На перерыве народ немного оживился и, оставленный без внимания «руководителей», начал знакомиться и общаться без официальностей. Полились вопросы: мол, кто-нибудь знает, что будем делать, да и когда, и что, вообще, происходит? Стало понятно, что все пребывают в некоем волнении и непонимании, хотя это и не помешало всем сюда прийти. Я тоскливо уставилась в окно. С момента первого прихода в эти стены чувство недоумения, похоже, стало мне родным.
После краткой перемены экзекуция мечтами продолжилась. Заслушивая типовые устремления присутствующих, я задумалась: «А о чём же мне говорить? Про желание слиться с далёкой природой и её обитателями в лице тех же медведей? Про утопическую потребность жить среди простоты, добросердия и открытости?» Да… Говорить было нечего. Да и особо некому…
Тем не менее, когда подошел мой черёд, я, выудив из своей неуёмной фантазии пару образов, изложила их с чувством, но по-быстренькому, стараясь как можно скорее приблизиться к окончанию этого изнурительного коллективного сеанса типовой мечтательности.
Наконец он закончился. Слава богу! Занятия продолжились.
Когда моя откровенная скука уже грозила вылиться в малопривлекательное раздражение, нам представили ещё одну сотрудницу. Её лицезрение полностью сменило моё внутреннее состояние. И не только сменило, но и откровенно смутило. Чувство интереса к человеку давно, признаться, покинувшее меня, возродилось так неожиданно и мощно, что удивило не на шутку…
Мне и теперь с трудом удаётся переводить язык чувств на доступный разговорный; тогда же я и не знала, что это два разных языка. Ну, не у всех, конечно. У небольшого процента людей, надо отметить, редких людей, язык сердца и ума одинаков. В основном – у детворы.
И вот представитель этого самого процента стоял перед всеми нами у доски и смущал меня донельзя. Первый вопрос, пришедший мне на ум: «Как такое сюда попало?» Девушка совершенно не походила ни своим внутренним содержанием, ни внешним комплектом на тех, кого мне уже удалось здесь лицезреть. Молодая симпатичная особа с осмысленным взглядом и искренней улыбкой, в приличном стильном костюме (контрастно отличавшим её от остальных «руководительниц»), с чёткой, незамусоренной всякими протяжными «эками» и «амами», вразумительной речью, казалась нечаянно попавшим белым пятном на квадрат Малевича. Удивительно…
В тот поздний вечер я возвращалась домой с сумбурными чувствами. Всё меньше верилось в экономическую целесообразность этой сомнительной затеи, однако волновало даже не это. Меня не покидало взволновавшее чувство удивления. В последние лет десять своей жизни удивляться не приходилось, и я, наверное, просто забыла, какое это классное чувство. Но ко всему этому примешивалось стойкое ощущение, что я знаю эту изумившую меня девушку. Не знаю откуда, но знаю. Хотя, может, это от того, что её зовут так же, как и меня. Мне всегда нравилось моё имя, и те, кого звали так же, сразу же вызывали во мне лёгкую приязнь. Может быть… Не знаю…
Прошло немного времени, и я сдружилась с некоторыми представителями офиса, в том числе и с моей тёзкой. Обучение закончилось, в конце этого процесса нам объявили, что заниматься мы все будем сетевым маркетингом. Знание будущего направления деятельности сдуло большинство группы с горизонта общения, некоторые единицы, в том числе и я, решили идти до конца. В теории данное экономическое явление мне было понятно ещё с институтских времён, и по сему приемлемо; тем более, что с практикой я была ещё не знакома. Понеслись нелёгкие трудовые будни начинающего сетевика.
