– Вовсе нет, – Диаваль захлопнула книгу и выбралась из трещины на ровный пол. – Просто тебе потребуется помощь. Как твоя наставница в этой области, я готова это сделать. Но только не сейчас. Встретимся в полночь, когда все обитатели дворца заснут. Совершенно не горю желанием объяснять всем и каждому, чем мы занимаемся. Они просто не поймут.
Я согласно кивнула. Мало кто из гоблинов разбирался в тонкостях магии. Не считая нескольких одаренных чем-то помимо привычного набора умений, они предпочитали уделять внимание боевым и военным искусствам. Благодаря своему статусу оленя я теперь знала, что существа Пермафроста просто не предназначались для занятий волшебством, хоть и могли им управлять при определенных обстоятельствах. Подобно неспособности творить что-то или непереносимости бегущей воды, это являлось еще одним ограничением, призванным чем-то уравновесить силы гоблинов, создать сбалансированную и честную систему.
Так что Диаваль оказалась практически иголкой в стогу сена, и нам повезло ее найти. Хотя поэтому же она стала отщепенцем среди собственного вида. Моя наставница, как и я сама, использовала сарказм и другие фигуры речи, а также чутко воспринимала окружающий мир. Она не слишком заботилась о военной подготовке, но любила демонстрировать физическую силу. И понимала меня лучше, чем кто бы то ни было из гоблинов. Сорен стал моим партнером и возлюбленным, Сеппо и Розамунд – друзьями, но только с Диаваль я могла поговорить откровенно, зная, что она выслушает и посочувствует, а не попытается предложить способы исправить ситуацию. Мы с ней обе являлись чужаками в Пермафросте, хоть и каждая по-своему. А еще нас постоянно недооценивали, хотя мы обе представляли для врагов немалую угрозу.
Я считала Диаваль лучшей подругой, хоть и никогда не думала, что сумею найти ее среди гоблинов. Однако, когда дело касалось моих сложностей с освоением сил оленя, она проявляла нетерпеливость; ведь сама использовала магию так же естественно, как дышала.
– Хорошо, тогда увидимся в полночь, – согласилась я. – Где встречаемся?
– К тому времени двор должен быть пустым и свободным от лошадей, – ухмыльнулась Диаваль. – Лучше проводить обряд снаружи, где особенно сильна связь с природой. А до тех пор постарайся отдохнуть, если получится, договорились?
– Конечно. – Я кивнула.
Похоже, мне все же предстоит воспользоваться советом Сорена. Интересно, удастся ли заснуть без кошмаров о конце света? Оказалось даже сложно вспомнить, когда в последний раз получалось забыться безмятежным сном и как следует отдохнуть. Я скучала по пустоте и абсолютному покою, которые раньше дарили ночи. Теперь же я боялась закрыть глаза, зная, что за этим последует погружение в ужасные видения, что не слишком благоприятно сказывалось на умственном и физическом состоянии, которые и до того находились не на высоте.
Быстрым шагом я проследовала в более оживленную часть королевского дворца. Когда мы только поселились здесь, Сорен постоянно жаловался на чрезмерную помпезность и вычурность отделки, как и во время предыдущего посещения, пока Сеппо не взял на себя труд заняться новым оформлением интерьера. Теперь помещения выглядели гораздо просторнее, строже, а выступающие ледяные и каменные глыбы завершали образ, несмотря на оставшиеся кое-где мраморные стены, украшенные бело-золотыми лозами. Я до сих пор не исследовала дворец целиком, отчасти из-за уверенности, что повсюду по-прежнему существует множество смертельных ловушек. Однако Диаваль и Розамунд изучили здание вдоль и поперек и теперь знали все его переходы как свои пять пальцев.
Пробираясь по пустым коридорам, я заметила, что при новом короле стало гораздо меньше рабов, чем раньше. Обычно для выполнения дел, на которые были неспособны гоблины, во время набегов похищали людей. Именно так в Пермафросте оказалась и я.
