Тайна родового древа. Исторический роман - Тенчой Алексей "Тенчой" 4 стр.


ЖЕНА ПОМЕЩИКА

Супруга помещика была почти на три десятка моложе своего мужа. Вдовый барин женился на ней, когда ему было пятьдесят пять лет.

Жила она с Пантелеймоновым сыто, в достатке – даже, можно сказать, в роскоши, но без любви к своему стареющему супругу ощущала себя пленницей.

Прочно повязанная брачными узами и двумя малыми детьми, она ощущала некое неудовлетворение от семейной жизни, и это служило поводом для её частых депрессий, плаксивости и наигранных обмороков.

Хрупкая, до невозможности тоненькая фигурка барыни весьма изящно смотрелась в широких, сильно драпированных юбках, в кои она обожала наряжаться. И, дополняя сии наряды блузами с широкими манжетами, пышными рукавами, многослойными рюшами и кружевными оборками, помещица томно, неспешным шагом прогуливалась по аллеям парка, ведущим к пруду, бросая затаённые взгляды на более молодых, чем её супруг, господ, которые частенько гостили в их имении.

Когда барыня пришла в чувство после того, как столкнулась в детской с призраком монашки и потеряла сознание, проанализировав произошедшие в доме события, она поняла, что это была вовсе не монашка, а Глафира – её пронзительный вопль она узнала, так как намедни смотрела, как кухарку порет барин. Она не выдала Глашку, а наоборот – решила за ней понаблюдать и таким образом стала тайной свидетельницей вспыхнувших любовных чувств конюха Филиппа и кухарки Глафиры.

– Так, так, так – постукивала Екатерина Андреевна пальцами по подоконнику, глядя вдаль и принимая какое-то решение.

А потом, на что-то решившись, быстро процокала каблучками в кабинет Сергея Ивановича и, увидев его в обществе управляющего имением, которому тот давал распоряжения, обратилась к мужу:

– Милостивый мой супруг, могу ли я пообщаться с вами наедине?

Сергей Иванович кивнул ей и махнул рукой управляющему, чтобы тот поскорее вышел из кабинета.

Оставшись с мужем наедине, она произнесла:

– Вы стали совсем мало времени уделять мне и нашим детям.

Такое заявление супруги было для Сергея Ивановича неожиданным. Помещик посмотрел на неё внимательно и изумленно ответил:

– Но, Екатерина Андреевна, вы сами просили меня излишне не тревожить вашей персоны.

Екатерина Андреевна подошла к нему почти вплотную и нежно посмотрела в мужнины глаза. Проведя ласково рукой по его щеке с бакенбардой, она елейным голоском продолжила свою речь:

– Простите меня, Сергей Иванович. – Она наигранно опустила в пол свой взор, а потом, широко распахнув серые глаза, обрамлённые густыми ресницами, снова посмотрела в его лицо. – События последнего года сделали вас таким грубым и неуравновешенным, что я просто не понимала, как подобает себя вести с вами. Вы пребывали в таком сильнейшем раздражении, а я тут была бессильна и знала, что ничем не смогу вас утешить, но глубоко в душе очень от этого страдала. Я понимаю, как тяготят вас недавние испытания, лёгшие на ваши плечи, и посему не ропщу, а терпеливо ожидаю благодатного времени, когда ваши руки, как и прежде, обнимут меня. Но очень скучаю, супруг мой, по вашему вниманию ко мне.

Помещик был поражён и счастлив: вот он, пришёл долгожданный час, когда в его похожей на девчонку-подростка жене проснулась женщина!

– Сударыня моя! – обнял он Екатерину Андреевну. – Стоит ли о том печалиться? Всё поправимо, и, если вы сами возжелали моего общества, – он взял в свои руки её хрупкую ладошку с длинными тоненькими пальчиками и прильнул к ней пухлыми губами, – всё в наших руках.

Тут же был устроен семейный обед, где счастливый помещик и барыня с детьми отпраздновали возродившееся в доме понимание, и повторная волна счастливой любви накатила на помещика.

