Пока я думал, что возразить, он встал, взял с пола мой смартфон и быстро—быстро забегал по нему длинными пальцами. Потом отдал мне гаджет и вежливо так отвернулся, как банковский служащий, когда ты вводишь пин—код в банкомате. Мне трижды пришлось перечитать то, что я увидел на экране, пока дошло, что он хакнул все Юлькины аккаунты. Я отбросил смартфон, будто обжегся. Димитрий вздохнул, продолжая смотреть в стену:
– Читай, так нужно.
Я и сам понял, что не могу удержаться. Есть что—то мазохистское в чтении, не предназначенном для тебя. Я прыгал между мессенджерами ее подруг и мужчин, наливаясь то злостью, то отвращением, то обидой, то недоумением, то даже грязным возбуждением. Внутренний вопль, что это ошибка или подстава, быстро заглох. Я слишком хорошо знал ее любимые словечки, желания и позы. И, как оказалось, совсем не знал ее саму. Когда я уронил гаджет на пол, Димитрий, всё это время сидевший без движения, прошептал:
– Мне жаль.
Я не ответил. Голова была занята простой мыслью. Сколько минут мне осталось жить до обширного инфаркта, инсульта, или чего там случается с людьми при таком раскладе. Потом всё-таки я выдавил:
– Что ты там говорил про немедленную смерть?
– О, этого уже не случится, – оживился он. – Ты вряд ли теперь захочешь посетить место вашего первого поцелуя. И насколько я могу судить, ты пересмотрел ценность ваших отношений.
Я попытался соединить половинки головы, которые, казалось, разъезжаются в стороны. И ради неё я совсем недавно думал о Мишкиной смерти! Этот архангел ни черта не смыслит – только я кругом виноват!
– Э, нет! Так мы не договаривались, – он решительно встал, будто услышал мои мысли. – Собирайся!
– Куда? Ночь на дворе!
– Вообще-то не совсем.
Димитрий распахнул шторы, и я зашипел – до того больно стало глазам от пронзительного света. Обалдеть! Минимум полдень! Это ж как такое возможно?
Потом я второй раз обалдел, когда понял, что архангел мой пропускает солнечные лучи. А ведь он стал для меня почти реальным.
– Я условно реальный, скажем так, – он снова ответил на мои мысли. – Запомни, это не сон и не белая горячка. Это важное событие для тебя и для меня. Одевайся.
– Куда?
– К Мише. Сейчас тебе позвонят.
– С чего ты… – я не договорил. Смартфон закурлыкал и высветил Мишкину аватарку, фотку далёких времен, когда тот просто бухал после каждой проданной картины.
– Миха, я уже на пути к тебе! – на всякий я приврал. Мишка, когда ему было плохо, истерично требовал мгновенного моего приезда.
– Это не Миша. Это Ира, – хлюпнула трубка незнакомым девичьим голосом.
– Какая Ира?
– Мишина сестра двоюродная из Мурманска, ты меня помнишь, Дим?
– Э… ну да. Что случилось, где Мишка?
– Дим, приезжай скорее, ему плохо! Я тут одна, приходил какой—то неприятный парень, напугал меня… а Миша лежит и дышит нехорошо. Скорая как узнала адрес, сказала в полицию звонить, мол, они замучились в этот притон выезжаааааать… – она разрыдалась уже основательно.
– Так, прекращай, я сейчас!
Не глядя больше на Димитрия, я схватил первые попавшиеся шмотки, бумажник и ключ от машины. Вернее, хотел схватить. Потому что архангел мой меня опередил и накрыл ключ ладонью:
– Ты пил. Езжай на такси.
– Какое такси! Там Мишка может умирает, отдай!
– Такси. Успеешь. – его рука была как у бронзовой скульптуры, не сдвинуть.
Я выругался и метнулся к двери, но и тут он меня задержал. Встал между мной и дверью и протянул фотографию:
– Возьми. Я не могу идти с тобой, но должен быть рядом. Ты будешь слышать меня.
Я на автомате сунул фотку в карман и выскочил за дверь. Такси подъехало быстро, и меньше, чем через полчаса я уже ломился в мишкину квартиру. Открыла Ира и я ее еле узнал. Сколько помню, она была всегда плотной такой обаятельной веселушкой, сдобная булочка с чрезмерно синими глазами. Теперь передо мной стояла худющая полупрозрачная девица с отёкшим лицом.
– И ты туда же! – не удержался я в ответ на ее хлипкий «привет».
