– М-да, начинается неделька, – снова прокомментировал Петров.
– Объясняю непонятливым. Потерпевшая – гремящая на всю страну певица Калифорния. Она же – Жебракова Екатерина Николаевна – дочь известного продюсера Крымского. Резонансное убийство. Имеется подозреваемая – начинающая, но уже известная певица Фёкла. Она же – Ошкуркова Степанида Захаровна.
– Тело есть, подозреваемая имеется. Орудие убийства, надо полагать, тоже обнаружено. Вот, и флаг в руки ребятам из ОВД «Центральный»! Уравнение со всеми известными! Нас-то зачем дергать? – не унялся Родичев.
– Поступило распоряжение с самого «верха»! Чтобы именно мы, а не кто-то иной разобрались. В «Калифорнийской кухне» произошла массовая драка, во время которой случилось убийство. Первыми сцепились Ошкуркова и Жебракова, а там пошло-поехало. На «верху» не исключают несчастный случай. Нам предстоит разобраться. Что имело место на самом деле: несчастный случай, убийство по неосторожности, причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть, или умышленное убийство? – дал вводные Розанов. – В настоящее время тело доставлено к нам в морг. Им занимается судмедэксперт Трофимыч. Ваша задача: перевезти в главк подозреваемую Ошкуркову и всю документацию по делу. Разумеется, допросить, а там передать следователям. Или не передать…
– Как я понимаю, есть протокол, составленный по «горячим следам», – возник Родичев. – Имеются показания самой Фёклы, может быть, даже чистосердечное признание.
– Сам знаешь, Иван, как подчас, добываются в муниципальных отделах «чистосердечные признания». Бывает, «прессуют» так, что в жизни не обидевший мухи ботаник-интеллигент сознается в жесточайших убийствах. Кстати, поскольку выезд терпит, расскажи, Сергей, как ты попал в «Калифорнийскую кухню»? Там, чтобы посидеть вечерок не то, что твоего – лейтенантского, моего подполковничьего месячного оклада не хватит, – повернулся Алексей Александрович к Петрову.
– Всемирно известная балерина Илана Дивноморская и ее подруга Наташа, в квартире которых я сейчас проживаю, получили визы для гастролей в Австралии. В этой стране сейчас с пандемией полегче. Их ждут Сидней, Мельбурн, Канберра, еще какие-то тамошние культурные центры. На радостях Илана пригласила в «Калифорнийскую кухню». Блюда отменные, а вина так себе! По сравнению с нашими, российскими, – моча! Платили Илана с Наташей. Когда полез за своей банковской картой, даже пристукнули слегка по рукам. Коммунизм!
– За этот «коммунизм» я недавно имел неприятный разговор с твоим отцом. Он, как начальник Управления кадров, интересовался, что за воспитательная работа проводится мною с подчиненными, если один из них сожительствует сразу с двумя тетками, годящимися ему по возрасту в шибко старшие сестры?
– Сердцу не прикажешь, товарищ подполковник! Главное, относятся к моей работе с пониманием. Поначалу предлагали устроить перевод в штаб или аналитическую службу. Понимают, что могут убить. Объяснил, что уже работал и там, и там. Не мое это! Успокоились. А вы, товарищ подполковник, как перед батей отмазались?
– Попробовал растолковать, что сейчас несколько иные критерии к моральному облику сотрудника органов. Похоже, генерал-майор остался при своем мнении. Ладно! По коням, господа-офицеры!
По Большому городу конца марта, когда кое-где еще лежит талый снег, но воздух уже напоен весной, а сквозь просветы в облаках пробиваются теплые солнечные лучи, на машине Петрова домчались в ОВД «Центральный». Забрали из изолятора временного содержания Фёклу, получили документацию.
– Вы с ней построже, товарищ майор, – напутствовал Родичева начальник местного «убойного отдела». – Сама – задрипанная певичка, а понтов на весь шоу-бизнес хватит!
– Имя Ошкурковой по всей России гремит. Не такая уж она «задрипанная певичка». Свидетельские показания имеются?