Многое не получалось, в том числе и организация хоть какого-либо, пусть даже неприлично малого, дохода. Но этот неприятный момент затемнялся приобретённым кругом общения, который меня искренне будоражил и радовал. Совершенно другие люди, другие идеи и понимание, отличные от того, что меня окружало ранее, как мне казалось, будто небо от земли. Привлекало даже то, что большинство умело излагать свои мысли почти без привлечения мата. Хоть я и сама была страстной любительницей народного фольклора, но мне почему-то всегда сердечно импонировали люди, его не использующие, и при этом могущие построить стройную логическую связку и внятно передать эмоциональный фон. Плюс к этому мои новые знакомые завалили меня потоком книг (а признаться, книги для меня – объект святого поклонения с детства), о существовании которых даже предполагать не доводилось. В общем, мой ум был настолько заполнен чем-то новым, неизведанным и до коликов интересным, что и настроение искрило радостными надеждами на будущее, не обращая внимание на настоящее.
Серьёзный удар по моему подвижному уму был нанесён однажды вечером, в кругу моих новых знакомых. Говорили на разные темы, обсуждали необычности, вычитанные в книгах, в общем, общались. Кто-то пошел покурить, кто-то удалился для телефонных переговоров, а мы с моей тёзкой аккуратно приговаривали оставшийся коньяк. Надо сказать, что к этому времени мы уже порядком сдружились, а потому и позволяли себе изливать друг другу душу.
– А моя крёстная постоянно говорит, что я в дерьмо влезла! Отдала кучу бабла в никуда, так, на ветер выкинула! Одно сплошное разводилово!
Мы искренне развеселились. Такие отзывы нам уже приходилось выслушивать не раз: и от близких, и от далёких. Приятных ощущений они доставляли мало, но мы все, спрятав глубоко обиду на эти заявления, делали хорошую мину и сами себе объясняли, что народ глуп, забит и экономически безграмотен.
– Не, ну как! Вон, у этого, философа бизнеса, там же чёрным по белому: «отдай то, что хочешь получить!» Да и эта известная истина: «что посеешь, то и пожнёшь!» Как же влезать без денег?! Просто не понимают люди, и твоя крёстная в том числе!
– Угу…
– А ты ей-то объясняла, бизнес-план показывала?
Наташка фыркнула и лишь махнула рукой.
– Да ей не нужны объяснения! Не нравится ей весь наш бизнес-проект, и всё.
– И кто у нас крёстная? Волшебница? – я пошутила, как казалось, удачно.
– Юрист…
– О! Так тем более, нужно ей показать структуру. Это ж не учитель и не дворник, а юрист! Человек с высшим образованием! – по-видимому, коньяк поделился со мной значительной долей упрямства. – Юрист! Это ж не фунт изюму, а юрист! Надо показать, где денежки лежат, – такой человек обязательно поймёт!
В ответ Наташка звонко рассмеялась, заразив своим смехом и меня. Поржать я любила; только сейчас в голове возникло некоторое недоумение – над чем это мы, собственно, хохочем?
– Она твердит, что денег тут никаких не видит, и бизнес-план ей показывать бесполезно! И «Горец» наш, старший горе-руководитель, обводит всех нас вокруг пальца и пудрит мозги… И татарка ему в этом активно помогает, хотя играет перед нами роль преданной и заботливой мамаши.
– Непонятно… С чего такие предположения? И как можно видеть или не видеть деньги, если даже ты ей бизнес-план не показывала? Какие-то заявления для юриста несерьёзные!
– Ну, юрист она на полставки… А в основном она с людьми работает, лечит их, ну, ты понимаешь… И людей она видит, вот и говорит… Понимаешь?
– Не, не понимаю… – наш разговор очень незаметно поменял направление и перетёк в плоскость, для меня совершенно не ясную. Единственное понимание, которое у меня появилось вдруг и ниоткуда, так это интуитивное ощущение вдруг возникшей важности разговора. – Вообще не понимаю. Если так, то что получается, что нам тут все врут, и мы друг другу врём?
– Не, не все. Вот ты не врёшь.
– Я?!
– Ага. Крёстная говорит, что ты не врёшь, не умеешь.
– Я не умею?! Интересно… Как это она обо мне может что-то знать и говорить, ведь мы и незнакомы, и не виделись ни разу?!
