– Такие туфли носят только на балах и только в Аргентине, – сказал Васька. – Вовнутрь-то, вовнутрь посмотри!
Он снял туфлю, и я ошалело смотрел внутрь туфли на аргентинское клеймо. А Васька стоял на одной ноге, держась за мое плечо, важный и довольный.
Еще бы! Там, в далекой Аргентине, пляшут на балу аргентинцы в серебряных туфлях, а теперь в них будет ходить по нашим бакинским улицам Васька Котов.
Собрались ребята, охали и ахали и трогали руками серебро.
– Купили на толкучке, – рассказывал Васька. – Совершенно случайно. Абсолютно по дешевке достались, просто-напросто повезло…
Кто-то попросил померить, и Васька сразу ушел. Померить он никому не хотел давать.
В этот вечер мы с ним пошли в оперетту. Я босиком, а он в своих долгоносиках.
Некоторые оперетты мы раз двадцать видели, а тут новую оперетту показывали. Честно говоря, мы только потому и ходили на спектакли, что через забор лазали. А так с гораздо большим удовольствием в кино пошли бы.
Рядом с его серебряными туфлями нелепыми и безобразными казались мои собственные пыльные ноги, а пальцы, казалось, смешно топорщатся во все стороны.
Да и другие мальчишки в оперетту босиком ходили, никто на них особого внимания не обращал. Ничего такого в этом не было, тем более оперетта в летнем саду помещалась.
Васька меня на забор подсадил, снял туфли и мне протянул. Ему в них на забор никак было не забраться. А мне с туфлями сидеть на заборе тоже неудобно. Одной рукой туфли держать, а другую ему протягивать.
Кричу:
– Давай скорее руку, а то свалюсь!
Он замешкался, стал почему-то носки снимать, хотя и в носках можно было лезть спокойно. Как раз ребята подошли, торопят, никому неохота в оперетту опаздывать.
В общем, он мне руку подать не успел, я не удержался и на ту сторону свалился вместе с туфлями. Хорошо еще, удачно упал, ничего такого не приключилось. Только в рот земля попала.
Я землю выплюнул, встал, отряхнулся и жду, когда Васька появится. Ребят-то там много, помогут ему на забор подняться.
А он все не появляется.
Мимо прогуливаются люди по широкой аллее в ожидании звонка и, как мне кажется, на меня поглядывают.
Тогда я надеваю Васькины туфли на свои ноги и отхожу в более темное место.
Но Васька все не появляется.
Я еще немного постоял и пошел к выходу. А прямо мне навстречу милиционер ведет Ваську за руку. На одной ноге у него носок, а другим носком он вытирает слезы.
Васька, как только увидел меня в своих туфлях, заорал не своим голосом на всю оперетту:
– Свои грязные ноги засунул в мои туфли!!! А-а-а-а-а-а!!!
Даже милиционер растерялся.
– Ты мне смотри вырываться! – говорит. – Ишь ты! В одном носке в оперетту собрался да еще вырывается!
– Это правда! – кричу я. – На мне его туфли!
– Не суйся не в свое дело! Тоже мне, защитник нашелся!
Милиционер меня и слушать не хотел. Вокруг говорят:
– Смотрите-ка, смотрите, у парнишки носок на одной ноге…
– А по-вашему, если бы он в двух носках явился сюда, было бы лучше?
– Ему бы на сцену в таком опереточном виде!
Я стал снимать туфли, чтобы Ваське отдать, но меня оттеснили.
Ведут Ваську в пикет. Впереди большущая толпа. Ну и дела!
Пока Ваську вели, он все время оборачивался и повторял:
– Снимай мои туфли! Снимай мои туфли!
Он только о туфлях и думал, смелый все-таки человек, совсем не думал о том, что попался.
Я старался в пикет пройти, но меня не пустили.
И чего он за свои туфли расстроился? Не мог же я их все это время в руках держать! Подумаешь! Как будто бы их помыть нельзя!
Я подхожу к фонтану и тщательно мою его туфли. Все старался поглубже засунуть руку в носок, чтобы как можно лучше вымыть.
И вдруг замечаю, как прекрасные туфли расползаются, а блестящая серебряная краска слезает, как чешуя с рыбы…
В это время из пикета выходит Васька и направляется ко мне.
Подходит.
Я стою опустив голову, держу в каждой руке по туфле.
Его лицо бледнеет при свете фонарей.
– Ты стер мое аргентинское клеймо?! – спрашивает он сдавленным голосом.
Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.
