Он услышал, как отец тихо ругнулся. Крис вытер рот о рукав куртки и поднял голову.
– Прости, – произнес он, чувствуя отвращение к себе.
Хэнк Майерс плюнул на снег и взглянул на Джеймса:
– Вроде ты говорил, он регулярно с тобой охотится.
– Так и есть, – сжав губы, кивнул Джеймс.
Крис не смотрел на отца. Он знал, что увидит завуалированную смесь гнева и смущения, обычную реакцию Джеймса на ситуацию, которой тот не ожидал.
– Я освежую его, – сказал Крис, протягивая руки к зайцу и пряча лицо.
Хэнк собирался отдать ему зайца, но увидел, что на Крисе лыжная парка.
– А что, если нам поменяться куртками? – предложил он, пыхтя на холоде и стряхивая с плеч охотничью куртку.
Крис быстро влез в куртку мужчины, потом поднял зайца и засунул его в резиновую сумку, висящую на куртке сзади. Он все еще чувствовал тепло заячьей тушки.
Он молча пошел рядом с отцом, боясь говорить и одновременно боясь, что ничего не скажет, думая о зайце, кружившем, чтобы укрыться у себя дома.
Гас просунула руку под пояс трусов мужа.
– Ни одно существо не шевелилось, – прошептала она. – Даже мышь. – Она перекатилась на него, продолжая держать руку у него между ног. – Кажется, я все же нашла какое-то существо.
Улыбнувшись, Джеймс ответил на ее поцелуй. Он не понимал, почему ему так повезло, но ко времени возвращения его и Криса с охоты Гас успела остыть. И это было очень хорошо, учитывая то, как ужасно прошла охота. Он почувствовал, как пальцы Гас сжимают его яички.
– Сейчас, – пробормотала она, – не лучшее время, чтобы смеяться надо мной.
– Я не смеялся. Я просто думал.
Гас подняла бровь:
– О чем?
– Скоро придет Санта-Клаус, – рассмеялся Джеймс.
Посмеиваясь, Гас села и принялась медленно, эротично расстегивать ночную сорочку.
– А ты не хочешь развернуть вечером один из твоих подарков? – спросила она.
– Смотря какой, – ответил Джеймс. – Он большой?
– Скажем, да, придурок, и это единственный подарок, который ты получишь, – заявила Гас, скидывая сорочку с кровати.
Джеймс привлек ее к себе на грудь, пробегая руками по ее спине и ягодицам.
– Как насчет этого, – пробормотал он. – Как раз мой размер.
– Хорошо, – выдохнула Гас, чувствуя, как он трогает ее рукой между ног. – Потому что я не знала бы, кому его вернуть.
Джеймс ощутил, как ее ноги стискивают его бедра, а тело раскрывается ему. Они перекатились по кровати, и Джеймс оказался над ней. Все это время они не разжимали сомкнутых рук. Он легко вошел в нее и потом сильно прижался ртом к ее ключице, боясь того, что может сказать или выкрикнуть, когда потеряет контроль.
Когда все кончилось, Гас распростерлась под ним, тяжело дыша, вся влажная от пота. Джеймс еще крепче обнял ее и прошептал ей на ухо:
– Должно быть, в этом году я очень хорошо с тобой обращался.
Он почувствовал, как Гас прикоснулась губами к его груди.
– Да, это так, – пробормотала она.
– Ты не поверишь, – сказал Майкл, – но я слышал над головой топот копыт.
Рука Мелани с очками замерла на пути к прикроватному столику.
– Ты, наверное, шутишь.
– Нет, не шучу, – настаивал Майкл. – Пока ты была в душе.
– Топот копыт?
– Как у северного оленя.
– Полагаю, Санта прячется в стенном шкафу, – расхохоталась она.
– Я серьезно. – Майкл нахмурился. – Погоди… Вот послушай. На что это, по-твоему, похоже?
Мелани подняла голову, услышав какие-то звуки, как от скрипа и глухих ударов по твердой поверхности. Бросив взгляд на потолок, она нахмурилась и, повернувшись к стене, у которой находилась передняя спинка кровати, прижалась ухом к этой стене.
– Ты слышишь Гас и Джеймса, – заявила она.
– Гас и…
Кивнув, Мелани хлопнула ладонью по стене, чтобы Майкл понял.
– Северный олень, как бы не так!
Майкл ухмыльнулся.
– Гас и Джеймс? – переспросил он.
Мелани откинула одеяло и забралась в постель.
– Кто еще это может быть?
