– Впоследствии все вроде бы утряслось, потому что за него заступились некоторые преподаватели. У Эдмонда было двадцать баллов по тем дисциплинам, которые ему нравились, и ноль по остальным. И так постоянно: ноль или двадцать.
– Мама говорила, он был гений.
– Он запудривал мозги твоей матери – утверждал, что пытается достичь «абсолютного знания». И мать твоя, которая с десяти лет верила в прошлые жизни, считала его перевоплощением Эйнштейна или Леонардо да Винчи.
– Помимо белки?
– Почему бы и нет? «Надобно прожить не одну жизнь, чтобы возникла одна душа…» – говорил Будда.
– Эдмонд проходил тесты на умственное развитие?
– Да. И все провалил. Получил двадцать три процента из возможных ста восьмидесяти, что соответствует легкому слабоумию. Воспитатели решили, что он дурачок и что его надо отправить в специальный центр. Однако я знала: никакой он не дурачок, а всего лишь «особенный». Помню, как-то раз – о, ему тогда было только одиннадцать! – он поспорил со мной, что мне нипочем не сложить четыре равносторонних треугольника из шести спичек. Это дело непростое, попробуй – сам увидишь…
Она ушла на кухню взглянуть на свое варево и вернулась с шестью спичками. Джонатан задумался. Задачка, казалось, была ему по зубам. Он по-всякому раскладывал шесть палочек, но через несколько минут, после многочисленных попыток, ему пришлось отступиться.
– Так в чем тут фокус?
Бабушка Августа собралась с мыслями.
– Что ж, на самом деле он, кажется, мне так его и не раскрыл. Помню только фразу, которую он бросил мне в качестве подсказки: «Думай по-другому, а будешь рассуждать, как привыкла, ничего не выйдет». Представляешь, одиннадцатилетний сосунок выдает мне такие штуки! Ах, кажется, чайник свистит. Должно быть, вскипел.
Августа принесла две чашки, наполненные благоуханной желтоватой жидкостью.
– Знаешь, мне нравится, что ты интересуешься своим дядюшкой, как я погляжу. В наше время люди уходят из жизни, и все о них тут же забывают.
Джонатан отложил спички в сторону и осторожно отпил вербенового чаю.
– А что было потом?
– Больше мне нечего сказать: после того, как он поступил в университет, мы не получали от него никаких весточек. От твоей матери я узнала, что он вроде как с блеском защитил докторскую, работал в какой-то компании по производству продовольственных товаров, уволился из нее и отбыл в Африку, а потом, когда вернулся, жил на улице Сибаритов, и никто ничего не слышал о нем до самой его смерти.
– Как он умер?
– Ах, ты разве не в курсе? Невероятная история! Об этом писали во всех газетах. Его, представь себе, убили осы.
– Осы? Как это?
– Он гулял в лесу один и нечаянно наткнулся на осиный рой. Вот осы всем скопом и накинулись на него. «В жизни не видел столько укусов на одном человеке!» – заявил тогда судмедэксперт. Он умер, потому что в каждом литре его крови было 0,3 грамма яда. Это неслыханно.
– А где его могила?
– Он просил похоронить его в лесу, под сосной.
– У тебя есть его фотография?
– Вон, посмотри на той стене, над комодом. Справа – Сюзи, твоя мать. Ты когда-нибудь видел ее такой молоденькой? А слева – Эдмонд.
Полысевшая голова, тонкие усики, уши без мочек, как у Кафки, выше уровня бровей. Лукавая усмешка. Сущий дьяволенок.
Рядом с ним Сюзи в белом платье вся сияла. Через несколько лет она вышла замуж, но свою девичью фамилию – Уэллс так и не поменяла. Словно не хотела, чтобы имя мужа бросало тень на ее потомство.
Подойдя ближе, Джонатан заметил, что Эдмонд держал два пальца над головой сестры.
– Он был изрядный шалун, да?
Августа не ответила. В ее глазах появилась грусть, когда взгляд упал на лучезарное лицо дочери. Сюзи умерла шесть лет назад. Пятнадцатитонный грузовик с пьяным шофером за рулем столкнул ее машину в овраг. Агония продолжалась два дня. Она все звала Эдмонда, а Эдмонд так и не пришел. Он снова был где-то далеко…
– Ты знаешь еще кого-нибудь, кто мог бы рассказать мне про Эдмонда?
