Наверное, придется завтра махать шваброй. Почему бы им не взять робота-мойщика? Везде его сейчас применяют.
Я даже подумал, – может, подойти к этой женщине и попросить её сделать что-нибудь вечером одному, без этих… Но как-то не решился. Значит, придется весь час до завтрака сидеть там с ними. Стены мы уже вымыли, что будет на этот раз?
А на этот раз были только швабры – мыли пол, оказывается, каждый день, еще столы и стулья. Я не торопился на дежурство, специально оттягивал. Они уже вовсю драили, когда я появился в дверях. Я посмотрел на эту трудовую вахту, и мне расхотелось туда идти. В голове мелькнула шальная мысль – а что будет, если я прокачу дежурство и все? Мне даже стало приятно от такой наглости. Либо предложу докрасить еще один забор, имею же я право выбрать посильную работу? Могу даже нарисовать чего-нибудь, если очень надо.
Я развернулся и пошел досыпать. Завалившись в постель, я тут же заснул, правда, с легкой тревогой, но такой, не назойливой. Мне было даже интересно. В конце концов, они могут меня ставить на дежурство хоть каждую неделю. И тогда придется сторожить, чтобы я не сбежал. Тогда кто-то должен все время там быть. Эта идея мне понравилась, и больше я ни о чем не думал.
День мне опять не засчитали и назначили на следующий. Следующим днем была пятница, и я вовсе не пошел, сказав будившему меня человеку, что подвернул ногу и никак не могу.
И вот, после уроков, я опять стоял в приемной директора. Разговор был короткий – меня просто не отпустили домой на выходные. Неожиданно. Директор что-то говорил про уважение.
Когда народ погрузился в автобус и выехал из нашей «зоны отдыха», я прошелся вдоль решетчатого забора и свернул за сарай, еще поблескивающий свежей краской серо-зеленого цвета. За сараем на сваленных мешках сидел знакомый восьмиклассник. Я примостился рядом. Он косо взглянул на меня и ничего не сказал.
Земля была рыхлая, рассыпчатая. Я приметил палку, дотянулся до нее и, переломив наискось, заострившимся концом начал рисовать линии.
– Сколько человек осталось, знаешь? – спросил, чуть погодя, восьмиклассник.
– Не-а. А обычно как?
– Да, когда как… Человек десять, не больше. Тебя как зовут-то?
– Семен.
– А меня Стас. Надул Семечек, а, Семен? – и он засмеялся.
Я тоже улыбнулся, удивившись, откуда он знает.
– Да-а, наверное, не знаю. Странные они. Волчата.
– Во-во. Как будто из тюрьмы только вышли. Самое интересное, что так они не полезут. Только всей стаей.
– Я заметил. В коридоре некоторые даже глаза отводят.
– Во-во. Но ты не расслабляйся. Подляну кинут какую-нибудь. Розаня на это мастер.
Я сразу понял, о ком он. Да и как тут не понять. Розовощекая предводила команды была слишком на виду.
– Тебя поэтому домой не отпустили? – спросил Стас.
– Именно. А тебя? – впервые мне было интересно узнать, что происходит с другим человеком. И еще мне хотелось понять, почему он меня предупредил.
– Да, меня вообще не выпускают, – ответил Стас спокойно, разминая затекшие ноги.
– Как это? – удивился я.
– Да так. Штрафов много, – Стас довольно ухмыльнулся.
– И что? – такой поворот дела меня озадачил.
– И домой ни-ни.
– А что родичам говорят? – не поверил, обдумывая как мне быть с этим дежурством.
– А чего им говорить, дополнительные занятия. Я же двоечник. Типа, занимаются. На каникулы все равно отпустят, куда денутся.
Стасу, похоже, было все равно. Но мне – не очень.
– Понятно, – протянул я и замолк.
Мне стало не по себе. Это что же получается, я так месяцами могу здесь сидеть, если не закрою свои штрафные баллы? Настроение упало. Здесь я его как-то особенно чувствовал. Если раньше мне все было ровно фиолетово, то теперь меня бросало то вниз, то вверх, я только виду не подавал.
Из приятного было: Светка, полдник из оладий с джемом (почти как у деда) и то, что моя кровать стояла у окна, и я иногда мог читать при свете луны. Даже фонаря не надо. Аккуратно мне так светило на подушку. Наверное, поэтому там никто не спал, – хлипкие занавески висели, как тряпочки, ровно до половины.
