Комментируя это место, святитель Иоанн Златоуст подчеркивает божественную высоту врученного апостолам пастырского служения: «Кто размыслит, как важно то, что человек, еще облеченный плотью и кровью, может присутствовать близ блаженного и бессмертного Естества, тот ясно увидит, какой чести удостоила священников благодать Духа. Люди, живущие на земле и еще обращающиеся на ней, поставлены распоряжаться небесным и получили власть, которую Бог не дал ни ангелам, ни архангелам… Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5:22), а я вижу, что Сын весь этот суд вручил священникам. Они возведены на такую степень власти, как бы уже переселились на небеса, превзошли человеческую природу и освободились от наших страстей»[36]. Очевидно, что именно такое восприятие пастырства лежало и в основании пастырского богословия апостолов, ибо главный вопрос, на который они стремились ответить, заключался в том, как возможно и кому возможно понести это Божественное служение, которое в полной мере мог поднять только Богочеловек Иисус Христос.
Вопросы к параграфу:
1. Чему Христос учил апостолов как будущих пастырей?
2. Как характеризовал пастырство святитель Иоанн Златоуст?
3. Что было центральной темой пастырского богословия апостолов?
6. Пастырское богословие и пастырский опыт апостола Павла
Получив для устроения Церкви от Христа дар пастырства, дар священства, апостолы не могли не задумываться о том, кому они смогут в дальнейшем передавать этот дар, иными словами, должны были ответить на выше уже поставленный вопрос: кто и как может понести Божественный дар пастырства? Ответ на него мы находим прежде всего в посланиях апостола Павла, причем не только в тех, которые принято называть пастырскими и в которых сосредоточены пастырские наставления апостола его ученикам, – и в других посланиях мы находим не менее драгоценное для нас описание собственного пастырского опыта апостола.
Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что в эпоху, когда все или почти все в Церкви совершалось по прямому указанию Духа – в том числе и избрание на пастырское служение, апостол закладывает основу канонических требований к кандидату в священство. Эти требования, как и подобает канонам вообще, охватывают преимущественно внешнюю сторону дела. Будущий епископ (пресвитер) должен не иметь грубых пороков, не иметь пристрастия к деньгам, вину и ссорам, быть мужем одной жены, любить странников, быть честным, благочестивым, учительным, хорошо управлять своим домом, иметь доброе свидетельство от внешних и прочее (1 Тим. 3:1-7). Все сказанное можно свести к одному – жизнь ставленника прежде всего не должна быть соблазнительна ни для своих, ни для чужих, чтобы не понесла в чем урона Церковь Бога Живого, которая есть столп и утверждение истины (1 Тим. 3:15)[37]. Однако, как только ставленник получает дар с возложением рук священства (1 Тим. 4:14)), требования существенно меняются, они становятся неизмеримо выше: Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим. 4:12).
Святитель Феофан толкует эти слова так: «словом… чтобы и содержание и образ речи были назидательными… житием… во взаимообращении: всякого встречать с уважением к нему и готовностью сделать ему добро, словом и делом, не допуская никакой вольности в обращении… любовью… Пастырь, приемля паству в свои руки, должен всех принять, как кровных чад и как родных… духом… быть отрешену от всего тварного и чувственного и все творить во славу Божию и не превозноситься даром благодати, но паче смиряться, боясь оказаться не настолько деятельным, сколько следовало бы, судя по данному дару… верой… Есть две веры: вера правая, приемлющая без сомнения помышлений все, открытое нам Богом, и вера, в Боге уверенная, что не оставит предавшего себя Ему… чистотой… целомудрием, непредпочтением никого»[38].
Будучи Божественным и в этом смысле незаслуженным, дар нуждается в возгревании (2 Тим. 1:6), так как это единственный способ вместить и не растратить его. Для этого необходимо, во-первых, вникать в себя и в учение (1 Тим. 4:16). В этих словах трудно не усмотреть прежде всего очевидное указание на накопление пастырского опыта как на внутреннее осознание жизни во Христе. Лучший комментарий к этому месту можно найти у святого Иоанна Кронштадтского. В своей сарапульской беседе с пастырями, значение которой для пастырского богословия, быть может, не менее велико, чем значение беседы преподобного Серафима с Мотовиловым для духовной жизни вообще, он говорил так: «О своем душевном состоянии могу сказать вам, что исполняю древнее великое правило: познай самого себя. Это содержание всей моей жизни, и доселе я не перестаю “познавать самого себя”. Чрез это я познаю свою беспомощность во всех отношениях, а это меня заставляет смиряться… и постоянно просить у Бога благодатной помощи, для очищения от грехов. И это знание своих человеческих немощей заставляет меня и помогать другим, и молиться за них, сочувствовать, прощать и т. п. Особенно для меня ценно изучение моей человеческой природы потому, что чрез это я познаю главные свойства Божии; я на себе познаю, насколько Господь наш милосерд, долготерпелив, всемогущ, в помощи нам “скоропослушлив”»[39].