За обедом помещик рассказал жене о том, что, даже несмотря на украденные монашкой деньги и золото, их состояние ничуть не пострадало, а наоборот – приток средств, благодаря его жёсткому и грамотно выстроенному управлению, растёт.

– Я всегда знала, что стала женой доблестного, грамотного и богатого человека, – льстила помещику Екатерина Андреевна. – Я восторгаюсь вами. В моей супружеской жизни, – добавила она, – не было ни дня раскаяния в том, что я согласилась отдать вам навеки своё сердце, и клянусь вам, мой господин, что оно полностью, без остатка, принадлежит вам.

Пантелеймонов был до глубины души тронут таким откровенным признанием в любви от своей супруги, которое впервые за время их многолетней совместной жизни прозвучало из её уст. «Да, – радовался он мысленно, – она становится женщиной!» – и, довольный, обнимал супругу, всё крепче прижимая к себе.

Семейный обед плавно перетёк в барские покои, и там изрядно подвыпивший помещик, желая одарить драгоценностями свою покорную и ласковую жену, поведал ей о кладе, хранящемся в новом – безупречном – тайнике.

После хорошо проведённой ночи Пантелеймонов пребывал в благостном состоянии духа и по просьбе Екатерины Андреевны позволил ей вместе с детьми отправиться в гости к маменьке с папенькой. Для этого он отдал приказ конюху Филиппу отвезти жену в имение своего тестя и быстро возвращаться назад.

В этой дороге между конюхом Филиппом и Екатериной Андреевной состоялся весьма занятный диалог.

– Я знаю, Филипп, о вашей тайной любовной связи с кухаркой Глафирой, – сказала она как бы между прочим конюху, подойдя к нему со спины, когда тот, склонившись, что-то поправлял в упряжке.

Филипп от неожиданности закашлялся и, ошарашенный таким заявлением, так и застыл, сгорбившись, не в силах посмотреть в лицо барыни. В уме он пытался предположить её дальнейшие слова и готовился к тому, чтобы опровергать их.

Барыня же, спокойно похлопав его ладонью в перчатке по спине, продолжила:

– Ну-ну, Филипп, выпрямляйся, у меня к тебе весьма тонкий разговор на щепетильные темы имеется.

Филипп не спеша разогнул позвоночник и, не смея поднять на госпожу глаз, растерянно мял в руке уздечку.

– Мне стало известно, что вы вместе с кухаркой Глафирой собираетесь бежать.

Филипп поднял голову и посмотрел на неё. Мускулы его лица были напряжены, желваки ходили ходуном, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Ну что же ты так нервничаешь? – положила она ладошку поверх его рук. – Я готова помочь вам с Глафирой обрести своё счастье.

Филипп удивлённо и очень внимательно заглянул Екатерине Андреевне в глаза.

– Более того, – продолжала она одностороннюю беседу, – я обещаю снабдить вас всем необходимым для этого: деньгами, продуктами и, что очень важно, помогу вам с обретением вольных.

– Что вы хотите взамен? – наконец-то дошло до Филиппа, что барыне от него нужна какая-то услуга, о которой барин не должен узнать, но то, что он услышал от неё, было полнейшей неожиданностью.

– Я хочу, Филипп, чтобы барин завершил свой век в то время, пока я буду в имении родителей.

– Вы, – начала доходить до Филиппа суть сказанного, – хотите, чтобы я…

Он не успел договорить – барыня, начиная нервничать, оборвала его:

– Ты всё правильно понял, Филипп, и сделай то, о чём я прошу, побыстрее, это не только в моих, но и в ваших с Глафирой интересах. Я даю слово выполнить полностью свои обещания.

В карете, проснувшись, закопошились дети, и барыня, не говоря более ни слова, проследовала к ним.

ГЛАВА 2

МОСКВА – СПАССК. НАШИ ДНИ

Ольга уже три часа тряслась в душном салоне автобуса, направляющегося из Москвы в Спасск.

Одетая очень просто, можно даже сказать – скромно, в толпе пассажиров она всё равно резко выделялась своей неординарной внешностью. Ресницы без какого-либо следа косметики густо обрамляли большие лучистые синие глаза, а губы на бледно-матовом лице имели приятный цвет слегка недоспелых ягод. Худенькая, беззащитная и такая одинокая, она ехала в другой город, чтобы начать новую жизнь. На душе было так тяжело и одиноко, что и ехать ей хотелось бы, конечно, одной, но рядом примостился рабочий в застиранной спецовке, видимо возвращавшийся домой с заработков в столице.