– А почему они мокрые?! – вдруг кричит он и бежит к фонарю.
Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями…
– Это не мои туфли!!! – кричит он.
– Все смылось… смылось… смылось… – твержу я.
– Как это смылось?! – орет он визгливо.
Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлек нас к выходу.
Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:
– Отдавай мне новые туфли… слышишь? Отдавай!
Я понимал его.
– Какие были! – прошипел он.
В это же самое время мне наступили на ногу, я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:
– Пошел ты от меня со своими долгоносиками!
– Ах так! – крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошел за ним.
Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных туфлях, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.
Пришел Васька. В каких он был рваных сандалиях! Трудно даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии держались на его ногах.
– Мне нечего надеть, – сказал он тихо.
Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.
– А те никак нельзя зашить? – спросил я тихо.
– Никак, – сказал он.
– Неужели никак нельзя зашить?
– Они не настоящие, – сказал он, опустив голову. – А какие же они?
– Они картонные, – сказал Васька.
– Как?!
– Они театральные, – сказал Васька. – Все равно бы они развалились…
– Как то есть театральные?
– Ну, специально для театра, на один раз… у них там делают такие туфли на один раз…
– Зачем же тебе их купили?
– Случайно купили…
– Значит, они театральные?!
– Театральные… – сказал Васька.
– Тогда черт с ними! – сказал я.
– Черт с ними… – сказал Васька.
– Замечательно, что они театральные! – сказал я. Хотя ничего замечательного, конечно, не было. Но все равно это было замечательно!
– Снимай сандалии, – сказал я, – зачем тебе сандалии! Снимай их и пойдем в оперетту!
Удивительная профессия
Как только погас у нас в комнате свет, к нам сейчас же стали стучать соседи. Они спрашивали: «Что такое?» Мы с мамой тоже пошли стучать к соседям и спрашивать: «Что такое?»
Но никто ничего не знал, и все только спрашивали: «Что такое? Что случилось?» Только один дядя Яша сказал:
– Ничего не случилось. Погас свет – и все. Перегорели пробки.
Все собрались на улице возле подъезда.
– Вот еще новость!
– Как это так! Никогда так не было!
Все говорили, что дело не в пробке, а где-то в сети, а я спрашивал, где эта пробка и сеть, но мне никто не ответил.
Дядя Яша пошел звонить монтерам, а все стали говорить, как погас свет.
Тетя Нюша сказала:
– Вы знаете, как только это случилось, моя кошка кинулась в кухню и съела там свежую рыбу.
Тетя Женя сказала:
– Вы слышите? Это кричит мой ребенок. Он будет кричать, пока свет не зажгут.
Тетя Ира сказала:
– Не верится, что раньше жили без света. С какими-то свечками. С лампами, которые коптят. Жили в каком-то жалком мерцании. В каких-то потемках.
Наша бабушка сказала:
– Как же, помню! Еще как помню! И ламп-то у нас не было. Темень. Мрак. Ничего не видно.
Бабушка наша жила при царе. До сих пор возмущается царским режимом. Как начнет – не остановится. Но тут монтеры приехали.
Я смотрю, как будут свет зажигать. Интересно ведь!
Подъезжает к столбу машина. Вместо кузова круглый такой балкончик. В этот балкончик залез монтер. И балкончик стал вверх подниматься. Монтер добирается до проводов. И что-то там с проводами делает.
И загорается свет во всем доме.
Монтер говорит:
– Все в порядке!
Наша бабушка говорит:
– Удивительная у вас профессия!
Монтер говорит:
– Это дело простое…
Тетя Ира говорит:
– Замечательное ваше дело!
Тетя Женя говорит:
– Вы слышите? Мой ребенок смеется.
Тетя Нюша говорит:
– Зашли бы в гости. Я для вас свежей рыбы нажарю.
Монтер отвечает:
– Я рыбу люблю. Но нас ждут в другом доме.
И он уезжает в своей машине.
Я смотрю вслед и думаю: «Вот бы мне ездить в такой машине! Я несся бы во весь дух по улицам. Я просил бы шофера: „Скорей! Скорей!“ Мы обгоняли бы все машины. Даже, может быть, пожарную машину. И люди бы, глядя на нас, говорили: „Смотрите! Смотрите, монтеры едут! Удивительная у них профессия!“»
Маленькие фантики
Раньше Петя и Вова сутулились, не причесывались, не так ложку держали, ходили чумазыми, съезжали по перилам, визжали на уроках, приносили в класс кошку, запирали ее в шкаф, она оттуда мяукала, а они смеялись, хотя ничего смешного тут не было.
