– Ты кто, мать твою, такой? – повторил Макгрей. – Отвечай! Пока не обделался.
Когда тот заговорил, голос его прозвучал так утробно, как будто именно это только что и произошло.
– С-слуга, сэр.
– Чей?
– Полковника Гренвиля, упокой Господь его душу.
Макгрей показал на мешок.
– А это что у тебя такое?
Мужчина взглянул на мешок, отпустил шнур, затем снова перевел глаза на нас. Поразмышляв с мгновение, он глупо улыбнулся, как ребенок, которого поймали за поеданием чужого куска торта.
И побежал прочь.
Девятипалый зарычал.
– Ох, да что ж они вечно…
И рванул за слугой с револьвером в руке, а я – следом за ним.
Мы сбежали с лестницы, Макгрей кричал мужчине, чтобы тот остановился. Он выстрелил в потолок, и куски гипса засыпали коридор как раз в тот момент, когда мужчина распахнул входную дверь.
Я увидел, как он мчится через лужайки со скоростью ветра и поскальзывается в грязи, огибая наш экипаж. Мы с Макгреем прицелились из револьверов, от чего возничий скорчился и завизжал.
За миг до того, как я нажал на курок, впереди показалась темная фигура. Огромный мастиф несся с пугающей скоростью – он настиг слугу за несколько прыжков и бросился на него, повалив его прямо в хлюпающую грязь. Мужчина бился и извивался, но пес крепко придавил его к земле своими мощными лапами.
Мы поспешили к ним – я опасался, что пес порвет мужчину на клочки. Макгрей же довольно потрепал зверюгу по шее, словно тот был его питомцем.
– Молодец, Маккензи! Отпусти несчастного засранца.
Пес не двинулся с места, продолжая рычать, и Макгрею пришлось оттянуть его за ошейник.
Я с облегчением удостоверился, что слуга был цел и невредим, разве что вымок и весь извозился в грязи.
– Ну надо же! – торжествующе провозгласил Макгрей, поднимая мужчину за грудки, словно тот был еще одним псом. – И ведь сегодня еще даже не Рождество!
– Я все могу объяснить! – заныл тип, пряча лицо, будто все еще опасался нападения мастифа. – Я все могу…
– Ох, заткнись уже! У тебя будет на это время.
– Кто вы такой? – спросил я.
– Х-холт. Александр Холт, – заикаясь, произнес он.
– Лакей полковника?
– Камердинер, вообще…
– Фрей, отвези его в Городские палаты. Я сам закончу осмотр дома.
Я чуть было не предложил ему поменяться ролями (в конце концов, грубой силой из нас двоих отличался именно Макгрей), но один лишь взгляд на тот дом заставил меня передумать. Ни за что не признался бы в этом вслух, но мне совсем не хотелось бродить по тем мрачным комнатам одному.
Да что же со мной творилось?
8
Проклятые газетчики все еще шныряли вокруг Городских палат, когда я туда вернулся. После нескольких часов под дождем вид у них был жалкий, но глаза их осветились радостью, когда они увидели, что я веду помятого слугу.
– Мистер Холт! – хором закричали они. – Вы признаете вину? Вы же говорили, что виновата цыганка!
В этот момент констебль Макнейр подоспел ко мне на помощь и избавил меня от необходимости прокладывать себе дорогу локтями.
– Да будет тебе известно, что когда-то к полицейским относились с почтением! – проворчал я Макнейру, как только мы вошли в здание. Сухопарый рыжий офицер повел мистера Холта в камеру. – В кебе еще остался тяжелый мешок, – сказал я ему. – Пусть кто-нибудь занесет его ко мне в кабинет.
Я поспешил в подвал прямиком к столу Макгрея, где он держал виски. Я сделал большой глоток прямо из бутылки. Готов был поклясться, что все еще чувствовал тот мерзкий холодок, пробравший меня в доме Гренвилей, и только жгучее спиртное смогло прогнать это ощущение.
Кто-то вошел в кабинет именно в тот момент, когда я снова поднял бутылку.
– Не обращайте внимания, – сказал я, прочистив горло перед вторым глотком. – Это для лечебных целей.
Обернувшись, я увидел худощавого мужчину средних лет с каштановыми волосами и глубокими складками вокруг глаз. Он стоял, переплетя пальцы на груди, как священник, и наблюдал за мной, приподняв бровь.