– Куда? – она застыла на пороге и мне пришлось отодвинуть ее к стене.
– Ну не знаю. Дуешь, ширяешься, как там у вас оно называется.
Всё это я проговорил по пути в комнату и не расслышал возмущенный шелест Ириного голоса. Я очень не любил тут бывать. В крайнем случае, когда Мишка не мог встать с постели, я приезжал и привозил ему еду или лекарства. Раньше, когда он еще был вменяемым, я привозил краски, чтобы он писал и хоть как—то удерживался по нашу сторону реальности, но потом он стал и их продавать. Мебели у Мишки почти не было. Диван, кривой журнальный столик, табуретка и мольберт. Встроенный шкаф оказался в выигрыше – его нельзя было продать или обменять на дозу.
Мишка лежал, запрокинув голову, и смотрел в потолок. Кадык его казался застрявшим в горле куском, от которого можно задохнуться и умереть. Впалая грудь не двигалась, и я в приступе паники заорал:
– Миха!
– Чо орёшь? – его блёклые глаза по—прежнему смотрели на что—то, мне не видимое.
– Фу, испугал, скотина!
Я сел перед ним на корточки, потому что ноги не держали. На секунду я уверился, что передо мной труп. Выглядел Мишка ужасно, но судя по всему, прямо сейчас помирать не собирался.
– Он так второй день лежит… хрипел сильно… я так испугалась… извини, что позвонила.
Подошедшая Ира нерешительно мяла в руках чистое до хруста кухонное полотенце, откуда только она его вытащила.
– Поговори с Ириной наедине.
Я нелепо подпрыгнул, если это вообще реально сделать, сидя на корточках. Потому что это был голос Димитрия. Он звучал из моего нагрудного кармана, то есть, с фотографии.
– Ты чего? – Ирина вытаращила на меня опухшие глаза, из которых будто выплакалась вся синева.
– Ничего. Чаю нальешь?
– Да, конечно, – засуетилась она и вышла.
Я пошел за ней и снова обалдел. В пустой облезлой кухне на полу лежал надувной матрас с чистым бельем, на столе, застеленном только что купленной клеенкой, стояла одноразовая посуда и новенький электрочайник. Даже запах был не такой мерзкий, как обычно.
– О, так ты тут живешь?
– Да, – смутилась она. – Приехала неделю назад. Лечиться.
– Ну, хоть ты спрыгнешь, – одобрительно кивнул я.
– Откуда спрыгну? – переспросила она и тут же ахнула. – Ты что, решил, что я тоже наркоманка?
Я пожал плечами.
– Идиот, – прогудел Димитрий из кармана.
Ирина посмотрела на меня затравленным зверьком и отвернулась:
– У меня сердечная недостаточность и еще всякое. Встала на очередь по квоте. У вас можно быстрее попасть на операцию, чем в нашем городе. Миша сказал еще год назад, чтобы приезжала, если не противно. Мне не противно, я жить хочу.
Я не идиот, я хуже! Показалось, что сейчас у меня отвалятся обгоревшие уши и половина лица, так стало стыдно.
– Ир, прости.
– Да ладно. Я понимаю, вид тот еще, – она растянула губы, считая, что это улыбка. Получилось жалко. Тогда она стала долго и тщательно протирать чайник.
– А что Мишка?
– Он сначала обрадовался, сказал, сколько угодно могу тут жить. Даже никого не пускал из своих дружков. А потом вытащил у меня наличку и телефон. Ночью. И сказал, что понятия не имеет, кто мог это сделать, и вообще меня, наверное, в маршрутке обчистили. Только я не ездила в тот день на маршрутке.
Ира вздохнула и наконец нажала кнопку. Чайник зашумел. И у меня в голове зашумело. А Димитрий добавил своим инфразвуком:
– Похоже, кто—то упал так, что уже не подняться.
Мне очень хотелось спросить его, как поступить, но я боялся напугать Иру.
– А ты не бойся. Сформулируй вопрос мысленно. Я тебя слышу.
По-прежнему шалея от всего, что со мной происходит, я в три приёма собрал вопрос:
– Что… мне… делать?
– Молодец, что спросил. Вариантов не много. Твой близкий друг со всей вероятностью умрёт в ближайшее время. Либо в страшных муках от передозировки грязного сырья, либо выпадет из окна в результате драки. А до этого он за дозу продаст право изнасиловать Ирину двум своим знакомым барыгам. Ночью, когда она будет спать. И сделает это так же спокойно, как вытащил все её деньги.