Однако одного только богопознания через самопознание еще недостаточно. Второе необходимое средство для возгревания дара священства, согласно апостолу, есть страдание: страдай с благовестием Христовым силою Бога (2 Тим. 1:8). Эти слова, очевидно, также нуждаются в пояснении. Благовестие совершается силою Бога и не может быть вменено в заслугу пастырю (Горе мне, если не благовествую… (1 Кор. 9:16)); единственное, что он может привнести от себя – это готовность принять страдание, так как и сама сила перенести его – от Господа. Тот же апостол Павел пишет Колоссянам: восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за тело Его, которое есть Церковь (Кол. 1:24). По-своему эти мысли преломились и в учении о сострадательной пастырской любви митрополита Антония Храповицкого[40]. Наконец, святой Алексий Мечёв говорил, что пастырь должен «разгружать» скорби своих чад и брать их на себя и именно в этом видел свою главную задачу[41].
Это общее рассуждение подтверждается пастырским опытом самого апостола Павла. Уже святитель Григорий Богослов считал этот опыт уникальным и образцовым и сжато изложил его в своем «Слове о священстве»: «Он [апостол Павел] излагает законы рабам и господам, начальникам и подчиненным, мужам и женам, родителям и детям, супружеству и безбрачию, воздержанию и роскоши, мудрости и невежеству, обрезанию и необрезанию, Христу и миру, плоти и духу. За одних благодарит, других укоряет, одних именует своею радостью и венцем, других обличает в безумии. Кто ходит право, тем сопутствует и соусердствует; а кто ходит лукаво, тех останавливает. Он то отлучает, то утверждает любовь, то плачет, то веселится; то напоевает млеком, то касается тайн; то снисходит, то ведет с собою на высоту; то угрожает палицею, то объемлет духом кротости; то возносится с высокими, то смиряется со смиренными. Иногда он – меньший из апостолов, а иногда обещает представить доказательства, что в нем глаголет Христос. Иногда желает отъити и жрен бывает; иногда признает более нужным для верующих – пребывать ему во плоти. Ибо ищет не собственной пользы, но пользы чад, которых родил во Христе благовестованием; – такова цель всякого духовного начальства, – во всем презирать свое для пользы других! Павел хвалится немощами и скорбями; как бы некоторым убранством, украшается мертвостию Иисусовою; он не невежда в познании, хотя говорит о себе, что видит сквозь тусклое стекло и гадательно. Бодр духом, и изнуряет тело, истощая его, как противника; а вместе не научает ли и не вразумляет ли тем и нас, не превозноситься земным, не надмеваться ведением, не восставлять плоти против духа? Он за всех ратоборствует, за всех молится, о всех ревнует, за всех воспламеняется, – и за тех, которые вне закона, и за тех, которые под законом; он проповедник язычников, предстатель иудеев… Он подражает Христу, бывшему за нас клятвою, воспринявшему на Себя наши немощи, понесшему наши болезни, или скажу скромнее, он первый после Христа не отрекается страдать за иудеев, и притом как нечестивый, только бы они спаслись. Но к чему перечисляю подробности? Живя не для себя, но для Христа и для проповеди, распяв себе мир и распявшись миру и всему видимому, Павел все почитает маловажным и низким для своего желания»[42].
Действительно, известные нам от самого апостола подробности его странствий складываются в подлинную жизнь во Христе. Для него принципиально важна связь со Спасителем, которую он подчеркивает, настаивая на том, что свое учение принял непосредственно от Него. Но еще важнее его самоопустошение – трудно найти другое слово – ради Христа. Когда он говорит, что все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа (Флп. 3:8), то надо помнить, что за этими словами стоит признание ничтожности и достижений прошлой жизни, и римского гражданства, и положения в обществе, и уважения соплеменников и родных и еще многого другого, что наполняет жизнь каждого человека в ее повседневности. Апостол опустошает себя, чтобы в нем жил отныне Христос (Гал. 2:20), и по мере того, как это происходит, одновременно удивительным образом расширяется сердцем, так что в этом сердце теперь не тесно никому из его учеников и пасомых (2 Кор. 6:11). При этом христоцентризме жизни тем более поразительно, что если Моисей когда-то готов был ради спасения своих соплеменников оказаться вычеркнутым из книги жизни, то апостол Павел по аналогичному поводу готов даже на большее: готов быть отлученным от Христа (Рим. 93). Это крайнее выражение пастырской любви – будь оно даже гиперболой – говорит нам о главной движущей силе пастырства более, чем что-либо другое[43], и позволяет нам смотреть на апостола Павла как на совершенный образ земного пастырства, вместивший в себя, насколько это возможно человеку, данный во Христе первообраз пастырства Божественного. Совершенство этого образа, однако, не означает его бесполезности для нас в силу очевидной недостижимости. Заповедь апостола: будьте подражателями мне, как я Христу (1 Кор. 11:1), – требует исполнения, и в этом мы можем и должны опираться на те универсальные законы пастырского служения, который апостол Павел почерпывает из опыта собственной жизни.
Первый из них формулирует принцип пастырского отношения к пасомым: Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9:22). Поясняя, что делает это для Евангелия, чтобы быть соучастником его (1 Кор. 9:23), апостол тем самым подразумевает второй: спасение пастыря заключается в спасении его паствы. Наконец, третий, отвечая на главный вопрос пастырского богословия апостолов, как возможно человеку понести груз божественного пастырства, утверждает: Сила Божия в немощи свершается (Ср.: 2 Кор. 12:9).