Но Сорену и до того редко требовалась помощь рабов. Став королем, он привез из поместья дюжину слуг, занимавшихся пошивом одежды, приготовлением еды, садоводством и прочими хлопотами, связанными с сотворением, на которые сам гоблин был физически не способен. Но мне по-прежнему становилось не по себе, когда я видела спешащих по делам людей, хоть и знала, что Сорен хорошо с ними обращается. Рабство, оно и есть рабство. Подобного обычая придерживались и в человеческом мире, когда набеги совершались на соседний клан. Даже в моей родной деревне заведенный порядок вещей считался естественным. Только попав в плен к гоблинам, я изменила отношение к рабству и теперь поражалась, как раньше могла спокойно принимать подобный образ жизни.
И все же Сорен отпустил всех людей, до этого работавших на прежнего короля, в которых не нуждался. Несколько из них остались в качестве вольнонаемных слуг. Они оказались слишком старыми или слишком привыкшими к Пермафросту, чтобы заново приспосабливаться к человеческому образу жизни. Некоторые из бывших рабов изъявили желание пройти церемонию обращения в гоблинов, так что мне представилась возможность стать свидетелем обряда, которому Сорен планировал подвергнуть меня, взяв с собой на Охоту. Должна признаться, что следить за медленным преображением людских черт во внешность опаснейших хищников Пермафроста было слегка пугающим занятием.
Однако большинство бывших рабов решили покинуть дворец, так что их безопасно доставили в человеческий мир. Иногда я думала, сумели ли они разыскать свои семьи и как приняли похищенных родственники. Радовались ли возвращению? Оставалось надеяться, что да. Несмотря на то, что Сорену удалось оборвать привязывавшие к Пермафросту связи, магия зимней страны сильно влияла на обитателей. Поэтому возвращенных людей зачастую считали монстрами, животными. Я выросла на рассказах отца о подобных существах и в конце концов даже готова была убить их, если встречу.
Но подобные мысли ничуть не помогали обрести покой и успокоиться.
Когда я добралась до нашей с Сореном спальни, то первым делом с облегчением сняла шейное украшение из рогов оленя и аккуратно положила его на столик. Хоть тяжелое ожерелье и не являлось источником моих новых сил, оно усиливало связь с Пермафростом. А также делало громче неумолчный шепот существа, чей жизненный цикл я ощущала от начала и до конца. Они любили, охотились, убегали, умирали. Конечно, я могла слышать их и без шейного украшения, но без него шум становилось гораздо легче игнорировать.
Я упала на спальное возвышение, чувствуя невыносимую усталость. Возможно, Сорен был прав, и отдых действительно пойдет мне на пользу.
Но сон никак не шел. Я ворочалась под меховыми одеялами и безуспешно старалась утихомирить бешено метавшиеся мысли. Но по-прежнему бодрствовала, когда несколько часов спустя в спальню тихо проскользнул Сорен.
– Не можешь уснуть? – спросил он.
– Не могу, – подтвердила я. – Наверное, пора уже смириться и прекратить попытки.
– Но тебе необходимо отдохнуть, – заметил Сорен, снимая перевязь с мечами и вешая на один из стульев, а затем подошел и сел рядом со мной. – Даже у твоих мешков под глазами уже появились мешки.
– Вот спасибо! – пробормотала я. – Как будто я и без этого комментария не сомневалась в собственной привлекательности.
– Ты могла бы быть трехглазой, рогатой и с перепончатыми ногами, но я бы все равно считал тебя самой прекрасной девушкой на свете, – со вздохом ответил Сорен. – Потому что так и есть.
Я слабо улыбнулась его словам. Может, меня нельзя было назвать красавицей в общепринятом смысле, но и Сату тоже. А она явно замечательно распоряжалась своей внешностью. И один гоблин явно любил меня несмотря ни на что. Только это и имело значение.
– Ты тоже чудесно выглядишь, – отозвалась я.
– У нас получатся ослепительно прекрасные дети, – ухмыльнулся Сорен с лукавым огоньком в глазах.