– Я заберу её к себе! – выкрикнул я и закрыл рот ладонью. Ира шарахнулась от меня и прижалась к стене.
– Ой, прости. Я… хотел сказать, я заберу их тебе… для тебя… у Мишки, – моё блеяние, как ни странно, сработало. Ира снова жалко улыбнулась.
– Да у него уже ничего нет. У меня осталась карточка, а скоро мама еще переведёт, продержусь. – Она отвернулась к столу и начала шуршать заварочными пакетиками и пачкой печенья.
– Ты осторожнее реагируй, друг мой, – мне показалось, что Димитрий улыбается, сидя у меня дома на диване и разглядывая нас, как по телевизору.
– Я ее заберу к себе, – повторил я мысленно.
– Это только часть решения проблемы. Намерения воспользоваться сестрой ты не вынешь из мозгов Михаила. Ну, из того, что осталось на месте мозгов.
– А как тогда? – я спросил, и почувствовал ледяную воду под ногами. Вода поднималась, или я опускался, и холод заливался в меня, как в пустую бутылку. Я почти уверен был, что знаю ответ.
– Да. Знаешь. К прискорбию, Михаил уже не является ценной живой единицей этого мира. Каждый из оставшихся его дней будет добавлять что—то плохое и ему, и другим.
– Ты… предлагаешь мне… его убить? – я с опаской посмотрел на Иру, но она всё еще шуршала обертками.
– Я предлагаю облегчить участь всем.
– Как?
– Тут я не советчик.
– Дим, тебе крепкий чай? – Ира стояла против света, измученного лица и мешков под глазами было не видно, и мне вдруг подумалось, что она очень милая и нежная. А потом воображение, спасибо гаду Димитрию, нарисовало живую картинку. Ночная кухня, придушенный стон боли и отчаяния и возня трёх тел на матрасе.
– Я… я сейчас. Крепкий, – я выскочил в ванную, закрылся и пустил воду на максимум, чтобы визг сломанного крана хоть как-то заглушил мои бессильные хрипы. Из покрытого трещинами зеркала на меня смотрела перекошенная рожа с безумными глазами, и я отвернулся от него. Димитрий в кармане молчал, но в голове у меня по-прежнему звучали стоны Ирины и умалишенное хихиканье лучшего друга, спасти которого не получилось. Я зашел к Мишке и вытащил засаленную подушку без наволочки у него из—под головы.
***
Когда уехала полиция, а Ира наконец перестала рыдать, я предложил ей пожить у меня до похорон. Она согласилась с исступленной радостью, будто ребенок, встретивший взрослого, который точно поможет найти дорогу к потерянному дому. Разумеется, она думала, что у Мишки просто остановилось сердце.
Только на пороге своей квартиры я вспомнил про гостя, завернутого в мою простыню.
– Да, вовремя ты спохватился. Она сейчас меня увидит. Так что есть пять секунд придумать объяснение, – прогудело в моей голове.
А я уже, между прочим, поворачивал ключ в замке!
– Ир, я не предупредил только. У меня друг гостит. Он немножко странный, но хороший.
– Ой… я вам помешала, – она застыла на пороге, будто решила сбежать.
– Нет, что ты! – я невольно схватил ее за руку. Извинился и пропустил в дом.
Димитрий выплыл в коридор и пафосно склонился перед Ирой. Она оторопела, а этот шут оливковый представился чуть ли не прямым потомком Гомера. Он с выражением процитировал что—то из Одиссеи, так что Ира даже не спросила, почему он ходит в простыне.
А потом мы втроём до глубокой ночи чаёвничали и, как ни дико это звучит, очень много смеялись. Порой мы с Ириной спохватывались, что у нас умер близкий человек, но Димитрий находил верные слова, чтобы объяснить и оправдать смех после стресса. Это был лучший вечер с тех пор, как Юлька хлопнула дверью моей квартиры.
Когда Ира ушла спать, Димитрий посерьезнел:
– Итак, давай подводить итоги. Что ты получил от меня?
– Время платить по счетам? – я не удержался и глупо хихикнул, как случайный посетитель дорогого ресторана, увидевший неожиданно большой счёт.
– Речь не об оплате. Просто скажи, что теперь у тебя в голове и в сердце? Я не всё вижу.
Я задумался. Ведь и суток не прошло с момента, как я напился и сложил из простыни себе персонального архангела, а будто полжизни пролетело. Боль от Юлькиного поступка исчезла, затёртая не только и не столько ее подлостью, как последующими событиями.
