Время шло, раздражаться я уже устала. Тему отъезда мы не поднимали, Наташка ждала личной встречи со своей крёстной. Про наше путешествие она ей уже рассказывала по телефону, а про рожденные мысли нет. Я в глубине души, где-то в самом неприметном её уголке, лелеяла слабую надежду, что Ирина Аркадьевна не одобрит Наташкино намерение, и всё само собой обойдется. В моём немного утихомиренном мозгу очень аккуратно и ненавязчиво начали промелькивать предательские мыслишки. А ведь правда, делать мне тут нечего. Впереди очередная беспросветная зима без денег, без деятельности, без интереса. Нужно идти устраиваться куда-то работать. А куда? Зарплаты везде мизерные, перспективы ещё меньшие… Самый лучший вариант – попытать счастья в другом месте, раз уж в этом никак. В Москву? Но там холодно. Зато возможностей гораздо больше. Но всё равно холодно! Но холод же когда-нибудь кончится?!
Моментами я чувствовала себя отстранённой от собственного ума. Будто со стороны наблюдала за внутренними словесными баталиями. Одна идея, в поддержку своей значимости, выдвигала веские аргументы, другая оппонировала ей тоже внушительными соображениями. Вопреки сопротивлению, неожиданно победило так раздражающее меня решение: надо ехать в Москву. Окончательно сдаться этому решению помогла дружба. Куда ж одной-то ехать?! Надо на пару! Как ни крути, и веселее, и легче…
Аудиенция у Ирины Аркадьевны случилась почти спустя неделю после нашего возвращения из столицы. Мы принеслись к ней, как обычно, на всех парусах и застали её в процессе уборки квартиры.
– Проходите, проходите! – она, обняла приветствуя. – Прибыли, паломники! Раздевайтесь, будете рассказывать!
– Ир, а ты что делаешь?
– Да девочка-помощница не смогла прийти, а грязи накопилось, сил нет!
– И ты что, сама убираешь?! – наше удивление было очень даже объяснимым. Представить, сколько трудозатрат уйдёт у женщины её комплекции на помывку полов, было нереальным.
– Ну а как?! Сама!
– Давай сюда! Вот придумала! Сама! Давай мы…
Через минуту у нас уже был распределён фронт работ, и розданы необходимые чистильные средства. Управились мы довольно быстро. Я вообще не поняла к чему была произнесена фраза «грязи накопилось». То ли Ирина Аркадьевна никогда не сталкивалась с местами проживания, где действительно «грязи накопилось», то ли говорила о чём-то другом, находящимся вне своей квартиры. Хотя, учитывая её характер чистюли, может, вон те, три пылинки и есть – «грязи накопилось!».
– Ир! А мы решили в Москву уехать! – звонко сообщила Наташка в процессе завершения нашей уборки.
В кухонном дверном проёме возникла чуть ли не светящаяся Аркадьевна. Лицо улыбалось, глаза искрили, и не скажешь, что устала.
– Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! – она размашисто несколько раз перекрестилась. – Я уж столько молилась! Думала, вы никогда не соберетесь!
По комнате поплыл её переливчатый грудной смех.
– Я уже целый год прошу, ну вразуми их, Господи! Слава Богу!
Невозможно было не заразиться её необъяснимо-радостным настроением. Наташка вторила ей своим звенящим хохотом, я, правда, лишь по-дурацки улыбалась. В моей голове всё в очередной раз зависло. Лавиной хлынули отрывочные восклицания, немые вопросы и бестолковые фразы. Как это – молилась?! При чём здесь вот это вот: «прошу, вразуми их!»? О чём вообще идёт речь?! Мы пришли вроде бы с неожиданным, даже для нас самих, решением, а она – Слава Богу! Будто всё заранее известно! Или нет?!
Пока одна часть моего мозга бушевала под воздействием хлынувших слов, другая, более молчаливая и спокойная, резюмировала происходившее. Сложилось чёткое понимание, что к принятию нашего, как казалось, индивидуального решения, Аркадьевна приложила не только руку. Наверное, всю себя. В какой форме, было неясно. Ясно лишь одно – наше решение не совсем наше. Хотя доказательств никаких нет.