– Понимаю. Но Джеймс?
Мелани выключила лампу со своей стороны кровати. Скрестив руки на груди, она напрягла слух, пытаясь услышать очередной удар и вскрик за стеной.
– А что не так с Джеймсом?
– О-о, не знаю. Разве тебе не проще представить за этим занятием Гас, чем Джеймса?
Мелани нахмурилась:
– Обычно я не думаю о том, как любой из них этим занимается. – Она подняла брови. – А ты?
Майкл покраснел:
– Ну, пару раз это приходило мне в голову.
– Такие возвышенные стремления.
– Ой, перестань! – рассмеялся Майкл. – Готов поспорить, они тоже думали про нас. – Одним быстрым движением он перекатился к ней. – Мы можем дать им кое-что послушать, – предложил он.
Мелани пришла в ужас:
– Исключено!
Каждый устроился на своей подушке. Сквозь тонкую стену доносилось тихое нежное постанывание. Майкл рассмеялся и повернулся на бок. Еще долго после того, как он заснул, Мелани прислушивалась к сексу соседей, пытаясь представить, что эти стоны исторгаются из ее горла.
Крис мог припомнить такие кануны Рождества, когда было невозможно уснуть, думая о гоночной машинке под елкой, о железной дороге или о новом велосипеде. Это было хорошее состояние – бессонница, подогреваемая возбуждением. Сейчас он не испытывал ничего подобного.
Каждый раз, закрыв глаза, он видел убитого зайца.
Крис вспомнил, о чем говорил иногда отец, когда у него выдавался скверный день в больнице. В такие дни ему надо было выпить чего-нибудь крепкого.
Он подождал, пока родители перестанут изображать Санту – довольно глупое занятие, учитывая, что Кейт уже в него не верила, – и прокрался на кухню на первом этаже коттеджа. Он знал, что в холодильнике есть бутылка «Самбуки». Накануне вечером его отец с отцом Эмили выпили по стаканчику и выкурили по хорошей сигаре. Бутылка была полна на три четверти.
Крис нашел в буфете стакан для сока и наполнил его до краев. Он понюхал алкоголь – запах напоминал солодку – и отхлебнул. Глотку обожгло огнем, потом стало тепло в животе. Заяц, усмехаясь, подумал он. Какой заяц?
Осушив полстакана, Крис перестал чувствовать пальцы на ногах и кончики пальцев рук. Кухня приятно расплывалась перед глазами. Теперь в бутылке оставалось меньше половины, и Крис наклонил ее на один бок, наблюдая, как течет и вибрирует спиртное. Может, они подумают, что все выпил Санта. К черту печенье с молоком! Вдруг ему показалось это смешным, и он засмеялся, но потом заметил стоящую в дверях кухни Эмили.
На ней была фланелевая ночная рубашка с принтом крошечных пингвинов, – по крайней мере, он считал, что это пингвины.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Крис улыбнулся:
– На что это похоже?
Эмили не ответила, просто подошла ближе, принюхиваясь к бутылке «Самбуки».
– Фу! – Она сморщила нос и отвернулась. – Это гадость.
– Это божественно! – поправил ее Крис.
Интересно, пробовала ли Эмили крепкие напитки. Насколько он знал, нет. Его забавляла мысль о себе как о посланце зла, и, подавшись вперед, он протянул ей стакан:
– Попробуй. Это похоже на лакричные конфеты, которые ты покупаешь в кино.
– «Гуд энд пленти»?
– В точности, – кивнул Крис.
Эмили помедлила, но все же взяла стакан:
– Ну, не знаю.
– Трусишка!
Крис знал, что это подействует. Глаза Эмили сверкнули в лунном свете, и она крепче зажала стакан. Поднеся к губам, она опрокинула его, и Крис не успел даже предупредить ее, что надо пробовать понемногу.
Эмили сильно закашлялась и выплюнула на кухонный стол ликер. Глаза у нее расширились, и она схватилась руками за горло.
– Господи! – охнул Крис и стал хлопать ее по спине.
Наконец Эмили удалось отдышаться.
– Бог мой! – прохрипела она. – Эта бурда…
– Не для тебя.
Крис и Эмили вскинули голову, увидев стоящих в дверях кухни родителей в полном составе и в разной степени неодетых. Джеймс прищурил глаза и сделал шаг вперед:
– Не хотите рассказать, чем это вы занимаетесь?
Крис так никогда и не узнал, почему Эмили выдала его. Раньше, когда их ловили на разных проделках, они всегда держались друг друга. Основой их дружбы была солидарность. Но на этот раз Эмили дрогнула под взглядом его отца.
