Как бы то ни было, но на какое-то время все стало как прежде. Мы снова играли по сети в «стрелялки» и «бродилки», шатались по улицам и играли в футбол за школой. Мы почти не говорили о его зависимости. Изредка на него находило откровение, и он говорил, что хочет бросить, но не знает как. Не знает, кому рассказать об этом, к кому обратиться за помощью, ведь если об этом узнают в школе, разразится огромный скандал. В лучшем случае его выгонят из школы и отправят на принудительное лечение, а это станет пятном позора для всей его семьи, да и для нашей школы тоже. Его родители, как назло, тогда были заняты своими проблемами. Решили вдруг после пятнадцати лет совместной жизни развестись, вроде как сын уже вырос, а у них вторая молодость началась. Поэтому Санни предпочитал бороться с этим практически в одиночку, и я не мог дать ему необходимую поддержку, в конце концов, мне было всего пятнадцать. Я и понятия не имел, что нужно делать. Лучше всего нам удавалось притворяться, что ничего не происходит.
3
Однажды он подошел ко мне после уроков. На его щеках играл нездоровый румянец, глаза блестели, а зрачки были просто невероятных размеров.
– Пойдем со мной, – шепотом сказал он, его голос звучал прерывисто и хрипло.
– Куда? – спросил я почему-то тоже шепотом.
– Один чувак устраивает тусу, – он придвинулся ко мне почти вплотную, – хочу познакомить тебя с моими друзьями.
– С друзьями? – переспросил я, немного отодвинувшись от него. Никогда не любил, когда нарушают мое личное пространство, даже если это был он.
– Ты их не знаешь, – он придвинулся еще ближе, – но они чумовые ребята.
Я отодвинулся еще и почувствовал, что уперся в стену. Отступать было некуда. Санни тяжело дышал и вопросительно смотрел на меня. Его дыхание было горячим, казалось, будто его лихорадит. Не хотелось идти с ним, но я согласился.
Мы приехали в жилой квартал на другом конце города. Он хорошо знал район и легко ориентировался среди множества одинаковых многоэтажек. Мы зашли в один из домов и поднялись на лифте на пятый этаж. В подъезде было светло и чисто. На окнах стояли цветы в горшках. Как-то совсем иначе я представлял себе наркопритоны. Санни позвонил в одну из дверей. За ней послышались торопливые шаги, замок щелкнул, и в дверном проеме появился парень. В джинсах, рубашка наполовину расстегнута, а волосы взлохмачены. Выглядел он как самый обычный подросток.
– Ааа, чувааак, привеееет! – сказал он, растягивая слова и улыбаясь во весь рот. Он протянул руку Санни и похлопал его по плечу.
– Это Вальтер, – представил меня Санни.
Парень кивнул мне и закрыл дверь. Санни тем временем скинул куртку и прошел в гостиную, а я немного замешкался в коридоре. Я посмотрел на свое отражение в огромном зеркале, висевшем на стене. Я жалел, что пришел сюда, и это читалось на моем лице. Зрачки у меня были почти как у Санни, только я не был под кайфом.
Квартира явно принадлежала богатым людям. В гостиной, обставленной красивой и дорогой мебелью, сидело несколько подростков. Еще двое парней и три девушки. Они были примерно моего возраста, хорошо одеты. Таких обычно называют «золотая молодежь» – детки богатых родителей, у которых есть все, и они просто не знают, как еще себя развлечь. Санни-Санни, как же ты попал сюда? Мы не принадлежали этому кругу. Нам не дарили на день рождения дорогие тачки и квартиры в городе.
Они обрадовались, увидев Санни. Девчонки тут же бросились с ним обниматься. Когда он успел стать частью их компании? Я почувствовал укол ревности. Закончив приветствия, Санни вспомнил о том, что я все еще стою рядом с ним, и начал представлять меня, но я даже не пытался запоминать их имена. Я ненавидел их. Я завидовал им. Я с трудом мог накопить даже на мопед, а у них было все. Конечно, Санни не мог упустить такой шанс. Конечно, он не мог отказаться от такого общества. Что хорошего оно дало ему? Ничего. Хотя… я тоже не был идеальным другом, раз он променял меня на них.