– Гм… Был у него друг детства, с которым он частенько виделся. Они даже учились вместе в университете. Джейсон Брейгель. У меня, кажется, сохранились его координаты.
Августа, быстро заглянув в компьютер, дала Джонатану адрес этого друга. И нежно взглянула на внука. Он был последним живым отпрыском рода Уэллсов. Славный мальчик.
– Ну же, допивай чай, а то остынет. У меня есть еще «Мадленки», если хочешь. Я сама их делаю из перепелиных яиц.
– Нет, спасибо, мне пора идти. Приезжай как-нибудь к нам в новую квартиру, мы уже устроились.
– Договорились, но постой, письмо-то не забудь.
Лихорадочно перерыв большой стенной шкаф и жестяные коробки, она наконец отыскала белый конверт, на котором рваным почерком было выведено: «Джонатану Уэллсу». Клапан конверта был в несколько слоев заклеен клейкой лентой, чтобы уберечь его от несвоевременного вскрытия. Джонатан осторожно разорвал конверт. Выпал мятый листок – по виду из школьной тетрадки. На листке было написано:
«Никогда не спускайся в подвал!»
У муравьихи подрагивают усики. Она похожа на машину, которую надолго бросили под снегом и теперь снова пробуют завести. Самец пытается проделать это несколько раз. Он растирает ее. Обмазывает теплой слюной.
Оживает! Так и есть, двигатель запускается. Время забытья прошло. Все начинается снова, как будто она и не пережила эту «маленькую смерть».
Он опять принимается растирать ее, передавая ей тепло. Ей уже явно лучше. Пока он усердствует, она поворачивает к нему усики и прикасается к нему. Ей хочется знать, кто он.
Она ощупывает первый его сегмент, начиная с черепа, и узнает его возраст: сто семьдесят три дня. По второму сегменту слепая рабочая особь распознает его касту: самец-производитель. По третьему – его вид и город: лесной рыжий муравей из главного города Бел-о-Кана. По четвертому она определяет номер его кладки, который служит ему обозначением: он самец номер 327, снесенный в начале осени.
Она прерывает обонятельное декодирование. Остальные сегменты ничего не излучают. Пятый улавливает пахучие молекулы. Шестой служит для простого общения. Седьмой – для более сложного, наподобие полового. Восьмой предназначен для общения с Маткой. Наконец, три последних используются как дубинки.
Вот так, с помощью второй половины усика, она ощупывает одиннадцать сегментов. Но ей нечего ему сообщить. Тогда она отстраняется и в свою очередь отправляется погреться на кровлю Города.
Он делает то же самое. С работой тепловестника покончено – можно заняться ремонтом!
Выбравшись наверх, самец номер 327 осматривает разрушения. Город построен в форме конуса, чтобы можно было выдержать любое незначительное ненастье, однако зима выдалась гибельной. Ветер, снег и град сорвали первый покровный слой веточек. Часть выходов закупорены птичьем пометом. Надо живо браться за дело. Номер 327 направляется к огромному желтому пятну и впивается челюстями в твердую зловонную массу. С другой стороны уже просвечивает силуэт насекомого, которое роет изнутри.
В дверном глазке потемнело. На него смотрели сквозь дверь.
– Кто там?
– Это господин Гунь… Я насчет переплетных работ.
Дверь приоткрылась. Означенный Гунь опустил глаза – его взгляд упал на светловолосого мальчонку лет десяти, потом, опустившись ниже, – на крохотного песика, который, просунув нос между ног последнего, затявкал.
– Папы нет дома!
– Точно? Ко мне должен был зайти профессор Уэллс и…
– Профессор Уэллс – мой двоюродный дедушка. Но он умер.
Николя хотел было закрыть дверь, но посетитель в тот же миг подставил ногу.
– Искренне соболезную. А вы уверены, что он не оставил толстой папки с бумагами? Я переплетчик. Он уплатил мне вперед, чтобы я переплел его рабочие записи в кожаную обложку. По-моему, он собирался составить энциклопедию. И должен был зайти ко мне, но так и не объявился…
– Говорю же, он умер.