Мне всегда не очень нравилось быть объектом чужого влияния. И, обнаруживая с чьей-нибудь стороны признаки манипулирования над моей волей, мыслями или действиями, реагировала двумя способами: либо просто разворачивалась и исчезала; либо, безумно злясь, хоть на время, но подчинялась. В любом случае испытывала крайне неприятные эмоциональные переживания, вплоть до бешенного раздражения.
Сейчас, глядя на эту от всей души хохочущую парочку, я удивлялась. Даже уже не тому факту, что меня подвели непонятным мне образом к изначально не нравящейся мне идее, а собственной, новой, не свойственной ранее мне реакции. Несмотря на чёткое внутреннее понимание, что мой выбор стал результатом тончайших и невидимых воздействий со стороны этой улыбающейся женщины, позывов к раздражению даже и не наблюдалось. Более того! Я совершенно спокойно приняла этот факт и удовлетворилась тем, что поняла. Врать не буду, благодарна за такую помощь я не была. Но и отторжения не испытывала.
Да… уборочка вышла весёленькой. Никогда не думала, что можно столько пережить и перечувствовать за одно мытьё полов. Вроде бы не сочетаемые вещи, а вон как сочетаются! Уж и не угадаешь, что будет происходить с твоим организмом, когда к нему приближается нечто, носящее имя Ирины Аркадьевны…
Разговор об отъезде продолжился уже за столом, когда порядок в квартире был наведён полностью. Мы пили чай с бутербродами и сладостями.
– Понимаешь, я много думала, ну куда тебе идти? Здесь делать нечего, вот правда, нечего. Эта мысль об отъезде давно у меня уже крутилась… А потом вдруг бац! И всё у меня сложилось! Надо тебе ехать в Москву! – Аркадьевна неспешно повествовала Наташке. Та внимательно слушала, впрочем, как и я. – Тут болото, просто болото. Ничего толкового здесь не будет…
– Я представляю, что мне дома скажут… Переезд на квартиру вызвал целую бурю, а сейчас – в Москву!
Наташка грустно улыбнулась. Ситуация с её домашними даже мне виделась как крайне тяжелая.
– Да… мамане твоей нужно представить что-то веское… нужно думать… А что с женихом-то решила? – Аркадьевна оживилась, сменив тему.
– Да что решила?! Ну не мой это жених! Я у Матроны, когда стояла, так просила: помоги определиться. И знаешь, как только в поезд обратно сели, меня как озарило! Не люблю я его, и не к чему парню мозги пудрить. – Наташка выпалила свои соображения и выжидательно глянула на крёстную.
– Ну и Слава Богу!
Аркадьевна улыбнулась и перекрестилась. Её спокойный ответ несколько озадачил и Наташку, и меня.
– Что? Ты тоже так думаешь?! Ты ж сама говорила: «Парень хороший, надо замуж идти!»
Крёстная внимательно на неё посмотрела, глубоко вздохнула.
– Понимаешь, Натали, он правда, хороший. Я к нему присматривалась, и так, и вот так, он правда хороший. И то, что он про свои перспективы тебе говорил, всё верно, не рисовался, говорил, как есть. Парнишка умный, покладистый, сообразительный, продвинется далеко, характер у него славный. Всё хорошо… и придраться не к чему… Но тебе с ним будет так ску-у-у-учно… – Ирина Аркадьевна забавно поморщилась. – Ты через год померла бы с ним со скуки! Не твоё это, точно не твоё!
– А зачем же ты меня туда пихала?! – Наташкина претензия звучала шутливо. – Могла сразу сказать – не моё!
– Ну да! Сразу! Свободу выбора никто не отменял! – она улыбнулась. – Мы всегда за свободу!
– А-а-а-а…
– Ну, Натали, важно чтобы ты сама для себя решила. А то «скажи!». Сказала бы я сразу, и что?! Послушала бы?!
– Послушала…
– А! – Аркадьевна махнула рукой. – Сказала бы я тебе год назад – езжай в Москву, и что?!