– Инспектор Фрей, полагаю?
В ту же секунду в кабинет вошел молодой клерк, неся мешок с добычей Холта. Он положил его на стол Макгрея и, прежде чем покинуть комнату, кивнул этому мужчине.
– Суперинтендант.
Именно в тот миг, когда я осознал, что смотрю на нового главу шотландской полиции, капля виски сползла у меня по подбородку. Слегка покраснев, я стер ее платком и отставил бутылку в сторону.
– Суперинтендант Тревелян, – произнес я, также склонив голову, но не заботясь о том, чтобы звучать услужливо. – Рад знакомству.
Он бросил критический взгляд на виски, но комментариев на эту тему не последовало.
– Улики? – спросил он, кивнув в сторону мешка.
– Да. И мы взяли еще одного подозреваемого.
– Хорошо. Надеюсь, не еще одну гадалку. – было сказано без доли юмора. Этому мужчине, несмотря на его мирный вид, явно было не до шуток. – Я попросил клерка подготовить для вас эти документы, – продолжил он, указав на мой стол. Только тогда я заметил на нем стопку бумаг.
– Официальные документы всех жертв. Свидетельства о рождении, о заключении брака и тому подобное.
Я был ошарашен. Толковый суперинтендант – и, более того, шотландец – не вписывался ни в одну из моих привычных парадигм.
– Спасибо, сэр. Как вы узнали, что мы…
– Знать – моя работа. И я хочу, чтобы вы проявили деликатность во время расследования. На мой вкус, вокруг этого дела и так уже многовато шумихи. Мне пришлось отправить пару офицеров разогнать толпу на Кэттл-маркет. Люди хлынули в пивоварню той цыганки, будто это какая-то святыня. – Он вздохнул. – Завтра на предварительном слушании нас ждет балаган. Надеюсь, вы с этим справитесь.
Я кивнул.
– Мне уже не впервой, сэр. Возможно, вы видели мои отчеты, я возглавлял обвинение в деле серийной убийцы по прозвищу…
– Милашка Мэри Браун, – перебил он меня. – Да. Хотя некоторые офицеры поговаривают, что вы слишком уж любите рассказывать эту историю.
Даже если это была еще одна попытка пошутить, то на лице его она никак не отразилась. Он шагнул чуть ближе ко мне, и я почуял, что, несмотря на внешнее спокойствие, внутри его звенит напряжение.
– Что касается других дел, – сказал он, чуть понизив голос, – сообщил ли вам инспектор Макгрей, почему вы двое до сих пор здесь служите?
Я набрал воздуха, подготовившись к изнурительному расспросу.
– Сообщил.
Несмотря на выжидающий вид инспектора, больше я ничего не добавил. Он терпеливо подождал некоторое время, но в конце концов перешел к сути.
– Полагаю, вы не сможете пролить свет на подоплеку подобного запроса? Или на то, почему приказ исходит от… подобной персоны?
Он не решился даже вскользь упомянуть вмешательство премьер-министра. Я вспомнил схожий разговор с предыдущим суперинтендантом. С той поры не прошло и года, однако мне казалось, что минула целая жизнь. Мое отношение к службе изменилось, скажем так, кардинальным образом. Всего пару месяцев назад я попытался бы хоть как-то объясниться; сегодня же мне было все равно, и в любом случае решение оставалось за премьер-министром, а этот человек не обладал полномочиями меня уволить.
– Именно так, сэр, – таков был мой немногословный, но искренний ответ. Я не собирался давать ему доскональный отчет о мрачных подробностях ланкаширского дела.
Тревелян изучающе воззрился на меня. Интересно, каким тоном он бы разговаривал с Макгреем. К моему изумлению, он решил не пускаться в дальнейшие расспросы, только заговорил еще тише:
– Я закрою глаза на детали этого дела, но если однажды понадобится моя помощь…
Мы молча взглянули друг другу в глаза. Какая же чудная вышла беседа: так мало сказано, так много неизвестных, но столько очевидных намеков.
– Вы знаете, где меня найти, – заключил он.
С этими словами он обратился ко мне не как к подчиненному. Уходя, Тревелян кивнул мне, как своей ровне.
Я решил, что он мне нравится.
Сперва я осмотрел вещи, которые пытался стащить мистер Холт.