Они пили коктейли, курили, смеялись, болтали о каких-то вечеринках, о планах на каникулы и прочей чепухе. Я просто сидел и наблюдал за ними, мне нечего было сказать им, даже если бы захотел. Они пьянели на глазах, а мне становилось все противнее и противнее. Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. От сигаретного дыма голова шла кругом. Должно быть, я задремал, потому что меня вернули в сознание чьи-то крики. Кричала одна из девушек, она стояла посреди комнаты и билась в истерике, кто-то из парней держал ее, затыкая ей рот. Вторая девушка потихоньку сползала с дивана. Она стояла одним коленом на полу и держалась руками за стоявший рядом журнальный столик. Она была невероятно бледного цвета и, похоже, задыхалась. Санни осторожно поддерживал ее. Постепенно он уложил девушку на пол – ее била мелкая дрожь, она смотрела перед собой, но, казалось, ничего не видела. Еще один парень стоял рядом с ней на коленях и пытался померить пульс. Я бросился к ним, но меня оттолкнул третий, у него в руке, похоже, был шприц. Санни поднялся, уступив парню место, и схватил меня за локоть. Он тянул к выходу.
– Пойдем, пойдем отсюда, – повторял он. – Они разберутся, пойдем, нельзя, чтобы нас запалили тут.
Санни накинул на меня куртку и практически вытолкал за дверь. Я продолжал сопротивляться и не отрывал взгляда от того, что происходило в гостиной. Они толпились вокруг нее, и я видел лишь бледную руку на зеленом ковре, и она казалась совсем безжизненной.
4
На следующий день Санни не было в школе, и я ушел с уроков и отправился к нему домой. Санни открыл почти сразу. Он выглядел больным и измученным, босиком, без футболки, в старых спортивных штанах. Санни огляделся по сторонам, как будто за мной кто-то следил, и впустил в дом. Не говоря ни слова, он прошел в гостиную и плюхнулся на диван. Я снял куртку и вошел вслед за ним. Санни взял пульт и начал переключать каналы. Казалось, он был напуган, озабочен, может быть даже в отчаянии. Он стучал пальцами по спинке дивана и кусал нижнюю губу.
– Ты один дома? – спросил я. Он нервно кивнул в ответ, продолжая смотреть в экран телевизора. Я встал между ним и телевизором. Санни наклонился в сторону, чтобы видеть, что происходит на экране. Сделал он это скорее на автомате, чем из реального интереса.
– Что с ней? – спросил я.
Он медленно поднял голову и посмотрел на меня, прикусил губу, словно размышляя над тем, что сказать.
– Она в реанимации, – наконец сказал он.
– Выживет? – спросил я.
– Да не знаю я, Вальтер! – он бросил пульт от телевизора и встал с дивана. – Если узнают, что мы там были, у нас будут большие проблемы, – он начал ходить по комнате.
– Тебя беспокоят наши проблемы? – после короткой паузы спросил я.
– Конечно! – его голос был полон отчаяния. – А тебя нет?
– У тебя девчонка на глазах чуть не умерла, а ты боишься, что кто-то узнает, что мы там были? – я недоумевал, ее безжизненная рука все никак не выходила из моей головы.
– Да фиг с ней, она сама дура! – Санни махнул рукой.
– Да что с тобой такое? – я подошел к нему и, схватив его за плечи, стал трясти. – Ты кто такой и куда дел Санни? А?
Он оттолкнул меня и присел на край журнального столика.
– А что я могу сделать? Чем я ей помогу? Здесь каждый сам за себя, каждый думает о своей шкуре.
– Зачем тебе вообще все это надо?
– Что это? – он посмотрел на меня.
– Да все это, – я всплеснул руками, – пьяные тусовки, наркотики…
– Да это же круто!
– А что в этом крутого? Я видел, как той девчонке было круто, просто смертельно круто. Зачем ты вообще меня позвал вчера?
– Хотел показать тебе, что такое настоящая жизнь.
– Настоящая жизнь? Ты это называешь настоящей жизнью?
Я был в шоке, что с ним сделали эти полгода?
– Конечно, это весело, интересно. Это драйв! – он поднялся и подошел ко мне. – Куда интереснее, чем сидеть вечером дома с каким-то дурацким комиксом.
– Он не дурацкий, – сквозь зубы сказал я.
– А нафига ты его рисуешь? – он подошел почти вплотную.
– Потому что мне нравится это делать, – ответил я.
– Так вот и я делаю то, что мне нравится, – он отошел от меня.
– Только я со своими комиксами вряд ли закончу, как та девчонка, – тихо сказал я.
– А мне плевать, – он почти перешел на крик, – мне плевать, что со мной будет. Зато я видел жизнь!
– Жизнь, ага, – горько усмехнулся я.
– Я беру все, что хочу, а ты не можешь даже подойти к ней. Да ты просто неудачник! – бросил он так, словно плюнул мне в лицо.