Я посмотрел на Стаса. Наверное, я давно так долго ни с кем не разговаривал. Может быть, от этого чувствовал какую-то назойливость, что ли, со своей стороны. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я за него цепляюсь. Поэтому я постарался спросить как можно равнодушнее.
– А чем вы занимаетесь здесь в выходные?
– Да-а, кто чем, – так же прохладно и туманно ответил он, как будто почувствовал смену настроения и тоже отгородился.
Я не понял и пока отошел, чтобы все обдумать. Решил, что надо присмотреть сначала. У них уже, может быть, своя компания, решил я, и посвящать меня в свои дела они вряд ли станут, тем более вот так, сразу. Ну и плевать. Почитаю чего-нибудь.
– Ну ладно, я пошёл, – кивнул я, уходя, и он поднял руку в знак прощания.
Я оставил Стаса сидеть за сараем и направился к входу в наше гостеприимное серое здание. Ко мне сразу подскочила какая-то женщина и сказала, что нужно позвонить родителям, предупредить, что я остался. Мобильники мы сдавали в камеру хранения, для порядка, поэтому звонить приходилось оттуда.
Ячейки, как в бассейне, закрывались цифровым кодом. Четыре цифры – шкаф открыт. Можно было бы сделать по отпечаткам пальцев, но, видимо, Грум тратиться совсем не хотел, а эту рухлядь свезли с какого-нибудь древнего завода.
Я полазил в своих вещах, посмотреть, что могло бы мне пригодиться. Дверь в камеру хранения открывали два раза в день на два часа. Но сейчас выходной, и время допуска к личному имуществу сместили до обеда. Охранник маячил рядом, поглядывая на всякий случай.
Охранников у нас было два. Один – на дверях школы, другой – в здании. Он обходил этажи, крутился возле туалетов, а на его поясе болталась дубинка. Настоящая. Мне не нравился ни тот, ни другой.
Я позвонил маме, сказал, что меня оставили на дополнительные занятия, и сунул телефон обратно в сумку. Браслет тоже положил, зачем он мне тут, только лишние взгляды привлекает. Взял с собой электронную книгу, куда давно скачал Конан Дойля, Эдгара По и Пола Экманна, про то, как распознать лжеца. Услышал как-то, заинтересовался. Теперь почитаю. И свою любимую книгу – «Гражданин Галактики» Хайнлайна – я закачал дважды в разных шрифтах.
Чем раньше написана книга, тем она понятнее. Это какой-то парадокс, ведь должно быть наоборот. Поэтому и дед меня дома учил по потрепанным изданиям столетней давности, потому что не мог понять, о чем я спрашиваю. Там не так быстро перескакивала информация, как будто в рекламном ролике, чтобы быстрее забросить ее в мозг в нужную ячейку. А ты спокойно обдумывал то, что узнавал, и информация упорядочивалась. Так мне казалось, во всяком случае.
Здесь была старая библиотека, но так себе, хранилище старья. Книжки с желтыми листами рассыпались на глазах, страницы путались, а в некоторых так просто торчали огрызки. Я пока выбрал две более-менее приличные на вид, которые ещё держались крепко. Не очень интересные, просто, чтобы хоть что-то полистать. Одна – про поездку на Мадагаскар, другая – про строительство и ландшафтный дизайн. Дед приучил разглядывать старые книги, как нечто очень ценное. Может, найду что.
Близилось время обеда, и надо быстрее спрятать всё под подушку. Я ещё не до конца уяснил, насколько можно доверять здешней публике.
Глава 6
В столовой я посчитал, сколько нас осталось. Если обедать пришли все (думаю, вряд ли кто-то захотел остаться без обеда), то нас собралось восемь человек. Пять мальчиков и три девочки. Никого, кроме Стаса, я не знал. Хотя и в своем классе я знал немногих, – я на них просто не смотрел.
Одна из девочек тихо плакала, отвернувшись к окну. Как только я вошел, сидевшая рядом крупная девушка с большим ртом, толкнула ее локтем и шикнула:
– Кончай реветь.
При этом она почему-то с вызовом посмотрела на меня. Та, что плакала, нагнулась к своей тарелке и начала вилкой ковырять макароны. Остальной народ даже не шелохнулся.