– Так, точно! Только все свидетели были пьяными в хлам. Никто ничего толком не помнит, никто ничего толком не приметил. Зато все говорят о давних неприязненных отношениях между певицами. У Ошкурковой были все мотивы для убийства Жебраковой. Подозреваемая сама не отрицает ненависти к потерпевшей. А к чему передача дела управлению? Преступление раскрыто, фигурантка имеется. Не вам, а суду и следствию материал передавать надо!
– Поверьте, коллега, мне и без этого дела тошно! Но есть решение высоких руководителей, продиктованное соображениями высшего порядка! – возвел глаза к потолку Родичев.
– Записи с камер видеонаблюдения в «Калифорнийской кухне» изъяли?
– Так, точно! Прошу, – пододвинули Ивану флэшку.
По дороге в управление Фёкла вела себя спокойно, не истерила. В главке потребовала, чтобы ей дали позвонить адвокату. Однако набрала номер Крымского. Попросила денег на юриста, желательно на дорогущего защитника Рукосуйского.
– Иди, б…, на х…! – прекратил разговор Николай Платонович.
После оформления певицу доставили в комнату для допросов.
– Что случилось, Степанида Захаровна? – начал Розанов.
– Как культурно! А меня уже в ментовке «Центральный» спросили: «Рассказывай, милая девушка, как дошла до жизни такой, что людей убивать начала?», – усмехнулась Фёкла.
– Надо же! Похоже наш фирменный вопрос стал брендом! – усмехнулся подполковник. – Мы, Степанида Захаровна, пока пытаемся разобраться, что произошло? Чем откровеннее вы будете, тем легче окажется установить истину. Допрошенные свидетели – ваши коллеги – заявили о давней неприязни между вами и потерпевшей Жебраковой Екатериной Николаевной.
– Почему я должна ее любить? Когда-то была катькиной фанаткой. Моталась за ней по гастролям, с другими девчонками ночевала на ее лестничной площадке. Потом нарвалась на хамство. Хотела обнять, поздравить с прекрасным концертом. Катька брезгливо меня оттолкнула, сказала: «Отвали, любезная! От тебя тухлыми гамбургерами воняет!». Да еще охранник долбанул по макушке: не очень больно, но унизительно. Решила отомстить. Вернулась домой, в Сибирь. Батя тогда хорошо на золоте «поднялся». По моей просьбе отправил в музыкальное училище. Два года проучилась, получила диплом…
– Позвольте, Степанида Захаровна, – засомневался Розанов. – В музыкальное училище попасть весьма нелегко. Нужны талант, вокальные данные!
– А я и есть талант и покруче, чем Калифорния! Плюс папины деньги сыграли свою роль. По окончании училища приехала в Большой город. Отец договорился с Крымским, чтобы раскручивал меня. Дал денег. Придумали псевдоним Фёкла, чтобы показать близость к простому народу. Коля быстро затащил меня в постель, затем стал открыто сожительствовать со мной. Кстати, нередко у папани баблом одалживался для своих проектов. Это входило в мои планы. Окончательно добить семью Катьки, унизить ее. Со временем выдавить Калю, так ее зовут в тусовке, с эстрады. Опустить, так, чтобы из звезды превратилась в никто, ничто и звать никак! Но убивать?! Нет! Слишком легко бы она от меня отделалась! Вот, если бы всеми забытая она тихо спивалась…
– Я к госпоже Ошкурковой! – втерся в помещение, благоухая французским парфюмом, адвокат Аркадий Рувимович Рукосуйский. – Не смотря на разницу во времени, ваш родитель – Захар Спиридонович – связался со мной и перевел деньги за юридическое сопровождение. Надеюсь, к вам не применялись недозволенные методы ведения оперативно-розыскных мероприятий?
– Этими – нет! – пренебрежительно кивнула Фёкла в сторону Розанова и ведшего протокол Хомутова. – Зато в ОВД «Центральный» – с ножом к горлу: «Сознавайся в убийстве и никаких!».
– На этот счет, Степанида Захаровна, мы подадим жалобы руководству МВД и в Генеральную прокуратуру. Я вовремя успел! Сотрудники из «Центрального» – дети по сравнению с подполковником Розановым и его командой! Подпишите документ, в соответствии с которым уполномочиваете меня вести вашу защиту! – протянул Рукосуйский бланк. – Благодарю вас! Как адвокат подозреваемой имею право присутствовать на допросе! Итак, продолжим!