– Это был Крис. – Она указала на него дрожащим пальцем. – Он заставил меня попробовать.
Ошарашенный Крис откинулся на стуле.
– Я заставил тебя?! – воскликнул он. – Я тебя заставил? Я поднес стакан к твоим губам и влил в тебя спиртное?
Рот Эмили беззвучно открылся и закрылся, как у рыбы.
– Ближе к делу, – сказал его отец, – почему ты сидишь здесь и пьешь, обормот?
Крис принялся объяснять. Но, заглянув в глаза отца, он вновь увидел зайца с развороченным животом, и нужные слова не смогли пробиться через жалость, застрявшую у него в глотке. Он покачал головой, и одно это движение вернуло его в лес, когда он стоял с дымящимся дробовиком в руке, уставившись на кровь на снегу.
Прикрыв рот рукой, он метнулся в ванную, успев заметить, как Эмили опустила глаза и отвернулась.
Это Рождество не было веселым.
Крис провел утро в одиночестве, сидя на кровати в своей комнате и прислушиваясь к доносящимся снизу неестественно веселым голосам людей, которые открывали свои подарки. Единственным человеком, получающим удовольствие от этого, была Кейт, проспавшая все события прошлой ночи.
Он думал о том, что они собираются делать с его подарками. Вернуть в магазин? Отдать на благотворительность? Вряд ли он их увидит, и это было очень досадно, поскольку он догадывался, что получил бы пару новых лыж, на которые смог бы встать в этот же день. Крис бросился на кровать лицом вниз, пытаясь убедить себя, что его старые лыжи вполне сойдут.
Сразу после трех в комнату вошла его мать. На ней был лыжный комбинезон, а на шее висели защитные очки. Увидев ее, Крис испытал приступ зависти. И хотя он успел устать от лыж, но отдал бы все, чтобы остаться на склоне вместо охоты на этого глупого зайца.
Гас положила руку ему на плечо:
– Привет! Веселого Рождества!
– Да уж, веселого, – увернувшись от нее, ответил Крис.
– Мы с отцом решили: если хочешь, можешь покататься до вечера.
«До вечера» означало всего-навсего час с небольшим. Крис заметил, что мать даже не упомянула подарки.
– Здесь Эмили, – тихо сказала мать. – Она не хочет кататься без тебя.
Да мне по фигу! – подумал Крис, но просто фыркнул.
Он смотрел, как мать выходит из комнаты, но потом заметил съежившуюся у входа Эмили.
– Привет, – сказала она. – Как поживаешь?
– Отлично, – проворчал Крис.
– Ты… гм… хочешь пойти со мной?
Он не хотел. Если бы их корабль тонул, он не сел бы с ней в спасательную шлюпку. Не имело значения, что вчера она была напугана и, возможно, ее затошнило от одного глотка. Не имело значения, что у Криса не было случая рассказать ей, почему он напился. Эмили стала предательницей, и он не мог этого так быстро простить.
– Я спустилась одна с Черного Ужа, – сообщила она.
После этих слов Крис поднял глаза. Черный Уж был одним из самых сложных склонов на Шугарлофе – с массой поворотов, изгибов и перепадов, возникающих неизвестно откуда. Он несколько раз спускался с него, но всегда медленно, поскольку ему приходилось ждать, пока Эмили пересилит свой страх и проедет небольшую часть, а потом снова придет в ужас. Если Эмили спускалась одна, у нее это, вероятно, заняло два часа.
Вдруг Криса как будто что-то осенило. Он может отомстить Эмили за вчерашнее, причем так легко. Она чувствует свою вину – это было ясно – и на уши встанет, чего бы он ни попросил. Он поедет с ней по более сложному, чем Черный Уж, склону, на котором она будет трястись от страха, а он один спустится вниз.
Крис улыбнулся, настроение его улучшилось.
– Тогда чего же мы ждем? – вставая, спросил он.
Эмили дрожала как осиновый лист на точке высадки самого высокого подъемника на Шугарлофе, держа перед собой лыжные палки как барьер между крутым склоном и собой.
– Эм, ну давай! – нетерпеливо прокричал Крис сквозь ветер.
Она прикусила губу и оттолкнулась, тормозя «плугом» для снижения скорости. Но дуга была слишком крутой, и Эмили с трудом удерживала равновесие, скользя вслед за Крисом.
– Это труба, – выдохнула она.
Крис злобно улыбнулся:
– Это самый легкий участок.
