– Двадцать третьего февраля? – подсказал Глеб, девочка кивнула. – А вы всегда жили в Питере?
– Нет, переехали недавно, я ещё в садик ходила, мама говорила, что от какой-то двоюродной бабушки осталась квартира в наследство, – девочка во все глаза смотрела на допрашивавшего её мужчину.
– В каком городе вы жили, помнишь?
Настя задумалась, очень старательно вспоминая.
– Вы жила далеко отсюда, надо было ехать на поезде, или лететь на самолёте? – задавал наводящие вопросы Глеб.
Девочка рассмеялась, и ответила:
– Мы приехали на автобусе. Город у нас был маленький и как-то он назывался, помню только слово село.
– Красное село? – догадалась Айрис.
– Да, – радостно подтвердила Настя, – точно. Красное село.
– А сколько лет твоей маме, было – знаешь? – задал последний вопрос Глеб.
Настя нахмурилась и, пожав плечами, ответила:
– То ли тридцать три, то ли тридцать четыре. Я не помню, точно.
– Хорошо, можешь идти – заниматься своими делами, – отпустил девочку Глеб.
Та радостно ускакала читать, хотя, наверное, девочка бы предпочла посидеть с взрослыми, но дяденька так серьёзно задавал вопросы, что захотелось спрятаться.
– Что будешь делать? – полюбопытствовала Айрис.
– Пока поищу по базе по данным матери. Если она с милицией-полицией не пересекалась за свою жизнь, то это трудно, а если побухивала, как ты говоришь, так может чего по своим каналам и нарою.
– Спасибо тебе Глеб, – Айрис немного виновато глянула насвоего одноклассника.
– Я рассчитываю на свидание, – лукаво подмигнув, напомнил Глеб.
Девушка промолчала, и схватилась за кружку, с уже почти остывшим чаем.
– Что это? – глухим осипшим голосом, совершенно неожиданно спросил одноклассник, который тоже успел уже взяться за кружку.
Айрис подняла глаза и обернулась, в том направлении, куда уставился Глеб.
– До-мо-вой…, – медленно и протяжно ответила девушка, понимая на кого, так ошарашено смотрит одноклассник, поистине у него сегодня оказался просто умопомрачительный вечер.
Откинувшись на спинку дивана, Глеб закрыл глаза. Потом открыл, картина не изменилась. Проша стоял в той же позе, почти не шевелясь.
– Да он же не живой, – подскочив с дивана, парень подошёл к домовому. Зря он это сделал, ох, зря. Прохор, изображавший статую, испугался и шмыгнул за шкаф, стоящий справа от окна.
Глеб остановился как вкопанный, потом медленно опустился на стоящую рядом табуретку.
– Айрис, ты меня с ума решила свести? Я тебе чем-то в школе насолил, что ты теперь отыгрываешься?
– Нет, если честно, я не предполагала, что ты его увидишь, – девушка немного виновато посмотрела на парня. – Все кто у меня в гостях бывал, за это время, Прошу не видели. Только я и Настя.
– И что это означает? – устало спросил Глеб.
Девушка пожала плечами, а домовой выглянул из-за шкафа и сказал:
– Это означает, что ты не человек.
– О, боже. Он ещё и разговаривает, – Глеб закатил глаза, громко вздохнув.
– А чего мне молчать, что ли? – Прохор сделал вид, что обиделся.
Молодой опер, не верящий ни в бога, ни в беса сделала три глубоких вдоха, а потом спросил:
– Что значит – я не человек?
– Способности у тебя есть, магические, раз ты меня видишь, – пояснил домовой, уже покинув своё укрытие и подойдя ближе к собеседнику.
Глеб расхохотался, правда, как-то совсем не весело.
– Айрис, – обратился он к девушке, решив не обращать внимания на домовую нечисть. – Я к тебе шёл с такой радостью, а теперь вот и не знаю, что думать. Давай договоримся так. Я помогу тебе поискать родню Насти, по своим полицейским каналам. Ни в какую белиберду с магией я не верю, и как ты провернула трюк с домовым я не представляю, и думать об этом не буду. Всё, на этом мы с тобой попрощаемся, и я позвоню, как только что-то узнаю.
Глеб натурально сбегал, от когда-то так нравившейся ему девочки из класса.