– Еще раз прошу подробно рассказать о случившемся! – кивнул Алексей.
– Я прокомментировала бездарное пение Жебраковой. Та, закончив выступление, вылила на меня огромный бокал с красным вином. Прическа, макияж, а главное – платье, все было безвозвратно испорчено. Надо заметить, что наряд был от самого Карла Лагерфельда. Такого в России ни у кого нет! Теперь уже не будет…
– Прошу отметить, что потерпевшая сама спровоцировала мою подзащитную на административно наказуемые действия! – вставил Аркадий Рувимович.
– Только эти «административно наказуемые действия» вылились в уголовно наказуемое деяние, – хмыкнул начальник «убойного отдела». – Продолжайте, гражданка Ошкуркова!
– Конечно, такого хулиганства я не могла простить. Вцепилась Жебраковой в прическу, она – в мою. Обе упали. Краем глаза видела, как попытался нас разнять стареющий проститут Гераська Вяльцев.
– Ну, зачем же так? – попробовал остановить певицу Рукосуйский.
– Он и есть проститут! – не унялась Фёкла. – Выдает себя за правнука великой русской певицы Анастасии Вяльцевой, хотя сам по паспорту Чугунов! А у Вяльцевой и детей-то не было! Откуда внуки-правнуки!?
– Что случилось дальше? – продолжил подполковник.
– Гиви Болквадзе стукнул его ногой. После такое началось! Больше ничего не видела. Меня Жебракова вон как изодрала! – показала певица на заклеенное пластырем лицо.
– Болквадзе – известный репортер светской хроники, – припомнил адвокат. – Возьмите у него съемку! Затребуйте съемки других журналистов.
– Таблоид, где трудится Болквадзе, заплатил Вилькину-Бродскому, чтобы кроме этого папарацци никаких представителей средств массовой информации на юбилее больше не было. Я отправил сотрудников за его съемкой. Плюс вызвал Болквадзе повесткой. Над кадрами камер скрытого наблюдения сейчас работают наши специалисты. Над орудием убийства также работают наши эксперты.
– Разрешите? – заглянул судмедэксперт Трофимыч. – Заключение судебно-медицинской экспертизы, заключения криминалистов.
– Ну, и что там? – заерзал на стуле Рукосуйский.
– Смерть потерпевшей Жебраковой наступила в результате открытой черепно-мозговой травмы. Более подробно – в документе.
– Отпечатки пальцев? – потянулся к бумагам Алексей.
– Полностью отсутствуют.
– Даже официантов?
– В связи с пандемией весь обслуживающий персонал заведений общественного питания работает в перчатках.
– Я, между прочим, была без перчаток! – встряла Фёкла. – Будь я убийцей, мои бы «пальчики» остались на бутылке или, как вы говорите, на орудии убийства.
– Надо отпускать! – заявил защитник.
– Это – как следователь решит, – ответил Розанов. – Направляю вас к нему. Хотя, сейчас гражданке Ошкурковой лучше побыть в камере. От фанатов потерпевшей всего можно ожидать. Среди них всякая публика, в том числе лица, психически неадекватные. Капитан, сопроводите гражданку Ошкуркову и адвоката к следователю! Передайте материалы дела!
ЧЛЕН ВОНЮЧИЙ
Сдав задержанную следователю, Хомутов вместе с Петровым поехал в таблоид, в коем работал Болквадзе. Дорогой они заметили толпы людей у газетных киосков. Сыщиков принял главный редактор газеты. Велел немедленно предоставить сделанные Гиви снимки. Тот, отправив в нокдаун Вяльцева, вынырнул из кучи-малы, запечатлел драку во всей красе и подробностях. После, не дожидаясь полиции, умчался в редакцию, дал репортаж в утренний выпуск. Стало понятно, отчего народ штурмовал торговые точки с печатной продукцией. Сам репортер заявил, что едет домой отсыпаться после ночных трудов.
– Всем нос утерли! – гордо потер руки главред. – Копии, разумеется, мы оставили для нашего архива. Прекрасные фото! Не зря платим Болквадзе огромные гонорары.