В этом месте она всерьез собиралась снять лыжи и спуститься пешком, но ей хотелось вернуть расположение Криса. В конце концов, это она виновата в том, что Крис провел утро в комнате. Если бы Крис проявил снисходительность и позволил ей спускаться с ним, она поехала бы вверх тормашками, пожелай он этого.
Она смотрела, как Крис быстро спускается по склону, с кошачьей грацией вихляя бедрами из стороны в сторону, как ветер треплет помпон его шапки. Как у прирожденного спортсмена, у него это выглядело легко. Глубоко вдохнув, Эмили оттолкнулась палками. В крайнем случае, подумала она, он смягчит мое падение.
Она вписалась в первый поворот на слишком большой скорости, так что проскочила мимо Криса, оказавшись на несколько футов ниже его, и мчалась на опасной скорости к краю лыжной трассы.
– Срежь угол! – услышала она крик Криса и едва не рассмеялась.
Он действительно думает, что она контролирует ситуацию?
Сначала одна лыжа, потом другая ударились в гребень на краю трассы. Эмили почувствовала, как щеки ей оцарапали тонкие ветви, как на нее посыпался снег с верхних сучьев сосен. Она пыталась держать колени вместе, ноги прямо, холодный пот заливал ей подмышки и спину. Она ощутила дрожание воздуха, когда Крис позвал ее по имени, а потом ее лыжа уткнулась в канаву с хворостом. Падая, Эмили почувствовала облегчение.
Ей повезло, что она не сломала себе шею.
Все могло быть гораздо хуже.
Должно быть, адски больно.
Они не думали, что Крис их слышит, но он сумел уловить каждое слово. Парамедикам, приехавшим за Эмили на «скорой помощи», ничего не оставалось, как взять с собой Криса в больницу, поскольку он, как пиявка, прилип к носилкам, а ее родители еще не ответили на пейджер. Он был рядом с Эмили в машине «скорой» и даже в приемном отделении, и в конечном итоге люди перестали пытаться прогнать его.
Когда она вот так улетела с трассы… Господи, он даже не мог думать об этом без дрожи! Он не хотел оставлять ее, но ему надо было позвать на помощь. Он попросил людей на склоне вызвать лыжный патруль и, сняв лыжи, побежал к тому месту, где лежала Эмили. Шапка свалилась у нее с головы, и волосы рассыпались по снегу. Он знал, что Эмили нельзя двигать, но взял ее за руку, чувствуя, как у самого сводит живот.
В этом виноват он. Если бы он не затащил Эмили на этот склон, желая напугать ее, она никогда не слетела бы с трассы.
Пока «скорая» ехала в больницу, Эмили пришла в себя.
– Мне больно, – с трудом сглотнув, сказала она. – Как это случилось?
Крис не хотел говорить, что у нее сломана нога, что лодыжка вывернута под немыслимым углом, как у дурацкого персонажа из мультика. Он не стал говорить ей, что она долго катилась по склону, прежде чем остановиться, что ее лицо обезображено царапинами и синяками.
– Ты упала, – просто ответил он. – Ты скоро поправишься.
Глаза Эмили наполнились слезами.
– Мне страшно, – прошептала она, и у него сдавило горло. – Где моя мама?
– Сейчас приедет, – ответил он, – но здесь я.
Он наклонился ближе к ней, неловко обнимая ее. Прикрыв глаза, он в тот момент решил, что всю оставшуюся жизнь будет для Эмили ангелом-хранителем.
Сломанная нога Эмили перевесила проступок Криса с «Самбукой». Мелани и Гас настаивали на возвращении в Бейнбридж, и Майкл тоже к этому склонялся, но в конечном итоге Эмили уговорила их не прерывать каникулы. Из чувства солидарности все оставались в коттедже, отказавшись от лыж в пользу настольных игр вроде «Эрудита» и «Монополии». На второй день Эмили надоело, что с ней обращаются как с инвалидом, и она стала гнать всех на склоны. Немного поразмыслив, даже Мелани согласилась выходить на час-другой. Однако Крис отказался оставить Эмили.
– Мне не хочется, – говорил он, и никто его не заставлял.
Они сидели с Эм на диване перед камином, и она положила ногу на кофейный столик. Глядя на огонь, они разговаривали. Крис рассказал ей про зайца, Эмили покаялась в том, что выдала его. Они смеялись над тем, как он достал из холодильника «Самбуку», пока родителей не было на кухне. Он вспомнил то время, когда они были маленькими, как им в головы могли приходить одни и те же мысли.