Мужчина просунул ногу еще дальше, надавив на дверь коленом, как будто хотел войти, оттолкнув мальчонку. Карликовый пес залился истошным лаем. Мужчина застыл на месте.
– Поймите, мне будет крайне неловко, если я не выполню данные ему обещания, хотя бы посмертно. Гляньте, пожалуйста. У него непременно где-нибудь должна лежать большая красная папка.
– Энциклопедия, говорите?
– Да, сам он называл всю эту кучу «Энциклопедией относительного и абсолютного знания», хотя я бы премного удивился, если бы на обложке было написано такое…
– Будь она у нас дома, мы бы ее уже нашли.
– Простите меня за настойчивость, но…
Карликовый пудель снова затявкал. Мужчина чуть подался назад, но мальчонка успел захлопнуть дверь прямо у него перед носом.
Теперь пробудился весь Город. Проходы заполоняют муравьи-тепловестники, спешащие отогреть Рой. Однако в некоторых местах, на распутьях, все еще лежат застывшие обитатели Города. Как ни стараются тепловестники расшевелить их, растрясти, они даже не шелохнутся.
Эти муравьи уже никогда не шелохнутся. Они мертвы. Для них зимняя спячка обернулась гибелью. Невозможно без всякого риска протянуть три месяца с ничтожным сердцебиением. Они не мучились. Сон их сменился смертью, когда Город внезапно продуло сквозняком. Их трупы выносят на свалку. Подобным образом Город каждое утро избавляется от мертвых клеток и прочих отходов.
Как только все пути очищаются от нечистот, в городе насекомых закипает жизнь. Повсюду шевелятся лапки. Хрустят челюсти. Усики подрагивают, принимая сообщения. Все начинается сызнова. Как до усыпляющей зимы.
Пока самец номер 327 возится с веткой, что весит, должно быть, раз в шестьдесят больше, чем он сам, к нему приближается воин, которому от роду больше пятисот дней. Он похлопывает его по голове сегментами-дубинками, желая привлечь внимание. Самец вскидывает голову. Воин прикладывается усиками к его усикам.
Воин хочет, чтобы самец бросил заниматься починкой кровли и отправился вместе с отрядом других муравьев… в охотничью экспедицию.
Он ощупывает его рот и глаза.
Какую еще охотничью экспедицию?
Воин дает ему понюхать шматок засохшего мяса, спрятанного у него в изгибе сустава лапки, возле груди.
Кажется, мы нашли это перед самой зимой в западной области на 23-м градусе по отношению к полуденному солнцу.
Самец пробует мясо на вкус. Это жук, вне всякого сомнения. Точнее – листоед. Чудно́. Обычно жуки в это время еще спят. Каждый знает, рыжие муравьи пробуждаются, когда температура воздуха достигает 12 градусов, термиты – при 13 градусах, мухи – при 14 градусах, а жуки – при 15 градусах.
Впрочем, старого воина этот довод нисколько не смущает. Он объясняет самцу, что этот шматок из какого-то диковинного края, который обогревается искусственным образом за счет подземного водного источника. Там не бывает зимы. В том краю особый микроклимат, со своей особой флорой и фауной.
И потом, город-Рой всегда пробуждается голодный. Ему срочно требуются белки, чтобы все обитатели пришли в себя. Одного тепла недостаточно.
Самец соглашается.
В состав экспедиции входят двадцать восемь муравьев из касты воинов. Большей частью, как и воин-проситель, это видавшие виды бесполые особи. Так что самец номер 327 среди них – единственный представитель касты половых особей. Он издали разглядывает остальных.
При наличии тысяч фасеток в глазах муравьи видят не тысячекратно повторяющуюся картинку, а скорее одну, но сетчатую. Детали же эти насекомые различают с трудом. Зато они улавливают малейшие движения.
Разведчики в отряде, все как один, похоже, закалились в дальних походах. Их грузные брюшки заполнены кислотой. Головы закованы в крепчайшую броню. Их доспехи отмечены ударами челюстей, полученными в былых сражениях.