Я прошел к столу, на котором возвышались две кастрюли, на зеленом подносе выстроились стаканы с компотом, а рядом – тарелки с погнутыми вилками. Открыв крышку, удивился, сколько там еды! Натуральной, как у деда. Жуй, не хочу. Обычно, я не очень-то наедался. Пожалуй, сегодня это можно поправить. Я взял две глубокие тарелки и наполнил их до краев.
– Не лопнешь? – ухмыльнулся Стас, когда я направился к столу.
– Посмотрим, – ответил я, ставя тарелки и отправляясь обратно за компотом и хлебом.
Кажется, сегодня из столовой не уйду до вечера. Какая тишина! Сколько еды! Я был почти что счастлив.
Только сейчас осознал, что все это время запихивал пищу, как топливо, в толпе себе подобных, – так же торопливо и равнодушно, подчиняясь общему ритму.
Сегодня был день остановки. Мне казалось, будто я очутился на кухне ресторана, в котором неожиданно никого не осталось.
Вскоре в столовке действительно никого не осталось, и я, уже порядком разомлевший, пытался запихнуть в себя еще чуть-чуть, чтобы не терзали потом воспоминания об оставленной еде.
Если бы не появилась дежурная и не унесла кастрюли, я бы не смог их покинуть.
Я так объелся, что еле вылез из-за стола. Передвигаться было сложно, дико хотелось спать. Я доплелся до своего этажа и проспал до вечера.
Не знаю, что делали остальные, – во дворе было тихо, по коридорам никто не бегал. В спальне девятиклассников я находился один.
Спальни мальчиков располагались на четвертом этаже, а девочек на втором. Всего по четыре комнаты в каждом крыле: в одном – с пятого по восьмой, в другом – с девятого по одиннадцатый. Но нас было так мало, нас – старшеклассников. Десять человек (мальчиков) в девятом, шесть – в десятом и пятеро – в одиннадцатом. Четвертая пустующая комната использовалась, как самодельная гостиная. Я знал, что там тусовались вечерами, но ни разу не заглядывал. Да и зачем? Мне не нужна толпа.
Сейчас никого не было, и я решил зайти.
Гостиная. Забавно. Ребята притащили несколько кроватей и устроили из них подобие диванов. Еще здесь была школьная парта и две тумбочки. В одной я нашел маленький складной телевизор. Странно. Разумнее было бы хранить его при себе. Почему здесь? Тем более все уехали…
Я достал это сокровище и водрузил его на почётное место. Экран светился, ругался, стрелял, – а я наслаждался. Мне было все равно, что показывают, я просто переключал программы и смотрел на людей. Каких-то далеких даже людей.
Ужин я чуть не пропустил. Впрочем, не особо и хотелось, да и то отвратительное, по сравнению с обедом, месиво – с большим трудом походило на еду. Терпеть не могу капусту в тушеном виде. Осталось только порадоваться, что так оторвался на обеде.
Я выпил чаю, прихватил с собой несколько кусков хлеба и хотел уже отправиться и дальше смотреть телек, как неожиданно на моем пути нарисовалась крупная девица.
– Ты откуда? – спросила она, вытянув руку и упершись ею в дверной косяк. Словно шлагбаум перегородил мне дорогу.
– В смысле? – не понял я.
– Класс какой, доходяга? – устало выдохнула она.
Нежности я от нее не ожидал, но и грубости тоже.
– Первый, – сказал я, в упор глядя в ее круглые пустые глаза. Как незажженные фары, без внутренней подсветки, не имеющие ни цвета, ни выражения.
Круглые глаза скосились в легком недоумении, но свет не зажегся.
– А если по-нормальному? – один глаз как-то особенно угрожающе уставился на меня.
– А тебе зачем? Список составляешь?
– Ой, все. Катись.
Шлагбаум опустился – путь был свободен.
– Это она так интерес проявляет, к новеньким, – захохотал Стас.
– Так я же… доходяга.
– А ей и такой сойдет, правда, Мань?
– Да пошёл ты, – бросила Маня Стасу, развернулась и, важно раскачиваясь, вырулила на середину коридора.
Я решил, что пускай «этот грузовик» проедет, прежде чем двинусь следом.
