– Нельзя или можно, не знаю. Знаю, что нет у меня теперь сына. И кто убил, знаю. А угрожать моему сыну никто не угрожал. Мне не верите, поговорите с Жоржем-парикмахером, вместе они работали.
– А нельзя ли на Сергееву комнату взглянуть? – спросил Дорохов.
Женщина вновь насторожилась и с откровенной неприязнью посмотрела на Дорохова:
– Зачем? Не дам в его вещах копаться! Пусть так и останется, как при нем было.
Дорохов успокоил хозяйку, пообещав посмотреть лишь с порога. Проходя мимо серванта, задержался, рассматривая вазочку с карамелью.
Заглянув в комнату, увидел небольшой шкаф для одежды, самодельную тахту из пружинного матраца, на стене – книжную полку; маленький стол, на котором стоял магнитофон «Романтик», а в углу – рижскую радиолу «Ригонда». На стене над тахтой были приколоты кнопками фотографии нескольких красавиц, переснятых с журнальных обложек. На двух снимках линии причесок были исправлены углем. «Модели», – решил про себя Дорохов.
– Думала, женится, спальню ему тут оборудую. Уж и деньги накопила, хотела от себя гарнитур подарить. Теперь вместо гарнитура памятник закажу…
Открывая им дверь на лестничную площадку, женщина неожиданно сказала:
– Приходил к Сергею несколько раз механик с нашего завода, Костя Богданов. Серьезный человек. Спросите у него, какой был у меня сын. Может, ему веры больше будет, чем мне.
Дорохов и Киселев молча шли по улице. Посещение матери оставило у них горький осадок.
– Интересно бы заглянуть к Сергею в стол. Может, там записи какие-нибудь есть? – проговорил полковник.
– Вряд ли. Кстати, у нас появлялась мысль произвести в его квартире осмотр.
– Ну и что же? – остановился Дорохов.
– Как что? Вы же сами видели, в каком состоянии мать.
Вернувшись в кабинет, Дорохов включил настольный вентилятор, опустил на окна шторы и пожалел, что не сделал этого перед уходом. Начало припекать, и кабинет, выходивший на солнечную сторону, нагрелся, словно печка.
Захотелось в лес. Без ружья, без собаки, так, побродить. Вот бы на Волгу, в ту деревню, в которой снимал домишко в прошлом году… Там постоянно дует ветер. Жена еще говорила, что тот дом в ложбине, как в аэродинамической трубе. Уж здесь бы она оценила ту «трубу»… Итак, в карманах у Славина не было конфет «Снежок», не было их и дома, по крайней мере на виду, в серванте. Но ведь могли же его угостить? А может быть, случайно купил их в ларьке? Все может быть. «Интересно, а не сохранились ли на этих обертках отпечатки пальцев?» – подумал Дорохов, рассматривая свою находку.
Вошел капитан Киселев и с любопытством уставился на небольшие бумажные шарики.
– Слушай, Захар Яковлевич, ты мог бы вызвать сюда эксперта-дактилоскопа?
– Пожалуйста! – Киселев набрал номер, попросил эксперта зайти и сел возле письменного стола.
– Скажи, пожалуйста, у вас много нераскрытых преступлений? – спросил полковник.
– Да не очень… В этом году повисли у нас две квартирные кражи в новых домах и хулиганство в сквере. Возле той самой беседки. Вернее, не хулиганство, а драка с телесными повреждениями. Оба потерпевших в больнице лежали. Спрашиваем: «Кто избил». А они твердят: «Сами разберемся». Вот и все нераскрытые. А с прошлого года осталась кража из промтоварного магазина. Воры шерстяных вещей вывезли тьму-тьмущую. Была у преступников машина, но какая, точно неизвестно. Скорее всего, микроавтобус УАЗ или рижский РАФ. Всех своих перебрали, да без толку, думаем, гастролеры какие-то. Правда, этим делом сам Макаров занимался.
– А у соседей как?
– У соседей по-разному. В Степном районе всегда тишь да гладь, вот только в начале лета магазин обворовали тоже на машине.
– Раскрыли?