Они продвигаются вперед уже несколько часов. Минуют многочисленные города Федерации, которые поднимаются высоко в небо. Это братские города династии Ни: Йоду-лу-Байкан (крупнейший производитель зерновых); Джули-Экан (чьи легионы бойцов-охотников сокрушили два года назад коалицию термитов с Юга); Зеди-бей-Накан (знаменитый своими химическими лабораториями, которым удалось разработать суперконцентрированные боевые кислоты); Ливиу-Кан (чей кошенильный спирт обладает изысканным смоляным вкусом).
Ведь рыжие муравьи организуются не только в города, но и в коалиции городов. Союз – это сила. Так, в давние времена юрского периода существовали федерации муравьев, состоявшие из 15 тысяч муравейников, – располагались они на площади 80 гектаров и включали популяции общей численностью более 200 миллионов особей.
Бел-о-Кан пока не на таком уровне. Это молодая Федерация – она возникла пять тысяч лет назад. Согласно местным преданиям, ее основательница была девой, заплутавшей во время бури, которая когда-то обрушилась на эти края. Не сумев добраться до своих, она основала Бел-о-Кан, а потом возникла Федерация и появились сотни поколений королев Ни, ее образующих.
Бело-киу-киуни – таково было имя первой королевы. Что означает «заблудшая муравьиха». Это имя брали и все другие королевы, располагавшиеся в главном гнезде.
Пока Бел-о-Кан включает большой главный город и 64 братских федеративных города, расположенных на периферии. Но он уже добился признания как крупнейшая политическая сила в этой части леса Фонтенбло.
Когда позади остаются союзные города и, в частности, Ла-шола-Кан, самый западный город Федерации, разведчики выходят к маленьким комьям земли – летним гнездам, или передовым постам. Там еще пусто. Но 327-й знает: скоро, с началом охоты и войн, они заполнятся солдатами.
Дальше они продвигаются по прямой. Их отряд преодолевает обширный бирюзовый луг и холм, окаймленный чертополохом. Они покидают область охотничьих угодий, и вдалеке, на севере, уже виднеется неприятельский город Ши-га-пу. Но в это время его обитатели, должно быть, еще спят.
Муравьи идут все дальше. Большая часть живности кругом все еще пребывает в зимней спячке. Редкие «жаворонки» то тут, то там высовывают головки из норок. Но, завидев рыжую броню, тут же в страхе прячутся обратно. Рыжие муравьи не очень-то дружелюбны. Особенно когда они передвигаются вот так, вооружившись до кончиков усиков.
Вскоре разведчики выходят к пределам неведомых земель. Вокруг больше нет ни одного братского города. Ни одного передового поста на горизонте. Ни одной тропинки, протоптанной остроконечными лапками. Лишь старые, едва уловимые пахучие следы, указывающие, что когда-то здесь проходили белоканцы.
Муравьи в замешательстве. Листья, громоздящиеся передними, не значатся ни на одной обонятельной карте. Они образуют мрачный полог, не пропускающий свет. Эта растительная масса, кишащая живностью, как будто готова их поглотить.
Как же предупредить их, чтобы они туда не совались?
Он положил куртку и обнял своих близких.
– Вы уже все распаковали?
– Да, папа.
– Хорошо. Кстати, а кухню вы осмотрели? Там, в глубине, есть дверь.
– Я как раз собиралась об этом поговорить, – сказала Люси, – там, наверное, подвал. Я пробовала открыть ту дверь, но она заперта на ключ. В ней есть широкая щель. Судя по тому, что я смогла сквозь нее разглядеть, там спуск на глубину. Придется тебе сломать замок. По крайней мере, будет хоть какая-то польза от муженька-слесаря.
Она улыбнулась, прильнула к нему и замерла в его объятьях. Люси с Джонатаном жили вместе уже тринадцать лет. Они встретились в метро. В тот день какой-то хулиган от нечего делать подбросил слезоточивую гранату в вагон поезда. Все пассажиры тут же упали на пол, заливаясь слезами и харкая кровью. Люси и Джонатан повалились друг на друга. А когда они откашлялись и справились со слезами, Джонатан предложил проводить Люси до дома. Потом он пригласил ее в одну из своих утопических общин – в самовольно занятую квартиру в Париже, рядом с Северным вокзалом. Через три месяца они решили пожениться.