– Кто бы говорил.
Я схватил куртку и вышел на улицу, остановился на крыльце, пытаясь застегнуть замок, но он не поддавался. Я был вне себя от злости и обиды. Что с ним стало? Мы были лучшими друзьями, мы понимали друг друга без слов, а что теперь? Эта пропасть между нами становилась все больше и больше. Черт! Я дернул замок еще раз и прижал кулак ко рту. Хотелось закричать. И тут я почувствовал его руку на моем плече. Я обернулся. Он стоял босиком на холодном крыльце и смотрел на меня. «Прости», – тихо сказал он. Мы вернулись в дом.
– Мне сложно контролировать себя, – он сел обратно на диван, упершись локтями в колени. – Я срываюсь и причиняю боль близким. Но я не хочу этого. Черт!
– Я не обижаюсь на тебя, – сказал я. – Просто я хочу быть частью этой твоей жизни, какой бы она не была. – Я стоял напротив него, засунув руки в карманы куртки. – У меня нет друзей, кроме тебя.
– У меня тоже, – ответил он.
5
В конце зимы Санни рассказал мне о ней. Мы обедали в школьной столовой. Оба без аппетита, у каждого на то были свои причины.
– Зацени ту девочку, – сказал он мне и кивнул куда-то в сторону. Я посмотрел, куда он указал, и увидел несколько девочек. Они были из старшего класса и весело обсуждали что-то.
– Какую именно? – уточнил я.
– Вон ту, с длинными волосами, в зеленом платье.
– Я не вижу такой, – я присмотрелся внимательнее.
– Да как же, у нее такие волосы! Чистая медь. Смотри, она улыбается нам, – он улыбнулся кому-то в ответ.
Но я никого не видел. Девушки, которую он описывал, там не было.
– Посмотри, разве она не красавица? – продолжал улыбаться Санни. – Такая кошечка.
– Кошечка? – я посмотрел по сторонам, пытаясь найти все-таки девушку, о которой он говорил.
– Ну да, похожа на кошечку. Хорошенькая. И глаза такие зеленые-зеленые.
– Санни, здесь нет такой девушки, – мне становилось не по себе, у него явно начались галлюцинации.
– Да вон же она! Она уходит, – он было вскочил, наверное, чтобы броситься за ней, но я удержал его. – Она учится в нашей школе с этого года. Часто вижу ее на переменах. Когда увижу ее в следующий раз, я тебя обязательно с ней познакомлю.
Но следующего раза не случилось. Это произошло в начале марта. Снег уже сошел, но лужи еще не высохли, хотя солнце пригревало совсем по-весеннему. Мы шли из школы. Санни был сильно возбужден, болтал без остановки, постоянно дергал меня за рукав и показывал что-то. Собаки, машины, люди – его занимало абсолютно все. Он радовался как маленький ребенок и спешил поделиться своими наблюдениями со мной. Я лишь рассеянно кивал и поддакивал, мои мысли были заняты Энхен. В то утро я умудрился перекинуться с ней парой фраз и считал это огромным достижением. И тут я увидел ее. Девушку, о которой мне все время рассказывал Санни. У нее действительно были роскошные длинные волосы с медным отливом. Она смотрела прямо на меня и улыбалась. Я замедлил шаг и, не отрывая от нее взгляда, сделал движение рукой, хотел похлопать Санни, но его рядом не оказалось. Вытянув в сторону руку и глядя на девушку, которая теперь улыбалась как-то зловеще, я остановился и хотел позвать Санни. Совсем рядом я услышал сигнал автомобиля и скрип тормозов, и вдруг раздался крик. Я не сразу осознал, что это кричал я. Санни лежал посреди дороги прямо на мокром асфальте, а в нескольких метрах стояла машина, которая сбила его. Я бросился к Санни, но все происходило как-то слишком медленно, словно не со мной, как будто я наблюдал все это со стороны. Вот я подбежал к нему. Трясу его за плечо. Не понимаю, в сознании он или нет. Его глаза открыты, но он не моргает. Мне кажется, он не дышит. Вокруг собираются люди. Они говорят о чем-то. Кто-то пытается меня поднять, но я вырываюсь. Я хочу помочь Санни. Меня хватают сильнее и куда-то ведут. Что происходит? Я ничего не понимаю. И вдруг наступает темнота…
Меня разбудил мой собственный голос: «Санни». Я подскочил на месте, и оказалось, что я в своей спальне. Часы показывают половину второго ночи. На улице темно, и, похоже, идет дождь. Мне нужно выяснить, было ли это на самом деле, или мне все приснилось. Хоть бы приснилось… повторяю эту фразу, беру мобильник и набираю номер Санни. Оператор сообщает, что абонент недоступен. Иду в спальню к родителям. Они спят.