В мешке обнаружились несколько дорогих кожаных аксессуаров, пара карманных часов, два толстых пальто и кое-какое охотничье снаряжение, присутствием которого объяснялись размеры и тяжесть мешка. Эти вещи, пусть и не безделушки, не показались мне особенно ценными. Я думал, что увижу деньги, облигации или украшения миссис Гренвиль. Найденное же скорее выглядело набором памятных вещиц.
Я чуть было не отпихнул мешок в сторону, но тут кое-что привлекло мое внимание. Крошечный черный сверток, почти затерявшийся в складках мешковины. В нем была тонкая цепочка, на которой висел довольно необычный кулон: золотой самородок размером примерно с ноготь. Шероховатый и тусклый, он выглядел так, будто его только что добыли из прииска.
Я рассмотрел его и спрятал в свой стол. С этим можно разобраться позже.
Затем я занялся документами семейства. Их досье оказались более чем содержательными, чем я ожидал, и нарисовать семейное древо было проще простого. Проведя семейные связи, я подчеркнул имена всех скончавшихся и обвел имена тех шестерых, что погибли в пятницу. Картина начала проясняться.
Бабушка Элис действительно была замужем дважды и родила пятерых детей – троих в первом браке и двоих во втором. Лишь одна из них – мать миссис Гренвиль – до сих пор была жива. Судя по датам, ей было пятьдесят шесть лет, и я сделал вывод, что именно ей досталась опека над тремя осиротевшими детьми полковника.
Столь же удивительно было и то, что в живых остались только двое внуков Элис, и между ними наблюдалась странная симметрия: одного звали Уолтер Фокс – он был единственным сыном старшей дочери Элис (которая умерла несколько лет назад). Второй, Харви Шоу, приходился сыном младшему ребенку Элис, Ричарду, также покойному. Уолтеру и Харви было тридцать восемь и тридцать два года соответственно. Я подозревал, что мы, скорее всего, увидим их на предварительном слушании.
Когда я решил в последний раз взглянуть на проделанную работу, в кабинет ворвался Девятипалый. Вымокший до нитки, он притащил с собой огромную рыбину, завернутую в промасленную газету. К моему изумлению, следом за ним вошли два пса. Маккензи и Такер, свесив языки, прыгали у него под ногами, а Макгрей забрасывал им в пасти ломтики рыбы.
– Ты что, пешком сюда из Морнингсайда шел?
– Ох, нет, конечно, ты умом тронулся? Только из «Энсина». Там же льет как из ведра.
Макгрей плюхнулся за свой стол, задрал ноги и забросил пригоршню жареной картошки к себе в рот.
– Я забыл с утра поесть. Проголодался как черт!
Мне пришлось заткнуть нос.
– Ты нашел что-нибудь?
Он взглянул на меня с тем своим загадочным видом, за которым обычно следовали его глупые комментарии.
– Что-то недоброе было в том доме, Фрей.
– Ты повстречался с призраком бабушки Элис?
Макгрей не нашел в этом ничего смешного.
– Ты же тоже это почувствовал. Я видел твое лицо.
Я шумно выдохнул.
– Не буду отрицать, мне было… слегка не по себе. Но вовсе не из-за снующих там призраков.
Макгрей прожевал кусок и проявил невиданную доселе учтивость, заговорив лишь после того, как проглотил еду. Его сочувственный взгляд снова меня разозлил.
– Фрей, я не прошу тебя изливать душу, но я понимаю, что ты все еще горюешь по своему дяде. Тебе показалось, что ты заново переживаешь тот кошмар?
Я отвернулся в другую сторону, но Макгрея это не остановило.
– Некоторые призраки это умеют. Оживляют в тебе худшие…
– Да плевать мне на них! – сорвался я. Подскочили даже собаки, развалившиеся было на полу. – Все это полная чушь! Единственное, что меня интересует, это нашел ли ты в том доме что-нибудь существенное. Если нет, то будь добр, заткни свой рот этой отвратительной…
– Ладно, ладно! Не кипятись! Да, я кое-что нашел. И тебе это понравится.
Он порылся в нагрудном кармане и швырнул что-то на мой стол. Это был небольшой узкий предмет, завернутый в грязную тряпку.
Я брезгливо ее развернул – она была вся в жире и налипшем тесте – и чуть не задохнулся от увиденного. Нож с коротким лезвием.
– Это тот нож, который они использовали для подношения?
– Видимо.