– Не знаю – как. Но она про тебя ещё говорит….
Следующие несколько минут, как пишут в высокохудожественных книгах, показались мне вечностью. Слушая Наташку, я поняла, что, даже если бы мы были знакомы с этой самой крёстной, вряд ли бы ей было такое известно. Даже самой себе я не позволяла вытаскивать на божий свет те мысли и совершённые в былые времена собственные поступки, о которых сейчас слушала со стороны. Слушала с полностью растерянным умом и колотящимся сердцем. Как набатом билась в пустом мозгу одна-единственная реальная мысль: «Этого не может быть! Этого не может быть!» Не может никто со стороны – ни знакомый, ни тем более (!) незнакомый знать и видеть то, что спрятано у меня внутри за десятком ширм и перегородок. Не мо-же-т-т-т!
Мозг, не желая погибнуть под этим неистовым стуком, сам себе выдал спасательную фразу: «Может, Наташка так прикалывается? Какой-то неизвестный развод? Может, просто так совпало, ну мало ли, угадала невесть как?! И просто проверяет мои реакции? Может, это просто какая-то проверка?»
Я уставилась на неё во все глаза в попытках увидеть хоть какой-нибудь подвох. Ведь лицо человека – книга открытая, читай, не хочу. Но подвоха не было! Это было ясно, смотри хоть глазами, хоть чем. Она сидела и вещала в совершенно свободной и открытой позе, нигде не промелькивало даже намёка на желание меня как-нибудь задеть или подколоть. Единственное, что отличало именно эту речь от предыдущих застольных рассказов, так это появившиеся в голосе неуловимо-нежные нотки, когда она говорила про свою крёстную, да еле различимый искристый блеск её всегда озорных глаз. Где-то внутри у меня автоматически отметилось, что я впервые сталкиваюсь с таким отношением говорящего к неприсутствующему здесь человеку.
Одновременно закончилось Наташкино повествование и вернулся к столу ранее разбредшийся народ. Мне удалось скрыть своё полнейшее внутреннее замешательство и смущение, хотя особого труда это не составило. Слава богу, чтецов лиц среди нас больше не было!
…Поздно вечером, оставшись наедине со своими мыслями я вернулась к осмыслению услышанного. Да… жизнь переставала быть томной. Коньяк давно выветрился, мозг работал чётко, пытаясь представить доказательства самому себе в том, что это самое услышанное есть всего лишь определённая логическая схема. Иначе… иначе, если нет, тогда что? Тогда полный мозговой крах! Нет, этого допустить никак нельзя. Всему этому необходимо было найти приемлемое объяснение.
Я перебирала в памяти случаи непонятных для меня жизненных процессов. Их было немного. В основном так, чьи-то рассказы про стучащих домовых, какие-то мутные воспоминания о просмотренных фильмах и телепередачах, вещающих о непознанном. Среди всего этого хлама вспомнился лишь один личный опыт, вызвавший примерно такое же, но гораздо менее выраженное потрясение. Несколько лет назад, исключительно за компанию, меня понесло на приём к необычной тёте, проживающей в близлежащем провинциальном городке. С трудом соблюдая прилично-серьёзное выражение лица, я в полглаза наблюдала за происходящим. Человек десять сидело вокруг стола старательно пытаясь расслабиться, по рекомендации этой самой тёти. Сама она в это время плавно передвигалась за спинами присутствующих, одновременно взмахивая руками и невнятно что-то бормоча. В какой-то момент это показалось мне столь нелепым и лишенным всякого смысла, что я еле себя уговорила дождаться окончания сеанса. Мой скептицизм от этого решения вздохнул с облегчением; утихомиренная, я дожидалась конца представления.