Мы переглянулись с Наташкой. Да, права крёстная, год назад мы бы её даже не дослушали. Даже если бы знали наперёд, чем обернётся этот год, и в какой яме мы окажемся, всё равно и внимания не обратили бы на такое нелепое предложение. А год назад уехать было бы намного легче, по крайней мере, в финансовом плане, да и в других…
Просидели за чаем недолго. Под конец обсуждали сам момент окончательного отбытия из дома. Мне, конечно, хотелось его немного отодвинуть, поскольку началась календарная зима. В наших широтах конец осени плавно перетекал (за небольшими исключениями) в начало весны, а в московских, известное дело, – зима, это зима. Ехать в самом начале этого неприятного для меня сезона и морозиться подряд три-четыре месяца совсем не желалось. Плюсов к откладыванию намеченной поездки добавляли предстоящие новогодние праздники. Кто ж в праздники-то уезжает!
Обсудив несколько вариантов, остановились на следующем: провести новогодние каникулы ещё здесь, а опосля собраться и отбыть. Вторая половина января определилась всеми нами как оптимальный момент для переезда.
Уже одеваясь и прощаясь в прихожей, я не выдержала и спросила:
– Ирина Аркадьевна, вам же без нас скучно будет! Кто ж помогать станет, и вообще?
Мне было важно понять, почему она, так тепло и нежно относясь к Наташке, выпроваживает её за тридевять земель. Нелогично как-то. Люди, испытывая подобные чувства, стараются всеми силами держать около себя объекты своей симпатии. Да и Наташка была привязана к ней не на шутку. Зачем расставаться-то, к чему?
– Конечно, будет! Но при любом раскладе, здесь будет хуже всего… Уедете, купите большую квартиру, и я к вам переберусь! – оптимистично пошутила она.
Я в ответ лишь недоверчиво хмыкнула. Купить шнурки для ботинок иной раз накладно, а про своё жильё в наше дикое время и мечтать не приходилось… Так я и не выяснила, отчего Аркадьевной было принято такое необъяснимое и непонятное решение. К слову сказать, я сама, несмотря на свою боязливость перед нею, прикипела душой к этой, постоянно ставящей меня в тупик одним своим существованием, женщине. Не раз и не два отмечала про себя, что, находясь рядом с ней, практически всё моё мироощущение менялось. Иногда одно или два слова, сказанные ею ненавязчиво, будто мимоходом, но при этом очень ёмко и значимо, разрушали многолетние, создаваемые не одним поколением формальные штампы, и мозг, освободившись от привитого наслоения, начинал мыслить совершенно по-другому, расширяясь и принимая в себя, как живительную влагу, новое мышление и понимание. Вокруг меня всегда было много людей; с подавляющим большинством из них, находясь рядом, хотелось помереть. С ней же рядом хотелось жить. И не просто жить, а радоваться и фонтанировать задорной радостью, несмотря на все неудачи, промахи и неутешительное положение.
Вернулись под вечер домой в раздумчивом состоянии. Благословение от крёстной на отъезд получили, решение приняли окончательно и бесповоротно, дело осталось за малым: сообщить семьям. За себя я не переживала, мои корни уже привыкли, что их побег носится по нашей огромной стране с самого совершеннолетия. Возможно, они и не понимали, зачем носится, но никогда и не препятствовали, провожая каждый раз так ценной для меня фразой: «Езжай куда хочешь, живи как хочешь, делай что хочешь!». Такое у меня всегда было весёленькое родительское благословение…
С родителями Наташки всё было совершенно иначе. Понятие свободы было заменено на понятие долга и обязательств; кто кому чего должен и обязан распределяла мать семейства. Нужно было придумать и именно ей представить внушительную причину для переезда, способную все долговые обязательства отложить на потом.
Мы сидели и думали. Перебирали разные варианты и тут же их отбрасывали, признавая их неубедительными. В какой-то момент приличные версии кончились, и мы умолкли, про себя обдумывая оставшиеся.
Нашу сумеречную раздумчивость нарушил вернувшийся Жорж.
– Привет! Чё сидим?! Кому молчим?!
Его причудашное приветствие разгладило наши серьёзные лица.
– Привет! А у нас новость! Мы в Москву уезжаем…
– Да ладно! Надолго?
– Пока собираемся насовсем…
– Ух ты! Класс!!! Ну и молодцы!
Ещё один, радующийся этой новости. Я позволила себе быстренько пофантазировать: вот, если бы все умели так радоваться, пусть даже непростым решениям! Мы бы жили все в раю!!