Вопросы к параграфу:
1. Какие требования к ставленнику предъявляет апостол Павел?
2. Как святитель Феофан толкует слова апостола Образ буди верным…?
3. Как необходимо «возгревать дар священства»?
4. Как святитель Григорий Богослов характеризует апостола Павла в его пастырском делании?
5. Почему мы можем назвать жизнь апостола Павла жизнью во Христе?
6. Какие законы пастырского служения выводит апостол Павел из своего пастырского опыта?
7. Всеобщее священство христиан и иерархическое священство: пастырство в Церкви
Если еще в Ветхом Завете Израиль именовался царством священников (Ср.: Исх. 19:6), то, конечно, тем более эти слова должны быть отнесены к Церкви – Новому Израилю. Именно это и делает апостол Петр в своем Первом послании, когда, обращаясь к христианам, называет их царским священством, народом святым (1 Пет. 2:9). По повелению Божию вся Церковь – посредник между миром и Христом (Господи! что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? Ин. 14:22) – послана проповедовать Христа и свидетельствовать о Христе. В этом смысле всякий христианин отделен от мира на служение Богу (Я избрал вас от мира (Ин. 15:19)); всякий проповедник слова Божия, обязанный дать отчет о своем уповании (Ср.: 1 Пет. 3:15); жизнь всякого – духовная жертва, приносимая на пути следования за Христом, ведь, согласно апостолу Павлу, нам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп. 1:29).
Еще одним важным тезисом дополняет наши представления о всеобщем священстве христиан святитель Тихон Задонский: «Всякий христианин, который имеет себе подчиненных, пастырь им быть должен», т. е. обязуется «подчиненных на путь спасения наставлять, и себе во образ благочестиваго жития подавать»[44].
Очевидно, что всеобщее священство народа Божия создает основание и для служебного иерархического священства – не случайно ведь при поставлении на любую степень иерархии не совершается вторичное помазание миром. В то же время было бы неправильно считать, что иерархия получает свои полномочия от народа или общины, ибо, по справедливому замечанию епископа Михаила Грибановского, в Церкви все исходит «сверху» от Христа[45]. Как учил, толкуя апостольские послания, тот же святитель Феофан Затворник, будучи Телом Христовым, будучи обществом христиан, Церковь устраивается властью Христовой и руками апостолов, дающих начало последующей иерархии. Иными словами, именно община апостолов становится Церковью, непосредственно от Христа получая свои полномочия и по преемству передавая их иерархии. Апостолы соединяли в себе все последующие церковные чины: и пророков, и благовестников, и пастырей, но «такого рода лица, – писал святитель Феофан, – в Церкви суть не от общества христиан, а от Самого Господа… Он же давал и дает таковых и доселе Церкви, чрез друг-друго-приимательную благодать, иногда и с помощью непосредственных, чрезвычайных, указаний»[46]. Подобно тому как Христос есть глава и мужа, и жены, однако при этом «жена несмотря на то, что имеет главою Христа вместе с мужем, относится к Нему некоторым образом чрез мужа»[47], так и «священство прямее относится ко Христу, яко Главе; иные члены Церкви при всем том, что состоят в союзе со Христом, яко с Главою, во многих случаях имеют нужду в их посредстве»[48].
Таким образом, община Тайной Вечери, на которой впервые было совершено Спасителем таинство Евхаристии, в силу своего апостольского состава, являла тождество царского и иерархического священства. Дальнейшее же распространение и развитие Церкви шло путем прирастания тела Церкви за счет умножения царского священства благодаря проповеди и тайнодействиям апостолов и их преемников как иерархов, но не за счет дополнительного выделения из числа членов этой апостольской общины особой иерархии.
В заключение, для правильного представления о внутренней структуре Церкви и того места, которое занимает в ней иерархическое священство, приведем цитату из «Церковно-библейской истории» святителя Филарета Московского, выводящего свою «формулу иерархии» из непосредственного анализа жизни Апостольской Церкви, описанной в Деяниях:
«Будучи обществом руководствуемых и руководствующих к вечному спасению, – писал святитель, – Церковь не могла не иметь подчиненных и начальствующих. Иисус Христос не начертал для нее в слове Своем подробного и единообразного постановления, дабы царство Его не казалось сущим от мира сего: почему мы должны познавать сие постановление более из примера Церкви Апостольской. Она представляла образ единоначалия в Иисусе Христе, Который очевидно управлял ею посредством откровений и дарований Святого Духа; многоначалия в апостолах и соборах; народоначалия в избрании священнослужителей. Но в строгом смысле ни с одним из сих родов правления не сходствует ее иерархия или священноначалие, т. е. такое чиноположение, по которому некоторые лица, сообразно с их способностями и служением раздробленные на разряды и степени, на основании слова Божия, при помощи преемствуемой благодати, действуют к освящению душ так, что старейший по власти духовной делается всем слугой по обязанностям»[49].