ГЛАВА 4. Послание от бабушки
– Вот и сбежал мой одноклассник, боюсь, что и делом заниматься не будет, для отмазки пообещал, – сокрушённо поделилась своими мыслями Айрис, после того, как захлопнулась дверь за Глебом Бояринцевым, симпатичным молодым человеком, испугавшимся домового.
– Будет, ещё как будет, – с усмешкой произнёс Прохор, наливая своей хозяйке чай. – Как только со своим домовым познакомится, так и никуда уже не денется.
– С каким это – своим домовым? – девушка нахмурилась.
– Есть у него домовой, только он его не видел до сегодняшнего дня. Теперь увидит.
– Прош, а отчего это зависит, видят вас люди или нет? – Айрис присела за стол, взяла кусок пирога, почти не тронутого и принялась, его есть, пристально глядя на домового.
– Да от способностей этих самых и зависит. До определённого момента они в человеке спят, в ком-то никогда не просыпаются. А вот у некоторых, как у тебя, например, пробудились. Теперь к этому привыкать надобно, и учиться жить дальше.
Девушка задумалась, жить под опекой домового ей очень нравилось, по хозяйству помогал, уборку делал, готовил, в конце концов. Чем плохо? Хотя, молодому человеку, полицейскому, оперативнику – наверное, стрёмно. Но в итоге, он, же и в выгоде окажется. Пришёл домой, а тут тебе приготовлено и прибрано. Жены не надо.
«Интересно, – подумала Айрис, – а как быть домовому, когда жена у видящего хозяина обычная женщина, надо спросить у Прохора». Огляделась, а домового-то и не видно.
– Прош, – позвала девушка, – а ты где?
– Тут я, тут, хозяюшка, – послышалось откуда-то из угла кухни, где стоял шкафчик, в данный момент, немного сдвинутый со своего обычного места.
Пыхтя и покряхтывая, Прохор вылез из-за шкафа, что-то прижимая к груди. Доковыляв до стола, водрузил на него шкатулку. Айрис потрогала её, вещь явно была старая, дерево местами потрескалось, рисунок различался с трудом.
– Это бабушка твоя просила передать, – сообщил домовой, присаживаясь на стул.
Посмотрев на домового исподлобья, Айрис притянула шкатулку поближе, погладила, потом открыла. Внутри лежали очки и компас, а на самом дне угадывалось письмо. Повертев очки в руках, девушка водрузила их на нос и огляделась.
– Зачем это? – недоумённо пожимая плечами, спросила Айрис, изменений в зрении она не заметила.
– Там письмо должно быть, – Проша всем своим видом показывал, что надо начать именно с этого.
– А почему ты мне шкатулку сразу не отдал, как только я тебя видеть начала? – хмурясь, поинтересовалась девушка.
– Бабушка твоя, строго-настрого наказала, отдать только тогда, когда ты попривыкнешь к реальности, – немного виновато ответил домовой.
Отложив компас и очки в сторону, Айрис достала конверт, такой совсем простой конверт, ещё советских времён с маркой за пять копеек. Внутри оказался лист бумаги свёрнутый вчетверо. Бумага казалась старой, тонкой, похожей на пергамент. Развернув послание, девушка принялась читать:
«Дорогая моя внучка! Если ты читаешь это письмо, значит, твои способности проснулись тогда, когда меня уже нет в живых. Надеюсь, что у тебя всё хорошо, и ты не сильно испугалась происходящему.
Наверное, я тебя огорчу, сообщив, что способности навряд ли принесут тебе богатство и облегчение. Это скорее служение и ноша, чем развлечение и радость. Какими будут твои возможности, я не знаю, но могу описать свои.
Я лечила людей, знала, кому какую травку надо попить, какой сбор сделать. Умела по ауре подбирать индивидуальное сочетание трав.
В шкатулке для тебя лежат две вещи: компас и очки. Это обучающие предметы, и нужны тебе будут, максимально, первые полгода. Компас помогает найти нужное направление, а очки видеть искомое. Потребность в предметах через некоторое время пропадёт, так как всё это ты сможешь делать без них. Убери их до лучших времён, думаю, они могут понадобиться в будущем твоей внучке. Да, дар передаётся через поколение.
Это письмо сохрани, оно не простое, тут могут появиться ответы в трудную минуту. В нужное время, ты сможешь очистить листок, и написать новое послание – если это потребуется. Если надобности не возникнет, то советую объяснить своей внучке свойства этого листка, что бы она могла им воспользоваться, при необходимости.