Его лезвие, несмотря на малый размер, было острым как скальпель, а рукоятка вырезана из слоновой кости. Светлый оттенок ее сильно контрастировал с багряным цветом свернувшейся крови, засохшей вдоль острия.
– Дорогая вещица, – пробормотал я, осторожно приподняв нож. Макгрей подошел ко мне и схватил лист с семейным древом.
– Где ты нашел этот нож? – спросил я. – Мне он не попадался.
– Прямо под аппаратом. Тот, видимо, упал прямо на него.
Я откинулся на стуле и переплел пальцы.
– По словам Катерины, полковник снова пустил себе кровь во время сеанса. Должно быть, он выронил нож прямо перед тем, как Леонора рухнула и опрокинула аппарат. Вероятно, полковник уже умирал, пока она… Девятипалый, будь любезен, не пачкай своим мерзким ужином мою работу!
Я выдернул у него уже изрядно заляпанное семейное древо.
– Ох, да что это, черт возьми, меняет? – И он снова выхватил лист, чтобы подробно его изучить.
Я стал заворачивать нож обратно в тряпку.
– Надо поместить его к остальным уликам. Не знаю, что мы… – И тут я замолк, изогнув шею и поднеся нож поближе к глазам.
– Что там? – спросил Макгрей. Он заметил, что я разглядываю острие ножа. Я держал его всего в дюйме от глаз.
– Они все использовали этот нож?
– Не знаю, но это могло бы объяснить, почему умерли только те шестеро засранцев. Что могло послужить причиной? Мышьяк?
Я кивнул.
– Это один из вариантов. Нужно, чтобы Рид поскорее провел те пробы. Если он слишком занят, я могу попробовать сам.
– Нет уж, – заявил Макгрей, выхватив у меня маленький сверток. – Слишком многое на кону. Я не хочу, чтобы чертов зануда-прокурор отклонил результаты, если ты где-то перемудришь. Я сейчас же поговорю с Ридом. Втолкую ему, как это срочно.
– Как хочешь, – сказал я отчасти с облегчением.
Я хотел последовать за ним, но Макгрей меня остановил.
– Нет, Перси, подожди тут. Парнишка от одного твоего вида закипает.
И снова я вздохнул с облегчением.
Девятипалый вернулся через каких-то десять минут с невыносимо самодовольным видом.
– Готово. Он постарается дать нам ответы завтра утром, может, и до слушания успеет.
У меня не было настроения слушать, как он хвалится своими успехами, так что я быстро сменил тему и кратко рассказал ему об улове Холта.
– Этот тип все еще у нас в камере, – заключил я. – Хочешь, сейчас его допросим?
Макгрей потер руками.
– О да. Возможно, он – спасение для Катерины.
9
Комната для допросов и так представляла собой угнетающее зрелище – голые кирпичные стены, убогая обшарпанная мебель и узкое окно, которое почти не пропускало свет. Но сегодня в грязное стекло бился дождь, и комнатушка выглядела еще мрачнее.
Когда мы вошли, Холт грыз ногти и обливался потом. Позади него сидел клерк, готовый записывать показания мужчины.
Макгрей сел лицом к Холту. В комнате был еще один стул, но я предпочел вести записи, стоя за Девятипалым. Я старался не допускать прикосновения своей одежды к здешним грязным стульям.
– Мистер Холт! – произнес Макгрей. Даже не видя его лица, я знал, что Девятипалый улыбается. – Стоит ли мне сообщать вам, сколь глубоко в дерьме вы оказались?
– Я могу все объяснить, – в очередной раз сказал Холт.
– Ой, неплохо бы. Судя по тому, в каком виде была спальня полковника, и по вещам, которые наш денди обнаружил у вас в мешке, я бы сказал, что вы положили глаз на имущество господина. Часы, одежда, добротное итальянское ружье. Зачем вы все это взяли?
Холт вдавил ладони в стол в попытке усмирить их дрожь.
– Все эти вещи мне были обещаны. Полковник знал, что они мне нравятся. Он много раз говорил, что они достанутся мне, если с ним что-то случится.
Девятипалый прыснул.
– Ага, конечно, так он и сказал.
– Клянусь! Он…
– Вы доказать это сможете? – вмешался я. – Кто-нибудь из приличных людей хоть раз слышал, как он об этом говорил? Он где-нибудь оставил об этом запись?