– Пока нет. Другой ближайший район у нас Железнодорожный. Райцентр – узловая железнодорожная станция, так там что твой проходной двор. У них всего хватает. Недавно магазин «Ткани» обворовали. Милиционер воров заметил и пытался их задержать, но они машиной сбили его и скрылись. С переломом бедра лежит в больнице. Преступники перед самой кражей угнали там же в райцентре частный «москвич», а потом его бросили.
Дорохов слушал и делал у себя в блокноте пометки. Оба не заметили, как в кабинет вошла молодая голубоглазая женщина с пышной копной светлых волос:
– Вызывали, товарищ капитан?
– Как же, как же, просил. – И обратился к Дорохову: – Позвольте представить вам, товарищ полковник, нашу «криминалистическую науку»: Анна Сергеевна Смирнова – великий специалист по дактилоскопии.
– Ну так уж и «великий»! – улыбнулась Смирнова и протянула руку Дорохову.
Дорохов молча пододвинул к ней найденные возле жасмина шарики. Эксперт взяла чистый лист бумаги, откуда-то из кармана платья достала пинцет, небольшое увеличительное стекло и развернула конфетные обертки, расправляя каждую бумажку концами пинцета. Стала внимательно рассматривать.
– Что же вы хотите знать о них, товарищ полковник?
– Все, и главное – кто съел то, что было завернуто, – усмехнулся Дорохов.
– Это нашей науке неизвестно, – в тон ответила женщина. – Могу вам сказать лишь то, что конфеты одной партии.
– А нельзя ли, дорогая Анна Сергеевна, на них отыскать следы пальцев?
– То, что вы задумали, вряд ли получится. Нет, следы здесь, бесспорно, есть, я их проявлю, но использовать эти отпечатки для идентификации личности не удастся. Во-первых, слишком мизерная поверхность. Во-вторых, бумага была настолько скомкана, что особенности папиллярных узоров наверняка стерлись.
– Ну что ж, нельзя так нельзя, – вздохнул Дорохов. – А жаль. Думаю, тот, кто съел эти конфеты, нас с Киселевым очень заинтересует. А вы, Анна Сергеевна, любите конфеты?
– Как вам сказать, в меру, пожалуй.
– А за какое время, по-вашему, можно съесть четыре-пять «Снежков»?
– Ну это кто как ухитрится…
– Товарищ полковник, – не вытерпел Киселев, – да при чем тут эти самые «Снежки»?
– Этого я и сам пока не знаю… Кстати, поручи кому-нибудь разузнать, есть ли «Снежки» сейчас в продаже, а если нет, то когда продавались… И хорошо бы немного купить, ну хотя бы граммов сто.
– Будет исполнено, товарищ полковник! – Киселев в недоумении пожал плечами.
Едва капитан ушел, в дверь кабинета постучались, осторожно, неуверенно.
– Входите, входите! – дважды повторил Дорохов. В комнату робко вошла девушка в простом темном платье, с большим потрепанным портфелем в руках. Дорохов сразу признал Зину Мальцеву и подумал: «Лицо совсем детское, а застывшая в глазах боль сделала ее взрослой».
И его словно кольнуло: «Вроде Ксюши моей, чуть постарше. Да нет, та побойчее будет». И подумал суеверно: «Не дай бог и ей попасть вот в такую же историю».
– Заходите, Зиночка. – Он вышел ей навстречу, подвинул стул и сам присел рядом. – Да не смущайтесь. – Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить: «Доченька», но он сдержался. – Располагайтесь поудобнее.
Дорохов взял портфель из рук девушки, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.
– Ну, рассказывайте, – решительно сказал он.
– Я не знаю, что… – почти прошептала девушка.
– Как это – не знаю? – Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях – это жалость и сочувствие. – Замуж собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?
– Люблю, – почти с вызовом обронила девушка.
– Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает…
– Да как вы можете так говорить, если… раз вы его не знаете. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.
– Времени на подготовку не осталось?