– Да что такое, почему все говорят о детях?! – воскликнула я. – Это Сату на тебя так подействовала?
– К сожалению, дар убеждения у нее с сыном одинаковый.
– А разве мы способны завести ребенка? В смысле, будучи королем гоблинов и оленем? – озвучила я всплывшую в голове мысль до того, как успела осознать всю ее смехотворность.
– Я… не уверен на этот счет, – нахмурился Сорен. – Не думаю, что предыдущий монарх Пермафроста и его олень могли завести потомство. Но скорее потому, что один из них являлся животным, хоть и магическим.
Я улыбнулась. Действительно, физически все так и было. Хотя во многих смыслах мой предшественник оказался совсем не оленем. В конце концов, обычные олени не помогают сохранять равновесие в мире.
– Хочешь, расскажу сказку? – предложил Сорен с нежным выражением лица, которое он показывал только мне.
– Сказку? – переспросила я.
– Чтобы помочь тебе заснуть.
– Не думала, что ты знаешь сказки, – удивилась я.
– Ну, наверное, не знаю, – Сорен покраснел, и румянец залил бледную, почти полупрозрачную, с голубовато-серым оттенком кожу на щеках. – Только одну, и то правдивую, так что, может, она и не считается сказкой. Слышал ее от Тани в детстве.
– От Тани, правда? – приподняла бровь я, с трудом представляя, как красноволосая, вечно хмурая и острая на язык целительница рассказывает юному Сорену сказку.
– Ну, знаешь, – гоблин потер шею, – они с мамой были очень близки. Возможно из-за того, что приходились друг другу сводными сестрами, поэтому соперничества не испытывали. При нападении драугра, когда пришлось выбирать между моей жизнью или жизнью моей матери, та уговорила Таню спасти меня и позаботиться обо мне. А затем умерла.
В глазах Сорена стояла грусть о той, кого он никогда не знал. Я хотя бы провела немало времени со своей семьей и была уверена в любви родных, хоть и отстраненной.
– Сочувствую, – тихо произнесла я, прикасаясь к плечу возлюбленного.
– Ничего, я просто объясняю, почему Таня уделяла мне так много внимания. Она любила рассказывать историю про то, как познакомились мои родители. Мне эта история всегда казалась невероятно романтичной.
– Ты, и романтик? – захихикала я.
– Обычно помолвки, а иногда и свадьбы организуют семьи молодоженов. А потому разрыв договоренностей, если нареченные не согласны, происходит не так уж редко. Пожалуй, мне следовало получше обдумать идею присоединиться к группе бывшей невесты вместе с любимой девушкой.
– Да, тут ты явно дал маху, – откликнулась я, но не удержалась от смеха: не из-за того, что оказалась на волосок от гибели от рук отвергнутой Эльвиры, а из-за тона Сорена, который описывал события, словно те были обычной неприятностью, вроде пролитого напитка.
– Так вот, моя мама грубо отвергала все предложения руки и сердца, хотя дед отчаянно жаждал продолжения рода. Таня говорила, что в поклонниках недостатка не было, но ни один из них не тронул сердца ветреной красавицы.
Я представила картинку. Прекрасная женщина, похожая на Сорена, лишь смеялась в лицо высокородным гоблинам, падавшим к ее ногам, и отвергала саму идею, что кто-то из них окажется достаточно хорош для леди.
– Она вызывала претендентов на состязание по собственному выбору и побеждала каждого, одного за другим, – продолжил рассказывать Сорен. – Постепенно это превратилось в некий спектакль, так как гоблины со всего Пермафроста съезжались в поместье на севере, чтобы испытать удачу. Среди них оказались мой отец, Лидиан и их отец.
Силы оленя охватили меня будто невидимым огнем, позволяя заглянуть в прошлое и увидеть образ женщины, которая побеждала всех поклонников. И скромное поместье, предназначенное для приема едва ли десятка гостей, переполненное сотнями претендентов на руку дочери лорда.