Многие так и остались сутулыми. На всю свою жизнь. Многие так и остались визгливыми. До конца дней своих. Многие ложку всю жизнь не так держат. Многим почти что сто лет скоро будет, а все ловят кошек, как маленькие. Таких, правда, не очень много. Но и не мало. Их, в общем, достаточно.
Раз достаточно, значит, хватит. Так Петя с Вовой решили.
Они стали в игру играть. В обыкновенные фантики. Примерно так:
– А ну, Петя, давай-ка мне фантик! Ты только что был сутулым.
Или:
– Вова, пойди вымой ухо. Оно у тебя все в земле. Давай фантик.
Или:
– Ну-ка, брось кошку и фантик давай!
Или:
– Ну-ка, иди сюда. Глянь-ка в зеркало. Видишь?
– Я ничего не вижу, – говорит Петя.
– Ты не видишь, что ты лохматый?!
– Ага, теперь вижу, – говорит Петя.
– Давай фантик, – говорит Вова.
– Сколько?
– Пять штук.
– Много.
– Тогда три.
– Бери.
Вот так все просто и дружно! Тут одного фанта мало. Раз человек весь лохматый. Но пять фантов много. Тут нужно условие. Сколько за что фантов брать. За двойку не то что пять, десять фантов мало. А то и все одиннадцать.
Иногда так бывает:
– Ага, ты хотел побежать за кошкой, давай, давай фантик!
Тут фантик не полагается. Мало ли что он хотел! Мало ли кто что хочет. Он же не побежал. В чем же дело! Это уже не по правилам.
Конечно, у них были споры. А как же! Без этого не бывает. Но они ни разу не дрались. У них мысли такой даже не было. Из-за каких-то фантиков!
Спору нет – фантик не чудо.
Но что-то такое особое. Простая цветная бумажка. И все. Но не в этом дело.
Ребята ложку держать стали правильно. Они умываться стали по пять раз в день.
Они перестали сутулиться.
Они кошек стали не замечать.
Они визжать прекратили.
Они перестали ходить лохматыми.
Хотите – верьте, хотите – нет!
Еж
Принес я в класс ежа. Никуда его не вытаскиваю. Сидит он в сумке. Никто про него не знает. Вдруг учитель говорит: «Что это такое?» Я говорю: «Еж». – «Где еж?» – спрашивает учитель. «Здесь», – говорю. А он говорит: «А вообще я не тебя спрашиваю. Я Мишу Галкина спрашиваю» – и на доску показывает. «Это существительное», – говорит Миша Галкин. «Правильно, – говорит учитель, – а ты выйди с ежом!»
Обруч и лампочка
У Пети был замечательный обруч. От старой бочки. И был замечательный крючок. Таким крючком если гонять такой обруч, он ни разу не упадет. Сколько хочешь гоняй, всем на зависть.
Петя очень гордился обручем. И очень гордился своим крючком. Ему предлагали за обруч перегорелую лампочку. Лампочку можно было бросить на стенку – и она хлопнет.
Но он не соглашался.
В конце концов он согласился отдать свой обруч за лампочку. А крючок он отдал просто так, в придачу.
Петя взял лампочку и трахнул ее об стену.
А Костя отнес обруч с крючком в школу и сдал на металлолом вместе с другими железными вещами.
Два подарка
В день рождения папа подарил Алеше ручку с золотым пером. На ручке были выгравированы золотые слова: «Алеше в день рождения от папы».
На другой день Алеша со своей новой ручкой пошел в школу. Он был очень горд: ведь не у каждого в классе ручка с золотым пером и золотыми буквами! А тут учительница забыла дома свою ручку и попросила на время у ребят. И Алеша первый протянул ей свое сокровище. И при этом подумал: «Мария Николаевна обязательно заметит, какая замечательная у меня ручка, прочтет надпись и скажет что-нибудь вроде: „Ах, каким красивым почерком написано!“ или „Какая прелесть!“. Тогда Алеша скажет: „А вы взгляните на золотое перо, Мария Николаевна, самое настоящее золотое!“»
Но учительница не стала разглядывать ручку и ничего такого не сказала. Она спросила урок у Алеши, но он его не выучил. И тогда Мария Николаевна поставила в журнал двойку золотым пером и вернула ручку.
Алеша, растерянно глядя на свое золотое перо, сказал:
– Как же так получается?.. Вот так получается!..
– Ты о чем, Алеша? – не поняла учительница.