– Вы не так меня поняли… Олег говорил, что нельзя выбирать профессию по принципу, где конкурс меньше или институт поближе к дому… Что профессия должна быть, как любовь, – одна и давать такое же счастье. Он говорил, что сначала надо пощупать своими руками ее, эту будущую профессию, а потом решать. – Зина раскраснелась, ее серые глаза стали почти черными. – Вы думаете, Олег не мог сразу поступить в институт? Да он лучшим в школе был, а пошел на завод. Говорил: позор руководить рабочими, не умея молотка держать в руках. А он умел, кстати, куда лучше, чем другие…
– А почему это вы, Зина, все в прошедшем времени о нем говорите? Говорил… Умел…
Девушка приободрилась и впервые посмотрела на Дорохова с доверием. Но, начав разговор о женихе, просто не могла остановиться.
– Он все удивлялся, почему многие боятся, а то и стесняются «неинтеллектуальной» работы. Стыдил нас, уверял, что в нас сидит мещанская спесь.
Зина поймала лукавый взгляд Дорохова.
– Вы, наверное, не верите мне. Но он такой, и ничего я не придумала. Хотите верьте, хотите нет. – Голос ее упал. – Я вот изо всех сил стараюсь вспомнить отрицательное в его характере и поступках, и ничего не могу припомнить.
Телефонный звонок прервал разговор. Дорохов снял трубку.
– Товарищ полковник! Это я, Рогов. Разрешите зайти?
Александр Дмитриевич закрыл трубку ладонью, подмигнул девушке:
– Как, нам Рогов не помешает, нет? Ну и отлично, – и попросил: – Заходите, Женя, пожалуйста.
Рогов появился тотчас, видно, звонил из соседнего кабинета, положил на стол тонкую папку.
– Тут мне Зина рассказывает об Олеге. Где у вас показания тех ребят? В папке? – Дорохов вынул оба протокола, подал их Мальцевой.
Девушка прочитала показания Ершова и Воронина и даже задохнулась от гнева:
– Мерзавцы, негодяи! Извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое…
– А вы этих ребят знаете?
– Не только знаю, но дежурила вместе с дружинниками возле кинотеатра, когда все это произошло. Они приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра давку устроили. Встали – руки в стороны и начали девушек ловить. Крик, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Петя Зотов кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Ершов ударил Петю по лицу, вырвался – и бежать. Олег поймал его, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспела я, мы своего подшефного под руки – и в штаб, а Воронина Зотов и двое посторонних привели. Олег потом уже, позже, пришел. Ходил на колонку мыться: у кинотеатра лужа после дождя была, и он, падая, угодил в нее.
– Почему «подшефного»?
– Ершова в конце зимы из детской колонии освободили досрочно, он там за кражи из ларьков сидел. Горком комсомола поручил нашей дружине над ним шефство взять. Вы вчера видели в штабе большого такого парня – Семена Плетнева? Вот его и определили шефом к Ершову и к нему в бригаду устроили. Плетнев от своего воспитанника первое время чуть не плакал. Ну а потом отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился, а на экзаменах в техникум он встретился с Борисом Ворониным. После сдачи на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Когда мы стали акт составлять, то и решили все смягчить. Про то, что они сопротивлялись, не написали, и что Зотова ударили, тоже.
– Это почему же?
– Плетнев просил, и мы с ним согласились. Если бы написали, как все на самом деле было, не видать бы нашему подшефному техникума. Ему за такое хулиганство не пятнадцать суток, а год дали бы.
– Пощадили, значит, филантропы…
Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, обращенный на портфель.
– Знаю, знаю: передача? – Зина кивнула.
– Можно?
– Что там?
– Книги и так кое-что, я испекла.
– Оставляй, пожалуй, на мой страх и риск.
Девушка ушла, и Александр Дмитриевич спросил Рогова, что он думает о показаниях Воронина и Ершова. Тот пожал плечами:
– Наверное, этим парням все-таки попало.
– Как попало? – не понял Дорохов.
– Как вел себя Лавров, не знаю, но то, что Плетнев всыпал Ершову, это мне известно, – невозмутимо продолжал внештатный инспектор.
Дорохов рассердился. Невозмутимость Рогова вывела его из себя. Чтобы сдержаться, он встал и зашагал по кабинету.
– Вы, товарищ полковник, – предложил Рогов, – сами с Плетневым поговорите, тогда вам все будет ясно.
– Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «Снежка» удалось что-нибудь узнать?
– Сейчас в продаже нет этих конфет.
Рогов достал блокнот, полистал его и прочел: «Наш торг получил сто килограммов “Снежка” два месяца назад. Передали конфеты в магазин, и там их за два-три дня распродали».
