдавленно пискнула. Мужчина и фамильяр обернулись.
– А-а-а, это та девица? – оживился Плут, забыв обиду. – Кажется, в прошлый раз вы не зарекались спасать всяких прелестниц.
– Закрой пасть.
– Хотя… было бы что спасать: ни кожи ни рожи. И стоило из-за этого…
Окровавленной рукой стихийник поймал его за длинную морду и с силой сдавил. Пока призыв на крови действовал, дух мог ощущать физическое воздействие, и, несмотря на то, что существо было эфемерным, боль от захвата Плут почувствовал и болезненно пискнул, прикусив язык.
– Еще слово – и ты навсегда отправишься в камень.
Плут покорно закивал. Райнхард разжал пальцы и, наспех перебинтовав ладонь куском тряпья, обратился к девушке:
– Думаю, не стоит злоупотреблять гостеприимством.
Эйлин согласно кивнула и, плотнее кутаясь в плащ, поспешила за наемником.
Добравшись до кабинета наместника, беглецы услышали, как дом сотрясает топот множества ног и звон металла, в который обычно любят наряжаться неудачники, называющие себя городской стражей. По мнению стихийника, их нужно было прозвать городскими шутами. Ведь то, как они сражались, вызывало у него приступ острого несварения. Бестолковая суета, лязг и бренчание навевали мысли о дешёвом представлении горе-артистов.
Послав Плута к лошадям, Райнхард прикрыл собой Эйлин. И, как только дверь отворилась, отточенным взмахом руки швырнул чакру, очень надеясь, что среди счастливчиков, чьи головы упадут на пол первыми, не будет поджаренного крысёныша Григора и его дядьки. Ведь им еще предстоит прочувствовать всю прелесть огня, как они того и желали.
Девушка за его спиной вскрикнула, в ужасе прикрывая рот рукой:
– Ты их убил?!
– Нет, всего лишь отправил поспать.
Чакра, измазанная в крови, вернулась к хозяину, зловеще проскрежетав о металлические пластины. Глазами, полными ужаса, Эйлин смотрела на бездыханные тела стражников:
– Но так нельзя…
– Любопытно будет послушать, почему… Но позже.
Альх поднял тяжёлый стул и швырнул его в окно, кроша слюду в осколки. И, прежде чем покинуть поместье, схватил со стены масляную лампу, освещающую кабинет наместника, и с размаху швырнул ее на заваленный пергаментами стол. Стекло треснуло, огонь вырвался наружу. Желтые листочки схватились мгновенно, с радостью разгораясь. Стихийник неуловимым движением пальцев призвал небольшой ветерок, который тут же навел беспорядок, поднял пару горящих листков и послал их к шкафу со свитками, полкам с многочисленными книгами и к тяжёлым занавескам. Потом схватил Эйлин за руку и потащил на улицу.
– Эй, они здесь! – закричал стражник в обшарпанной броне, спешиваясь на ходу и атакуя стихийника. Но металлический диск альха был стремительнее, и, увернувшись от чужого меча, Райнхард резанул пластиной по горлу незадачливого бойца. За ним – еще одного, неуклюже махавшего мечом, и еще. Всех и не перечесть.
Эйлин отступала от развернувшегося ужаса, и крови, что полилась по тёмной брусчатке. Развернулась и побежала прочь, но ее тут же схватили.
– Вот ты и попалась, дрянь! – Тяжёлый кулак ударил девушку по лицу.
Райнхард стремительно обернулся и, выхватив из-за пояса кинжал, кинул в одного из обидчиков Эйлин. Острая сталь вошла стражнику между глаз, и тот мгновенно рухнул. Второго мужчину Райнхард убить не успел, так как его повалили наземь. Альх сомкнул пальцы на бычьей шее, перевалил противника на спину и, оказавшись сверху, сломал челюсть и разбил его лицо в кровь.