Ну, вот и всё. Будут вопросы, доставай письмо и фокусируй внимание на проблеме, может, узнаешь ответ.
С любовью, к тебе, моя внученька. Твоя бабушка».
Перечитав письмо ещё пару раз, Айрис грустно вздохнула и убрала его обратно в конверт. Воспоминания нахлынули неожиданно, и как-то совсем не весело. Милая бабушка, как иногда не хватало рядом этого любящего и родного человека. И если у сверстниц оставались родители, которые могли быть и поддержкой и плечом, в нужную минуту, то у Айрис этого не осталось. Одна она была в этом большом мире – мире людей.
– Прош, – позвала она домового. – А ты помнишь, как у бабушки дар проснулся?
Присев на табурет, Прохор кивнул и начал рассказ:
– Начну я, наверное, издалека. С твоей прапрабабушки. Она меня приютила, когда мой дом сгорел, к себе позвала. Так я в вашей семье и очутился. Твоя прапра была очень хорошим врачом, именно благодаря дару она лечила в те времена настолько безнадёжных больных, что все диву давались. Считали, что у неё талант. Ей муж тоже был очень хорошим хирургом. Они мечтали, что их дети будут врачами, дочь и сын поддержали родителей, выучились, стали работать в больницах. Революцию пережили почти безболезненно, держа нейтралитет и работая, как и прежде. Болели люди независимо от своих политических взглядов. Разное у них в жизни было, но вот твоя бабушка в институт не поступила, шла война, и она работала после школы санитаркой в госпитале. Её дар тогда и открылся, многим она помогла. После войны выучилась на медсестру, так и, проработав всю жизнь в отделении гинекологии, это ты и так знаешь, – Прохор деланно вздохнул и, увидев, что Айрис кивнула, продолжил:
– Многим бабушка твоя помогала, но тебе судьбы медика не хотела, поэтому и водила тебя на разные творческие кружки, чтобы ты себя искала. Она говорила, что профессия врача сейчас, хоть и востребованная, но не особо уважаемая. Надеялась, что твой дар по-другому проявится.
– Ой, а где у нас ребёнок, – спохватилась Айрис, сообразив, что давно не видно Насти.
– Спит ребёнок, – буркнул домовой.
– Уже? – девушка глянула на часы и вздохнула. Стрелочки показывали половину двенадцатого. За всеми событиями дня она совершенно забыла о времени.
– На удивление дисциплинированный ребёнок, – заметил Прохор. – Что-то подсказывает мне – детство у неё совсем не детское.
Айрис задумалась, уже зная, что мама девочки выпивала, а о других подробностях жизни Насти она старалась не спрашивать, чтобы не бередить душевные раны ребёнка. Сейчас хватало других проблем, поэтому, зачем ворошить прошлое и лишний раз напоминать о боли. В особенности, если это семилетний ребёнок.
Из раздумий девушку вывел резкий звонок телефона, в такое позднее время показавшийся чрезмерно громким.
– Да, – тихо ответила Айрис.
– Айрис, – разразилась трубка истошным криком одноклассника, покинувшего недавно эту гостеприимную обитель.
– Ты чего орёшь? – настороженно спросила девушка, машинально отодвигая трубку подальше от уха, как будто она могла причинить ей вред.
– Что ты со мной сделала? – громко вопрошал Глеб.
– В смысле?
– У меня домовой дома, ты чего сделала?
Айрис прыснула, потом громко и отчётливо ответила:
– Бояринцев, ты совсем спятил, я тут, что на раздаче домовых работаю?
В трубке раздалось пыхтение, потом, немного притихший голос сказал:
– Ну, у тебя дома домовой, я решил, что ты меня чем-то заразила и теперь эти чудеса за мной по пятам ходить будут.
– Да, – протянула Айрис, – логика прям вот, ну… суперского опера.
Девушка натурально представила, как её одноклассничек, придя домой обнаружил там такую себе забавную нечисть, которую раньше не замечал.
– А что мне прикажешь думать, раньше у меня его не было, – почти фальцетом, чуть не плача ответил Глеб. – Откуда он тут?
– Вот у него и спроси, – спокойным учительским тоном ответила Айрис. – Он у тебя давно живёт, я предполагаю, но теперь ты его увидел.