Дорохов взглянул на часы, шел третий час дня.
– Когда удобнее навестить Макарова?
– Удобнее всего сейчас, – не задумываясь, ответил Рогов.
– Тогда идемте.
Начальника уголовного розыска Макарова они нашли в саду городской больницы.
– Очень рад вашему приезду, Александр Дмитриевич. – После взаимных приветствий майор первым начал разговор. – Боюсь, что Киселев с этим делом запутался. А сам, вот видите… – он беспомощно развел руками. – Перед ноябрьскими хотел грипп перехитрить, так с тех пор никак не выкручусь. Немного поработаю, и опять то сердце, то давление. Сейчас врачи обещают недельки через две выписать. Насчет дела Лаврова. Обоих я их знаю. Олега похуже, а Сережку Славина с детства. Раньше ведь мы в одном бараке жили. С его отцом вместе в сорок третьем ушли на фронт. В сорок четвертом вернулся домой с белым билетом. Сережка уже ходить начал, а отец погиб. Как подрос этот пацан, мать беды с ним натерпелась вдосталь. Сбежит Сергей из дому, соседка в слезы – и ко мне. Я уже в уголовном розыске был. И мы его ищем. Воровать стал, дважды в колонии побывал. Уговорил я нашего военкома и за полгода до срока отправил Сергея в армию. Домой вернулся совсем другим человеком, стал в парикмахерской работать. Старые дела бросил. Правда, иногда выпивал да в картишки поигрывал по мелочи. Года два назад был у нас с ним откровенный разговор. «Вы, дядя Жора, не беспокойтесь, – сказал он мне тогда, – я больше в тюрьму не сяду, а то все по молодости было». Степановна, мать Сережки, сыном не нахвалится: с каждой зарплаты подарки. И деньги все отдавал. Что тут произошло, никак в толк не возьму.
Макаров помолчал, потянулся к сигаретам, что возле себя на скамейку положил Дорохов, потом отдернул руку и снова заговорил:
– У нас в уголовном розыске народу раз-два и обчелся. Я, Киселев и два инспектора: один в отпуске, а другой уехал сдавать экзамены в юридический. Киселев у нас на розыскных делах сидит, а два других текущими делами занимаются. Мы с Женей Роговым взяли себе работу с молодежью, приходится на внештатных опираться. Важнее профилактики дела у нас нет. Ворами да грабителями становятся-то не сразу. Начинается с ерунды, с мелочи, а повзрослели – глядишь, за крупное взялись.
Макаров говорил с жаром, разнервничался, и Дорохов пришел ему на помощь:
– Я полностью с вами согласен, Георгий Петрович.
– А есть такие, что думают иначе: нечего с ними цацкаться, в тюрьму, мол, нужно их, тогда живо исправятся. Эка невидаль: за шиворот да в тюрьму… А ты попробуй не допусти до плохого мальчишку, останови вовремя! Вот мы с Роговым с ними и занимаемся, – усмехнулся майор и уже более спокойно продолжал: – Может, не всегда удачно. Что касается дружинников, то это основные наши помощники. Лаврова я помню, стоящий, справедливый. Я ему несколько раз серьезные задания давал.
– Может, за эти задания с ним и хотели свести счеты? – спросил Дорохов.
– Все может быть, но при чем здесь Славин? Он у меня ни разу ни по одному делу даже косвенно не проходил. Если Сергей действительно решил расправиться с Лавровым, то для этого должны быть веские основания… Ручкина не нашли? – обратился майор к Рогову.
– Нет, Георгий Петрович. У него через четыре дня кончается отпуск. Приедет – поговорим.
– Этот Ручкин, по-моему, должен пролить свет. Парень разбитной, общительный. Вам про беседку в сквере рассказывали? Так он там в первой пятерке. Была у нас тут воровская группка, так его однажды приглашали на дело, но Ручкин повел себя достойно, не только отказался, но и ребят отговаривал. С Лавровым они приятели, хотя как эта дружба сложилась, я себе и не представляю. Кстати, Женя сказал, что на месте происшествия была какая-то супружеская пара, забыл их фамилии. Вы с ними не разговаривали, Александр Дмитриевич?