– О золотом пере… – сказал Алеша. – Разве можно ставить двойки золотым пером?
– Значит, сегодня у тебя не золотые знания, – сказала учительница.
– Выходит, папа подарил мне ручку, чтобы мне ею двойки ставили? – сказал Алеша. – Вот так номер! Какой же это подарок?
Учительница улыбнулась и сказала:
– Ручку тебе папа подарил, а сегодняшний подарок ты себе сам сделал.
Забыл
Леня делал уроки, решал задачу. И поставил в тетрадке кляксу. Стал искать промокашку. Ходил-ходил по комнате и в кухню зашел. И забыл, что ему было нужно.
«Зачем, – думает, – я в кухню пришел?» Заглянул в кастрюльку, чтоб вспомнить, – никак не вспомнит! Сел Леня на табуретку и думает. А в голову разные мысли лезут. О том, как он летом в пруду купался. О том, как собака его укусила. И другие ненужные мысли. Вернулся искать промокашку в комнату. Ходил-ходил по комнате. И опять в кухню зашел. И опять забыл зачем. Потому что о лете все думает. О том, как в пруду купался. Как собака его укусила. В кухне бабушка суп варила.
Бабушка говорит ему:
– Что ты, Леня, на кухню ходишь? Почему уроки не делаешь?
– Я промокашку ищу, – вспомнил Леня.
– Промокашка ведь у тебя в руках!
Побежал Леня к своей тетрадке. А клякса вся расползлась.
Поиграли
Пообедав, Валерик пришел к Леше поиграть в игрушки.
А Леша как раз обедал.
– Поиграй сам в комнате, – сказала Лешина мама, – пока он поест.
Валерик пошел в комнату играть в игрушки, а Леша ему кричал из кухни:
– Ну как? Хорошо играешь?
– Хорошо, – отвечал Валерик.
– А сейчас?
– Хорошо!
– Очень хорошо?
– Очень хорошо!
– И сейчас хорошо?
– И сейчас.
– А сейчас?
– Хорошо!
– И опять хорошо?
– И опять хорошо, – отвечал Валерик.
Но Леша не унимался, продолжал спрашивать Валерика во все горло, хорошо ли он играет, потому что ему ужасно хотелось играть вместе с ним.
Но вот Валерику тоже захотелось играть вместе с Лешей, и он стал кричать ему из комнаты:
– Пообедал?
– Нет еще, – отвечал Леша.
– А сейчас?
– Тоже нет.
– И сейчас не пообедал?
– Пока нет.
– А когда?
– Ой, сейчас…
Валерик замолчал.
А Леша продолжал:
– Ну а теперь?
– Теперь хуже, – отвечал Валерик.
– А теперь еще хуже?
– Еще.
– Совсем?
– Совсем.
– Ну, я сейчас приду!
Леша очень спешил.
Вылил суп на себя.
Раздавил помидор на рубашке.
И чуть не подавился огурцом.
– А я уже наигрался, – сказал Валерик.
– Ну вот и поиграли, – сказала мама.
Давно бы так!
Зимой спортсменам раздолье: коньки, лыжи и прочее. И летом хорошо спортсменам: хочешь – плавай, хочешь – в футбол играй.
А осенью? Нет ни снега, ни солнца. Настроение у многих скверное. Начинают грустить и бездельничать. Дома сидят сложа руки. И смотрят в окно. За окном дождь и ветер. И вот они дома сидят и грустят.
Один говорит:
– Эх, зимой хорошо!
А другой:
– Эх, вот летом!
И продолжают смотреть в окно.
Один мой знакомый любил коньки. Он зимой на коньках катался. А осенью он в окно смотрел и ждал зиму.
Так вот однажды он смотрит в окно. И видит: бегут по асфальту мальчишки. Их человек пятьдесят бежит или больше. Хотя никакого снегу нет. Самая настоящая осень. Кое-где даже лужи. А им хоть бы что! Ноль внимания! Они все в спортивных костюмах. И без всяких коньков. За мальчишками радостный песик скачет и с удовольствием на мальчишек лает.
Тогда мой знакомый что сделал?
Первым делом он от окна отошел.
Вторым делом он вышел на улицу.
А в-третьих, он пробежал вокруг дома пять раз.
Хотя без коньков, а все же…
Давно бы так!
Фонарики
Ясный, солнечный день выдался в воскресенье. Папа взял Шурика в сельмаг и купил ему электрический фонарик, который сын давно просил.
По дороге довольный Шурик долго светил в лицо своему отцу, а во дворе – восхищенным ребятам.