– И что мне с ним делать? – уже почти спокойным голосом спросил, взявший себя в руки, Глеб.
– Глебушка, ты не переживай, – почти ласково произнесла девушка. – Домовые – существа очень полезные, они дом в порядке держат, чистоту соблюдают. Мой вот готовит хорошо, главное продукты не забывать покупать.
– Да? – в трубке раздался настороженный голос одноклассника, мягкость в голосе Айрис ему показалась подозрительной.
– Да, Глеб, именно так, – уже обычным уставшим голосом ответила она. – Поговори с домовым, если не будешь устраивать допрос с пристрастием, он сам охотно тебе всё расскажет.
– Слушай, ну вот почему ты от всей этой чертовщины не шарахаешься, такая спокойная, аж стукнуть тебя хочется, – снова раздражаясь, возопил Глеб.
– У меня характер нордический: скандинавско-прибалтийский – поэтому я всё воспринимаю более-менее спокойно, – ответила Айрис и попрощалась с одноклассником, напомнив ему, что вообще-то на улице ночь, и она очень хочет спать.
– Прош, скажи мне, пожалуйста, у Глеба тоже дар открылся? – попивая перед сном чай, поинтересовалась Айрис.
– Наверняка, – ответил Прохор. – Домовой есть, значит, кто-то из его предков с даром был.
– А почему дар передаётся от бабушки, или дедушки к внукам?
– Я только предполагаю, поэтому мои догадки могут быть не достоверными, – начал тянуть домовой.
– Да говори уж, хоть догадки, – настойчиво потребовала хозяйка.
– Я думаю, что когда бабушка стареет, то её дар переселяется в более молодого в семье, а это зачастую внуки. Взрослые, состоявшиеся дети могут не ужиться с даром, не захотеть им пользоваться – отказаться. А внуки обычно принимают его как должное, – ответил домовой.
– Ага, как должное, – скептически заметила Айрис, – я вот даже не знала, что могу отказаться. И что-то мне подсказывает, что уже поздно.
Прохор добродушно покачал головой, убирая со стола пустую чашку хозяйки.
Уже лёжа в кровати Айрис прокручивала в голове минувший день. Все события периодически сбивались в кашу и мешали думать, но и уснуть при этом не удавалось. Она ворочалась с боку на бок, и старательно пыталась забыться. Но события чередой заползали в голову, создавая мешанину и сумбур. В итоге она уселась на кровати и решила помедитировать.
Эффект от медитации получился неожиданный. Девушка, почувствовала, как внутри неё распускается цветок из солнечного света и тепла. В голове проясняется, и мысли разлетаются по сторонам, оставаясь в прошлом. Остаётся только понимание правильности происходящего и ощущение, что ей повезло встретить Настю. Чем ей так полезна девочка было не понятно, но то, что всё правильно – внутри крепло и дарило уверенность в завтрашнем дне.
Конечной нотой перед сном была фаза всеобщего погружения в солнечный свет, который затопил её полностью и превратил в птицу, парящую в облаках.
Приземлившись на подушку, Айрис мгновенно уснула, здоровым сном, без сновидений.
Утром, проснувшись отдохнувшей и бодрой, девушка обнаружила, что кровать, где спала Настя, пуста и аккуратно застелена. Выпутавшись из одеяла, в которое неясным чудом умудрилась замотаться, прошлёпала на кухню и увидела идиллическую картину.
Проша пёк блинчики, Настя сидела за столом и радостно уминала приготовленное домовым, в прикуску с вареньем.
– Питайся ребёнок, тебе расти надо, – приговаривал Проша у плиты. – Хозяйка вот проснулась, её тоже кормить надо.
Айрис улыбнулась и примостилась за столом напротив девочки.
– Доброе утро, – произнесла Настя с набитым ртом, стараясь проглотить половину блина.
– Доброе, – ответила ей Айрис. – Не торопись, жуй хорошо.
– Хозяйка, вы бы погулять сегодня сходили, – вкрадчиво начал Прохор.
– Ты нас из дома гонишь? – девушка удивлённо приподняла одну бровь.
– Ну, – домовой замялся. – Суббота сегодня, я бы уборку затеял большую.
– А мы тебе под ногами мешаться будем? – радостно заметила Настя.