– Мой отец был младшим сыном, – голос Сорена вырвал меня из видений прошлого, – а потому изначально планировалось, что за моей матерью станет ухаживать Лидиан. Несмотря… ну, на его состояние. Он бросал вызов за вызовом и продолжал вступать в состязания, надеясь обнаружить слабость. Но, сражаясь днем с моим дядей, мама ночами встречалась с отцом. Таня рассказывала, что они полюбили друг друга с первого взгляда.
Меня снова окружили видения: тайная встреча влюбленной пары, поцелуи под дождем, заливистый смех женщины и глубокий хохот мужчины. Два сердца, которые бьются в унисон.
Мне до боли хотелось поделиться этими впечатлениями с Сореном, но я не представляла, каким образом это сделать. А он тем временем продолжал повествование:
– В конце концов их секрет раскрыли, и отец матери отослал непослушную дочь прочь, объявив, что все претенденты могут пуститься за ней в погоню. Устроил своего рода охоту. – Сорен медленно улыбнулся. – И вот дюжины гоблинов, расталкивая друг друга, устремились вслед за моей матерью, пытаясь найти путь в заснеженной северной пустоши по густому туману. Они блуждали, не видя дальше собственного носа. Все, кроме одного.
Слушая историю, я наклонилась вперед, предвкушая продолжение. Что-то в повествовании казалось знакомым, близким лично мне, хотя я никогда не испытывала ничего подобного. Однако желание матери Сорена поступать по-своему и делать выбор самой за себя было мне понятно.
– В ночь перед отъездом мои родители снова встретились, – завершил рассказ возлюбленный. – Мама сообщила отцу, что нужно смотреть на небо, дабы отыскать ее. Поначалу он думал, что совет заключался в наблюдении за звездами. Однако небесные светила надежно скрыла пелена тумана. Но затем высоко в воздухе промелькнула пылающая стрела, указывая путь. Пока все остальные блуждали в дымке, стараясь отыскать следы на снегу, отец последовал за знаком и нашел суженую.
– Похоже, она была невероятной женщиной, – произнесла я. – Как жаль, что с ней нельзя познакомиться.
– Мне бы тоже этого хотелось. Что-то… сломалось в отце после ее смерти. Не могу сказать, что он возненавидел меня. Просто обычное недоверие между гоблинами разной линии наследования. Таня утверждает, что мы с мамой были очень похожи, не считая того, что ее кожа казалась менее… – Сорен замялся, подбирая верное слово, потом приподнял руку и уставился на нее. – Менее голубой.
– Меня всегда удивляла непохожесть твоей внешности на других гоблинов, – призналась я, тоже разглядывая необычную, бледную почти до прозрачности кожу с голубовато-серым оттенком, глаза сиреневого цвета и слегка голубоватые губы. Их делала такими генетическая мутация, но мне они казались самыми прекрасными на свете. – Спасибо, что рассказал эту историю. Не представляешь, сколько для меня значит подобное доверие.
Я лучше всех знала, насколько болезненно делиться тяжелыми воспоминаниями, и хотя Сорен не имел привычки держать все в секрете, его открытость говорила о многом.
– Не слишком веселая вышла сказка, а? – спросил он, и улыбка стерла следы печали с красивого лица.
– На этот раз прощу тебя.
В глубине сознания снова возник вопрос, почему я не могу ответить возлюбленному тем же. Оказать такое же доверие. Скоро, совсем скоро, пообещала я себе. Как только выясню, что происходит, то сразу же поведаю обо всем Сорену. Попрошу прощения, что скрывала от него свои переживания. Расскажу, что поступила так только из-за опасений ранить. Надеюсь, он сумеет меня простить.
Несмотря на тревогу и страх перед предстоящей ночной встречей с врагом, мягкий, спокойный голос Сорена убаюкивал меня. Он придвинул кресло к кровати, сел и принялся гладить меня по волосам. Веки налились свинцовой тяжестью, и я закрыла их, прислушиваясь к песне возлюбленного, который мурлыкал ее так тихо, что слова стали неразличимыми.