Я убил друга, который перестал быть человеком. Не, номинально он умер как среднестатистический наркоман, а мы с Ириной приехали к нему, обнаружили тело и в ужасе вызвали полицию, которая нас пробила и без труда поверила. Но сказать, что мне это всё не будет сниться в кошмарах еще лет пятьдесят, я бы не решился. Зато у меня теперь есть Ирина. Откуда такие поспешные выводы? Не знаю. Просто чувствую. И она, похоже, это чувствует. Надеюсь. Короче, жизнь сделала крутой ход конём. Или архангелом. Если есть у нее такая фигура на доске.
Этот архангел смотрел на меня, как человек, довольный выполненной работой и чего-то ждал.
– Спасибо тебе, Димитрий.
– На здоровье, Дмитрий, – он улыбнулся на секунду и снова стал серьезным. – Ты согласишься со мной, что мы делаем очень важное дело, спасая тех, кто достоин спасения?
– Конечно, – меня почему—то озадачил этот вопрос.
– И ты готов помочь?
– Да. Только я не знаю, как.
– О, это на самом деле не сложно. Всю информацию по объекту даст Куратор, но только после выбора.
– Какого выбора? – Интуиция мне кричала в оба уха, что сейчас нужно быть предельно осторожным, но я не понимал, с какой стороны ждать проблем.
– Ничего не бойся. Главное, сделай свою работу качественно. И чем быстрее ты ее выполнишь, тем быстрее вернешься в жизнь. – Димитрий говорил, словно не слышал моего вопроса. А еще он мечтательно улыбался. – Я рад, что у нас всё сложилось так удачно. Понимаешь ли, время работы архангелом течет иначе. Я сутки с тобой, а потрачена неделя моей новой жизни.
– А ну—ка притормози! – я повысил голос. – Пока не получу подробностей, ничего не буду делать.
– Ты не сможешь иначе. Ты хороший человек, другим Куратор не помогает. – Димитрий встал и потянулся, потряхивая тряпичными крыльями, которые он так искусно прятал при Ирине. – И, как хороший человек, ты не откажешь в помощи гибнущему. Приятно было познакомиться.
Тут он достал из глубин простыни нечто, похожее на старый доцифровой фотоаппарат. И не успел я возразить, вспышка так светанула мне в глаза, что голова будто взорвалась и я отключился.
***
Белый плотный туман, или газ, или облако, кто его разберет, был повсюду. Легко, светло и приятно. Но недолго. В голову вдруг стали ломиться голоса, торопливо рассказывающие мне историю всей жизни какого—то мужика, стоящего на грани самоубийства. Я хотел отмахнуться, но не получилось. Тогда я заткнул уши, закрыл глаза и стал напевать первую попавшуюся песню. Голоса затихли, но, когда я радостно выдохнул, картина мира изменилась.
Я будто лежал на полу, а меня, как картину, рассматривали два огромных лица. Давешний дед в кепке, хозяин дурацкого микро—Цербера и замотанный очкарик чрезмерно интеллигентного вида. Я пялился на них и не мог открыть рот, спросить, что за хрень творится. И тут дед сказал тому, второму:
– О, прекрасный выбор, молодой человек! Это не просто ангел—хранитель. Это архангел. Вы знаете разницу между ними?
Одна страничка
МАРИЯ СОЛОВЬЁВА
Машина летела по пустынной утренней трассе, заглатывая ленту асфальта вместе с разметкой. Кристина почти не следила за дорогой. В голове густо роились мысли о совещаниях, сорванных поставках, интрижках на работе, больной кошке и новых сюжетах. Она не сразу заметила крошечный красный грузовик далеко на встречной. Но когда в зеркале заднего вида появился второй, похожий на божью коровку грузовичок, Кристине показалось это нарядным и знакомым. Где-то она это видела. Утро, дорога, красные грузовички. Да! В своем же рассказе.
Она восхитилась, до чего точно описала сцену. Но в следующую секунду тонкие золотистые волоски на руках встали дыбом. Героиня, которая так же отвлеклась на красные машинки, погибла. Засмотрелась на яркие грузовики, упустила из внимания трассу и резко затормозила, увидев ёжика, перебегающего дорогу. А в следующее мгновение эти нарядные фуры сплющили малолитражку. Кристина сбавила скорость. Грузовики приближались. У нее вспотели ладони – впереди было сужение дороги. Она включила аварийки и затормозила. Недовольный гудок сзади, отборный мат водителя, лихой вираж огромной фуры. Красные громадины чудом разминулись и унеслись прочь.