– А что Аркадьевна?
– Только от неё… Благословила…
– Ну понятно… Это ж надо отметить! Я тут творожка вкусного принёс!
Он скрылся на кухне, шурша пакетами. Через минуту вернулся.
– Что это вы такие задумчивые?
– Жор, квартиру нужно будет освобождать, тебе что-то подыскивать.
Он потёр лоб, состроил полусерьёзную мину.
– Ну, решим… разберемся с этим. Это вы от этого напряглись?
– Да нет… – Наташка шумно вздохнула. – Что маме сказать думаем…
– Твоей?!
– Нет, блин! Ейной! – она кивнула в мою сторону. Подколола, по-своему.
– А-а-а-а… понятно… – и опять удалился.
Несколько минут мы провели в молчании, но не в тишине. По квартире разносился весьма своеобразный шорох из неопределённых источников. Мы недоумённо переглядывались. Что там Жорж задумал?
Предугадать дальнейшее, даже вооружившись самым большим воображением, было нереально. В широкий дверной проём неспешной поступью вплыла карикатурно-галантная фигура, одетая в нечто невообразимое и держащая в полусогнутой руке деревянную палочку, по всей видимости, имитирующую мундштук.
– Жора!!!
Мы покатились со смеху. Он напялил на себя старый женский заячий полушубок, изнанкой наверх. Естественно, он был ему мал, рукава заканчивались в районе локтя, да и общий вид был как у подстреленного воробья. Отыскал где-то фетровую шляпу, натянул до самых бровей. Видок был одновременно и юморным, и нелепым.
– Изольда Брондуковская! – пискливо-театральным тенором представился Жора. Неуклюже сделал книксен и принял горделивую позу.
– Так и скажешь мамане: подружку, – он указал на себя, – надо отправить в сумасшедший дом и присмотреть за ней! И без тебя – никак!
Довёл до слёз. От хохота уже болел пресс на животе, а от нашей серьёзной задумчивости не осталось и следа.
– Меня тогда беспрекословно отпустят и место рядом с тобой зарезервируют!
– А чё?! Класс!
Мини-спектакль Жоры оказал своё воздействие: грузиться тяжелыми и унылыми думами мы обе перестали. Это было ещё то время, когда мы достоверно не знали, а только лишь догадывались, что любое, даже самое трудное, решение нужно принимать с лёгким, не отягощённым сердцем; иначе сознание, будучи загружено неподъёмным сплавом печальных эмоций, рискует выбрать и принять в себя как минимум неверное решение, а как максимум – самое пагубное…
Предновогодний месяц мы провели в повышенной активности. Всё-таки понимание, что скоро всё будет по-другому, хоть и непонятно как именно, придавало нашему настроению определённую бодрость и живость. В любом случае, существование в стадии принятого решения разительно отличается от тягучего бездействия и колыхания в просторах жизненного моря в качестве естественного удобрения.
К тому же непонятным ветром нас занесло в участники предстоящего детского новогоднего утренника в одном Доме культуры. Это занятие – совершенно бесприбыльное, но интересное и по-своему весёлое – увлекло нас с головой. Наташка репетировала в детском спектакле роль маленького чёрта, я просто носилась с умным видом помощника организаторов. Откуда взялся в новогодней сказке чертёнок, мы не задумывались: у каждого автора своя фантазия, кто чем может, тот тем и делится. Период в три недели незаметно промелькнул в этой культурной суматохе и логично закончился премьерой и детским утренником.
Взбудораженные после встречи с детворой, с этой неприкрыто-восторженной и самой благодарной публикой, в приподнятом и радостном настроении мы заехали на пять минуточек к крёстной.
Почти с порога, неудержимо хвалясь, мы наперебой рассказывали ей и о спектакле, и об утреннике, и о малышах. В общем, фонтанировали, как могли. Ещё бы, Наташкин дебют имел очень даже видимый успех: маленькие зрители при выходе чертёнка на сцену разражались буйными воплями, а уже после, на утреннике, будто сговорившись, облепили со всех сторон так понравившегося им персонажа, оставив внушительную фигуру чуть растерянного Деда Мороза стоять в одиночестве. На наш взгляд это был фурор.