– Как бы самого папарацци не пришлось привлекать к ответственности за спровоцированную потасовку с летальным исходом, – проворчал Хомутов, садясь в машину. – К Болквадзе, на квартиру поедем! Допросим «по горячим следам».
Журналиста дома не оказалось.
– Гиви Ираклиевич буквально на несколько минут домой заскочил. Взял сумку с вещами и улетел на недельку на Кубу, – пояснил операм старичок-консьерж. – Прямо из подъезда такси вызвал. Сказывал, дескать путевка у него давно приобретена. Только надлежало выполнить очень важное задание редакции. Очень довольным выглядел. Все себя по карману с деньгами похлопывал… Мне даже сотенку отвалил за то, что донес до машины и погрузил в багажник его баул.
От Болквадзе покатили на место жительства Вяльцева – в квартиру некогда прославленной, а ныне подзабытой эстрадной певицы, годившейся Герасиму по возрасту если не в бабушки, то уж точно, в матери. Сам герой светской хроники возлежал на антикварной кушетке красного дерева, прижимая к глазу компресс с примочкой.
– Что рассказывать?! – взвился он на вопрос Хомутова. – Началась свара, хотел разнять. Этот отморозок меня ногой долбанул! Чуть глаз, дрянь такая, не выбил! Я побои в травматологии снял! Теперь ответит по всей строгости закона! Понаехали тут!
– Насчет «понаехали» вы, Герасим Иванович, погорячились, – возразил капитан. – Болквадзе – уроженец Большого города. Его родители – тоже. Дед, правда, к нам из Питера перебрался. Кардиохирург, действительный член Академии медицинских наук… А, вы сюда, если не ошибаюсь, из солнечной Астрахани пожаловали?
– Про деда не знаю, а вот внук – член и еще какой! Член вонючий!
– Я на этого поганца в мировой суд подам! – встряла закатившаяся звезда. – Он мне гастроли в Поволжье сорвал! Я почти договорилась с импресарио Семилетовым! Казань, Нижний Новгород, Самара, Саратов, Волгоград, Астрахань. Самому Семилетову тоже попало. Утром по радио, в светской хронике передали, что он в больницу угодил. Когда теперь сможет организовать поездку? Это ж какие деньги мимо пальцев утекли!
– Может быть, вы что-то видели? – покосился на певицу Петров.
– Что я могла видеть, молодой человек, когда мне в лицо огромное блюдо с салатом воткнули? Пока проморгалась-прокашлялась, все было кончено!
К моменту возвращения Хомутова с напарником в главк практически все участники вечеринки были допрошены в качестве свидетелей. К сотрудникам «убойного отдела» начальник Криминальной полиции дал в помощь работников Уголовного розыска. Практически никто из гостей Вилькина-Бродского ничего не мог сказать конкретно. Все были изрядно пьяны, и практически никто не помнил подробностей злосчастной вечеринки. Осталось встретиться только с самим юбиляром, его помощником Ароном Моисеевичем, с коллегой-продюсером Семилетовым. Все трое после скандала попали на излечение в частную клинику профессора Смирнова. Лечебное заведение находилось неподалеку от центра. В свое время медик «подсуетился», хапнул особняк, построенный екатерининским вельможей в далеком восемнадцатом веке. Прихватил вместе с хоромами и старинный парк. В нем, не смотря на все запреты строить на территории объектов, являвшихся памятниками культурного наследия, возвел небольшой лечебный корпус.
Розанов решил лично побеседовать с воротилами шоу-бизнеса. Его вместе с Хомутовым, которому было поручено вести протоколы, принял сам профессор. Он сообщил сыщикам о способности подопечных давать показания. Хотел пригласить адвоката Рукосуйского. Алексей Александрович заметил, что это не потребуется, так являются пациенты не подозреваемыми, а потерпевшими.
– Я не исключал пару мордобоев, однако даже предположить не мог, что такое случится! – покачал головой Вилькин-Бродский. – Дорогущую посуду побили. В Америке, кстати говоря, купленную! Мебель поломали. Дорогая мебель, по специальному заказу сделанная. Хорошо, что не пожадничал – все застраховал. Получу по страховке вдвое больше, чем платил.