Напоследок каждый получил от тёти краткую аудиенцию и наставления. Мне была дана недогоревшая свечка с инструкцией, банка с водой и минимум слов. Я вытерпела и это. Уже собираясь стартануть и бегом покинуть сей непонятный кабинет, на секундочку задержалась рядом со своей знакомой, показывающей тёте фото своей дочки и бабушки. Биоэнергокорректор (так обозначалась на дверной табличке тётя) задумчиво водила пальчиками по фотографиям. Спустя несколько секунд она доступным русским языком обрисовала диагнозы. Я слушала и столбенела. У девочки было очень серьёзное заболевание сердца. Местная традиционная медицина за восемь лет так и не смогла поставить диагноз, и лишь за месяц до посещения тёти столичные эскулапы со своей новейшей техникой умудрились это сделать. Я стояла и тупо смотрела в рот говорившей тёте, пытаясь понять, как это она за пару минут дала результат, на который докторам потребовались годы. Создалось ощущение, что мозг вот-вот разрушится. Тут появилась спасительная мысль, объясняющая эту данность и возвратившая мне способность думать. «Тётя каким-то образом связана с московским институтом, где был поставлен диагноз. Вот и всё! В конце концов, КГБ не умерло, а просто переформировалось, и у нужных людей всегда под рукой информация про всех других людей!» Последовавший за этим «прозрением» вопрос – как тётя узнала, что именно про эту девочку нужно собрать информацию, я отогнала от себя как назойливую муху. Как, как?! На все «как?» ответов не напасёшься!
От сердца, что называется, начало отлегать. Но тут этот милый биоэнергокорректор перешёл к другому фото, с бабушкой. Бабушка, надо сказать, на фото была запечатлена по пояс, естественно, своей верхней половиной. Тётя коротко поведала, что у неё лет двадцать назад была проведена операция по удалению раковой опухоли внизу живота, и, улыбаясь, добавила, что сейчас всё хорошо.
Я выскочила на улицу как ошпаренная. Достав трясущимися руками сразу три сигареты, две из них закурила. Нет, это что-то! Как так можно?! Ведь на фото бабушка по пояс, как же можно ставить диагноз ниже пояса?! Даже без фото?!
Очень захотелось, чтобы спасительная мысль про КГБ и взаимосвязи между традиционной медициной и этой самой тётей пришла именно сейчас, а не пять минут назад. Мне бы этого с лихвой хватило, я бы убедила себя в правильности этой мысли и не засоряла бы мозг лишними раздумьями. Ох, и почему не сейчас!!!
Добравшись домой, я срочно разыскала подходящую компанию (благо, что недостатка в таких компаниях на периферии нет) и напилась до умопомрачения. Имеющаяся на тот момент моя картина мира чётко потребовала стереть из памяти полученную информацию. И принятая доза алкоголя, если и не стёрла полностью невмещаемые вещи, то очень сильно их размыла, раскидала по закоулкам сознания, позволяя жить дальше и без вопросов, и без ответов.
Потом, в дальнейшем, этот невообразимый случай время от времени всплывал в моих мыслях, требовал к себе внимания, заставлял размышлять. Но у меня не было ни единого инструмента для понимания произошедшего: ни подходящего опыта, ни серьёзности ума, ни более-менее понимающего окружения. И всякий раз при воспоминании о тёте моя способность думать замирала и останавливалась, будто встретившись с непреодолимой стеной.
Примерно такое же состояние я испытывала и сейчас, размышляя о невесть откуда взятой крёстной, знающей обо мне всё. Попытки объяснить механизм этого явления опять же приводили мой мозг в состояние ступора. Это даже начало немного раздражать. Я ведь никогда не считала себя малосообразительной, или, проще сказать, тупой. Наоборот, я – умная! Но теперь со всей очевидностью можно было утверждать: я тупая!
Это признание самой себе на удивление даже как-то немного успокоило. Ну не понимаю я, как это возможно – видеть людей на расстоянии, досконально знать их внутреннее устройство, улавливать, будто локатором, любое, даже неприметное, движение души. Не понимаю, и всё! В конце концов, есть масса вещей, где я мало что понимаю, просто это единственное, где я вообще ничего не пойму!