В столовой остались Стас и ещё один парень, по всей видимости, из его класса, – они сидели вместе и о чем-то переговаривались, – и две девочки в дальнем углу. Я подошел к столику Стаса.
– Что будете делать? – как можно равнодушнее спросил я.
Стас ухмыльнулся и перевел взгляд на приятеля. Тот даже не посмотрел в мою сторону.
– Мы… ещё не знаем. А что?
– Да так, – я подумал, стоит ли делать это предложение, но, с другой стороны, тогда и не надо было начинать. – Можно телек посмотреть.
Я отметил взгляд исподлобья соседа Стаса, и заинтересованный самого Стаса.
– Где? – отрывисто спросил он.
– Есть место.
– Хорошо. А когда? – Стасу не терпелось, это было заметно.
– Да хоть сейчас.
Стас весь подобрался от такой идеи, было видно, что он уже готов сорваться с места. Но его приятель смотрел на меня недоверчиво и как будто иронично. Мне стало неприятно. В его глазах читалось – подлизывается, болван. Доходягой обозвали, теперь товарищей ищет. Он бы на моем месте, конечно, поступил по-другому. Сказал бы что-нибудь, этакое. А может, и нет.
– Я с девчонками не связываюсь, – на всякий случай добавил я для него и встал. – Приходите, если надумаете.
Выйдя из столовой, я дал себе зарок больше ни к кому не подходить и в компанию не набиваться, даже если мне станет совсем скучно и одиноко. Жил же я без них. Просто раньше все время кто-то дергал: то мама со своими делами, то одноклассники – передай то, а у тебя есть это. Сейчас я чувствовал, что никому, абсолютно никому не нужен. Что ты есть, что тебя нет, всем абсолютно фиолетово.
Мне было даже немного неловко перед Стасом, что я не принял тогда его дружеского предупреждения. Может быть, поэтому он сейчас так отстранен, и мне теперь хотелось как-то загладить свою оплошность. Но если это похоже на либезение, то больше я к нему не подойду. Я сделал шаг. Теперь очередь за ним.
Они пришли через полчаса. Мы просто смотрели телек и ни о чем не говорили. Посмотрели – разошлись.
Среди ночи я проснулся от жуткого воя сирены. Звук как будто резал стены и кромсал воздух, сотрясая здание. Может, землетрясение?
Подбежав к окну, я ничего не увидел, кроме фонаря у забора, раскачивающегося как всегда от порывов ветра. Я быстро оделся и выбежал в коридор. Темное небо вдалеке рассекали лучи света, мечущиеся во все стороны, а звук сирены уже звучал с надрывом, как будто захлебываясь от собственного воя.
В коридоре появлялись остальные ребята. Через некоторое время к нам поднялись и девчонки.
– Что это? – нервно спросил кто-то из девочек.
Мы, молча, пожали плечами и снова прилипли к окну. Странное дело, у меня было ощущение, что мы в здании совершенно одни. Ни сторожа, ни охранника не видно, да вообще никого! Дежурная из столовой ушла – я это видел. Но должен же был кто-то за нами присматривать?! Или как? Я хотел спросить, но не решался, чтобы меня не сочли еще вдобавок трусом.
И тут Стас вдруг развернулся и как-то даже присел.
– Я знаю, что это. Там где-то по дороге старая зона. Ее давно должны были закрыть. Если так орет сирена, то это уголовники сбежали.
Девочка, которая плакала сегодня, вскрикнула и закрыла рот ладонями.
– Да, ладно. Не заливай, – покосившись на нее, пробубнил молчаливый и хмурый его приятель.
– Точно говорю. Они далеко, там пустырь. Мы в прошлом году как-то наткнулись. Только почему так слышно, это же километров десять, не меньше.
– А где наш сторож? – подал голос кто-то сзади.
– Может, дрыхнет, а может, сам в конуру забился.
Не знаю, сколько времени мы так стояли, сколько звучала оглушительная сирена, и почему, если верить Стасу, её было так слышно, если зона далеко. Уже позже я узнал, что это сработала сигнализация перед выходом из города на чипы, вшитые в их одежду. Если бы они знали, то сбросили ее задолго до пересечения. Но все равно, прекрасный Пейск имеет три колонии, и одна из них вообще находится в черте города.
Только в тот момент наш забор закачался под тяжестью переваливающихся над ним теней, и мы присели на пол. Луч света еще шарил во все стороны.