Ольга выглядела лет на тридцать, но многие прыщавые подростки на вокзале всё равно бросали на её стройную фигуру заинтересованные взгляды, и некоторые смельчаки даже пытались познакомиться. Но Ольга была не из тех, кто позволил бы себе вокзальное знакомство, заведомо понятно какого характера.

Поправив свои густые светлые волосы и задумавшись о нелёгкой женской судьбе, доставшейся ей, она смотрела на пробегающие за окном, косые от скорости деревья. Мысленно девушка много раз спрашивала сама себя, что же она такого сотворила, что Бог послал ей настолько сложные, не по её хрупким плечам, испытания.

Со временем монотонное журчание мотора и лёгкое покачивание транспорта её усыпили, и она провалилась в сон, прислонившись головой к окну, в которое смотрела, а затем, в автобусной тряске, и вовсе удобно пристроив её на плечо довольного этим соседа.

Снилось ей, что они с Михаилом вместе гуляют по парку.

Она была в коротком ярком платьице, развевающемся на ветру, и с полной охапкой обожаемых ею жёлтых роз – подарком любимого. Такие юные и счастливые, они долго бродили вдоль городского пруда, катались на качелях, и в этот, так врезавшийся в её память день, Михаил объяснился ей в любви, и потом они вместе строили планы совместного будущего.

– Ну, чего молчишь-то? – держал он её за свободную от цветов руку и искренне смотрел в глаза, ожидая ответа.

Но вот их руки на мгновение разомкнулись, и между ними, оттесняя их всё дальше и дальше друг от друга, побежали прохожие, и Ольга, заметавшись из стороны в сторону, уже не могла в толпе найти его.

В растерянности она оглядывалась вокруг, ища глазами Михаила, а наползающий страх потери любимого медленно охватывал её сердце.

Тёмные тучи затянули небо, нависнув над головой, и сильный проливной дождь хлынул на землю. Холодные водяные струи больно били по лицу, и от этого она проснулась и поняла, что всё это был сон, но такой счастливый и вместе с тем страшный и реальный, что у неё до сих пор тряслись руки.

Убрав голову с плеча незнакомого человека, Ольга растерянно принесла ему свои извинения:

– Простите, я просто ночь не спала…

– Вы в порядке? – спросил заботливо рабочий.

– Да, да, извините, пожалуйста.

– Да не за что, с каждым бывает, – улыбнулся парень.

«Бывает, – про себя подумала она, – да только что же в том хорошего, если после такого „бывает“ так тошно становится жить?»

Ольга дала согласие на развод, хотя всё ещё страдала и очень любила Михаила. Ей казалось, что не было никогда и нет на свете счастливее пары, чем они, но судьбе угодно было другое…

Упрёки в непонимании, холодность, каждодневные скандалы с оскорблениями – и она уже начинала не узнавать своего мужа, которого так сильно любила всем своим сердцем.

Ольга всегда старалась сгладить лаской назревающие в семье конфликты и наладить их давшие трещину отношения, не нарушив покоя семейного очага, но чем больше она подстраивалась под супруга, отдавая ему как можно больше своей бескрайней любви, пытаясь быть чуткой, заботливой, отзывчивой, тем больше это его раздражало и злило.

Потом, конечно, выяснилось, отчего Михаилу внезапно так тягостно стало находиться в обществе жены: всему виной была она – Катя, его секретарша, ставшая их разлучницей.

Для Ольги это был самое болезненное в жизни потрясение: её будто пронзили ножом – прямо в сердце, причём удар был нанесён Михаилом со спины. От его точного попадания дыхание у неё перехватило, голова закружилась и земля ушла из-под ног, унося в образовавшуюся бездну все их мечты и планы о счастливой семейной жизни.