– Мама, – я тормошу мать за плечо. Она отмахивается и продолжает спать. – МАМА, – тормошу уже более настойчиво.
Она просыпается и смотрит на меня. В ночном полумраке я вижу, как ее глаза расширяются.
– Вальтер, – говорит она шепотом и садится, я вижу, что она испугана.
– Мама, что случилось? – я сажусь рядом с ней на колени.
– Вальтер… – начинает она и замолкает.
– Что случилось, мама?
– Вальтер, Санни больше нет, – говорит она еле слышно, но мне кажется, что она кричит. И эта мысль, словно пуля, пронзает мой мозг: «Санни больше нет!». Но я отказываюсь в нее верить.
Я все думал, когда же этот дурацкий сон, наконец, кончится. Когда же проснусь, и все снова будет хорошо. Я смутно помню те дни. Плохо помню его похороны. Помню много людей и свежее такое солнечное утро, как будто и не случилась эта страшная несправедливость. Помню его лицо. Спокойное, умиротворенное, почти детское еще. Пятнадцать лет. Всего пятнадцать! Так мало времени и так много планов…
Я очнулся от этой дремы где-то в апреле. Помню, сидел на скамейке в яблоневом саду и рисовал, и вдруг на меня обрушилось осознание, что его действительно больше нет. Меня охватило отчаяние. Такое глубокое и бесконечное отчаяние. Словно оказался на дне глубокой-глубокой ямы, из которой нет никакого выхода. Тьма окружала меня, и я растворялся в ней. Только сердце пыталось сопротивляться, сжимаясь в комок. Закричать бы. Но я не мог. Залезть в самый укромный уголок и исчезнуть, словно меня и не было никогда. Зачем я вообще на этом свете? Кому я нужен? Чувство беспомощности поглотило меня. Я не мог ничего изменить, исправить, повернуть время вспять! Мир поблек без него. Никогда больше не увижу его. Не услышу его голос, его смех. Не пройдемся вместе после школы, не поболтаем о его великих планах…
Мне хотелось выть и лезть на стены. Я перестал есть и спать. Если и засыпал, то мне снился один и тот же сон. Заснеженный сад и он, на коленях, ко мне спиной. Я подходил к нему, он был холоден и неподвижен. И я просыпался от собственного крика.
6
В один из вечеров при свете настольной лампы я рисовал свой комикс. Мою прекрасную Амазонку в пылу сражения с каким-то совершенно отвратительным монстром, но у меня не получалось. Я изрисовал десяток листов и, окончательно разозлившись, разорвал последний. Дверь в комнату открылась и вошла мать, я притворился, что не заметил ее, взял новый лист и нарисовал на нем загогулину. Мать села на край кровати и в молчании смотрела на меня. К загогулине я пририсовал еще загогулину, получилось очертание лица. «Вальтер», – тихо сказала она. Я не отреагировал, набросал пару штрихов, получились плотно сжатые губы и нос. «Я знаю, что тебе тяжело», – продолжила она. Ну да. В нашей семье никогда не принято было общаться друг с другом, каждый жил своей жизнью, и меня это идеально устраивало. Не надо нарушать традиции. Я аккуратно нарисовал один глаз, потом другой. А она тем временем продолжала говорить что-то о том, чтобы я раскрыл свою душу, что она меня понимает и хочет мне помочь, что готова выслушать все мои проблемы. Вот уж нет! Я добавил ресницы, потом подумал и сделал их длиннее. Раньше вам не интересны были мои проблемы, а теперь вдруг все стало очень важно. «Я знаю одного очень хорошего доктора». Так, стоп, доктора? Я собирался дорисовать кудряшек, но при упоминании какого-то доктора мой карандаш завис в воздухе, и я прислушался. «Альберт очень хороший доктор, он работает с подростками уже почти двадцать лет, он психолог, дети его просто обожают». Альберт, психолог, дети… Бред какой-то. Не нужен мне доктор. Я продолжил рисовать. Так, шея, плечо, рука, в руке меч. Или копье? «Вальтер, я записала тебя на следующий понедельник». Все-таки копье, тогда так, руку надо перерисовать. Она посидела еще какое-то время на краю кровати, глядя на меня. Потом кивнула, то ли сама себе, то ли мне и вышла из комнаты.