Когда Ольга предлагала мужу завести детей, Михаил всё время находил оправдание для отказа. То надо было срочно обеспечивать беззаботное будущее и стать финансово независимыми, то он был морально не готов к тому, что внимание жены переключится на малыша… А когда они всё же преодолели все «против» и решились продолжить свой род, врачи констатировали у него омертвение семени. Это был смертельный приговор для самолюбия Михаила – и как для семьянина, и как для мужчины. Но вот Катя, секретарша, имея уже двоих детей, оказалась более изобретательно-предприимчивой и прагматичной. Она смогла зачать ребенка и убедить Михаила в том, что это его малыш.

Слабые мужчины всегда прячутся за спины сильных женщин, так поступил и Михаил. Он стал отцом сразу троих детей, внеся тем самым свой вклад в улучшение демографии страны.

Ольга же, несмотря на сильные душевные страдания, всё же смогла Михаила простить и отпустить, пожелав ему счастья в новой семье. «Пусть мне будет больно год, два, три… – думала она. – Всё равно когда-то пройдёт эта душевная боль, перегорит, остынет… Это при любом раскладе лучше, чем всю оставшуюся жизнь идти рука об руку с человеком, способным бить со спины».

Сразу после развода она приняла решение переехать – куда угодно, лишь бы сбежать подальше от Москвы, от тех мест, которые ей были так дороги.

С высшим образованием и дипломом МГУ она могла легко устроиться в столице, но пребывание в городе вызывало только грустные воспоминания и стало нестерпимым.

Она искала работу, которая позволила бы ей переехать в другую местность: село, город – всё равно, лишь бы не любимая, родная Москва. И вот её кандидатура была востребована, и Ольга направлялась заведующей учебной частью в детский дом города Спасска.

Странно, но до сих пор она даже и не подозревала о существовании в России города с таким красивым, каким-то даже, можно сказать, духовным названием.

Автобус резко подбросило, и Ольга очнулась от своих мыслей. На улице смеркалось.

– Спасск! – громко прокричал водитель, и автобус, затормозив, шумно распахнул двери.

Выйдя с чемоданом на дорогу, Ольга очутилась в небольшом провинциальном городке. Не зная, куда двинуться дальше, она подошла к придорожному киоску и, нагнувшись к окошечку, улыбнулась продавщице и вежливо обратилась к ней:

– Добрый вечер! Подскажите, пожалуйста, как добраться до детского дома?

– Добрый! – ответила женщина. – А вам зачем на ночь глядя в детдом?

– Меня туда назначили завучем.

– Это в ту сторону надо идти, – показала продавщица рукой, почти по пояс высунувшись из окна. – Достаточно далеко, на самом краю города, не ходите по темноте, там, говорят, дух покойной монашенки бродит.

– Мне всё равно некуда идти, и бояться надо не мертвых, они не так страшны, как некоторые живые, – ответила Ольга, на мгновение вспомнив о бывшем муже.

Вздохнув от безысходности, она зашагала в указанном направлении, волоча за собой чемодан, который шумно катился на маленьких колёсиках, время от времени подпрыгивая на встречающихся на асфальте камушках и дребезжа.

Тут возле Ольги остановился служебный уазик. Из открывшегося окна выглянул молодой полицейский и поинтересовался:

– Здравствуйте! Вам куда? Может, подвезти?

– Было бы неплохо, – подошла она ближе к машине, – мне в детдом, а то я только приехала, и места ваши совсем мне не знакомы.

Мужчина, приставив напряжённую руку к виску, отчеканил:

– Разрешите представиться: старший лейтенант Александр Евдокимов, а для вас – просто Саша.

– Ольга Петровна, – улыбнулась она в ответ и, поддержав приветливого представителя власти, добавила: – А для вас – просто Ольга.

Саша выпрыгнул из машины, лёгким движением закинул чемодан на заднее сиденье, с видом галантного кавалера открыл переднюю дверь автомобиля и подал Ольге руку.

– Прошу вас!

– И часто вы так подвозите незнакомых девушек? Или у полиции уже нет других дел? – усевшись и вполне уже освоившись в его компании, спросила Ольга.

– Так я всех местных знаю. Только у нас таких красивых, как вы, нет, а то бы я давно женился.

Назад Дальше