До личного знакомства с Длинным, которого, кстати, звали Игорь, мы встречались однажды, в раздевалке институтского бассейна. Я пришёл на тренировку и переодевался, а он как раз сидел возле шкафчиков, изрядно пьяный и пытался бычить. Так чел обычно ходил на физру. В тот день я не разбил ему голову по причине отсутствия свидетелей, хотя, казалось бы, всё должно происходить наоборот. Он нёс какую-то чушь, а я понял, что не имею желания его бить, и оскорбления не настолько сильны и обидны. Думаю, нам обоим повезло – Игоряше, что остался цел, а мне, что не вылетел из института. На тот момент во мне было 96 кг мяса и какое-то безграничное количество дури и энергии, позволяющей мне вытворять невообразимые вещи.
В дальнейшем я много раз благодарил Бога за несостоявшееся побоище, так как Игорян оказался хорошим человеком, просто со своими тараканами. Нужно было всего лишь узнать его получше.
Великая фантасмагория.
В “Черную моль” я попал впервые по приглашению Коли. Он сделал входные на четырёх человек, и мы пришли. Мы, это я и Башка, а так же моя будущая первая жена и её подруга. В тот вечер давали “Великую фантасмагорию”, один из лучших спектаклей этого замечательного театра. Сборник номеров из самых известных мировых мюзиклов, своеобразная выжимка, дающая возможность понять, из чего же состоит этот жанр.
В первом акте, в основном, были представлены немецкие мюзиклы тридцатых годов, а вот во втором была бомба, начинённая хитами Эндрю Ллойда Уэббера: “Призрак оперы”, “Эвита”, “Кошки”, “Отверженные”, ну и конечно, “Чизес Крайс, Супер Стар”! Второй акт начинался с “Призрака оперы”, самой известной его части. Живой оркестр, жёсткие гитарные рифы, пульсирующий бас и тяжёлая ритм секция – полное ощущение присутствия на рок-концерте! Во время исполнения композиции на сцене происходила трансформация декораций: огромный пароход начала двадцатого века, занимающий практически всю сцену, превращается в зрительный зал европейской оперы! Всё это обыграно театральным светом! Мы с Башкой под впечатлением трясли хаерами, как на “тяжёлом” концерте. Наши подруги напрягались, шипели и краснели, но однозначно гордились нами. Люди, сидевшие рядом, дико озирались, а мы отрывались и не заморачивались. Нужно сказать, что в целом вели себя довольно сносно и почти прилично. Да…
После спектакля Коля в компании молодых артистов и девчонок реквизиторов-костюмеров тусил у метро, ну и мы присоединились, само собой. Все в основном курили план, я же предпочитал напиток богов – Шереметьевский портвейн “Три топора”, он же “777”. Чем всё закончилось, я не помню. Да это и не важно, в общем-то.
Именно этот поход стал первым шагом по зыбкому театральному болоту.
Часть 1. "Черная моль".
Глава 2. Каменный гость.
Аид.
К апрелю я окончательно “созрел” и “дошёл до нужной кондиции”, позволяющей вступить в один из “партизанских отрядов”.
За прошедший год я опустился на уровень человека, при встрече с которым, хочется “не узнать” и перейти на другую сторону улицы.
Рождение сына дало возможность получить академ и забыть на время об армии. В институте я практически не появлялся. С Башкой мы встречались регулярно, но не так часто, как раньше. Я всё больше пил, перебивался случайными заработками и влипал в идиотские истории. Круг моих знакомств постепенно менялся и нужно признать, далеко не в лучшую сторону. Я уже вовсю балансировал на грани, боясь себе в этом признаться.
Однажды при помощи родственников удалось устроиться работать на стройку в Подмосковье. Мы с напарником, который по совместительству был бригадиром, раскатывали мягкую кровлю на крыше строящейся АЗС. Помню, каким-то кривым ветром туда же занесло Роста, может быть даже, это я его туда и зазвал. Не суть.
Ездить домой и обратно было накладно по деньгам и напряжно по времени. Мы жили в бытовках, жрали «Ролтон» и много пили. Через несколько дней Рост сказал примерно следующее: «Есть вещи, которые уважающему себя человеку нужно исключать из собственной жизни». И послал всех нахер. С тех пор мы, по-моему, больше не встречались.
С Башкой мы пару-тройку раз устраивались на работу, опять же через моих родственников, но каждый раз с треском вылетали. Как правило, причиной увольнения были пьяные выходки и полное отсутствие у нас мозгов, в особенности у меня.
Алкоголь превращал меня в скота, сначала безвольного и ранимого, а затем в агрессивного и опасного.
Жизнь моя в тот период напоминала адские миры Аида, показанные в “Битве титанов”: депрессняк, горечь, страх, обида, злость и безысходность. Добавляем туда ударные дозы алкоголя и меланхолию – получаем убийственный коктейль под названием “Смерть невротика от запоя”.
Я заблудился по жизни и превратился в подонка. Как сказал один писатель – «по дну ходящего, испуганного скитальца».
Нет желания описывать подробно все события, происходившие со мной тогда.
Грибной гербарий.
Короче, стабильного дохода не было, жена с тёщей выносили мозг по поводу денег, я всё чаще не доезжал до дома. И именно тогда я вспомнил про театр.
На удивление всё уладилось довольно быстро. Я договорился о собеседовании с завмонтом (заведующим монтировочным цехом) и разговор был назначен на один из ближайших вечеров, как раз во время спектакля.
В день собеседования мы, встретившись с Башкой, пошли гулять в “Парк художников” на Крымском валу. Надо заметить, что вся эта движуха происходила на мой день рождения. Мы не выпивали, и Башка в виде подарка привёз кусок нишиша, уговаривая меня покурить “марокканский камень”, подаренный ему якобы самим Грибом Гербаресом.
Башка находился в очередном нарциссическом припадке и “Гриб Земли” Гербарес был на тот момент объектом обожания, возведённым на пьедестал безупречности. Гриб работал продавцом обуви в спортивном магазине, и этот нюанс умилял Башку. Действительно, забавно – где спорт, и где Гербарес. Видимо, из этого магазина “марокканские кЯмни”, так называл их Башка, отправлялись к новым владельцам, во имя Джа и покойного Боба Марли.
Башка предлагал, а я сомневался, стоит ли.
Здесь нужно пояснить: я всегда предвзято относился к прелестям, да и вообще к наркотикам. Возможно, это издержки воспитания или комплексы, я затрудняюсь ответить. Но, по приезду в Москву я принципиально и категорически употреблял исключительно алкоголь. Башка очень сокрушался по этому поводу и иногда говорил, что отдал бы многое, лишь бы увидеть меня “под …”, подразумевая конечно же тяжёлую артиллерию, “мебель”, как принято было говорить тогда. В этих случаях он любил цитировать героев из культового фильма “На игле”, рассказывая о героиновом приходе.
Не судьба, мой друг, не судьба…
В итоге, по неизвестной причине я согласился и мы курили “марокканца”. Для меня было дико “долбить” в публичном месте, когда вокруг люди, и не только. Казалось, что все, проходящие мимо, пристально и подозрительно смотрят и перешёптываются. Женщина, стоящая рядом с коляской что-то требовательно шептала ребёнку, при этом указывая на нас рукой и подозрительно прищуриваясь. Девочка, а это была девочка, выслушав её, быстро убежала. "Ну фсё, пиздец, устроился на работу" – подумал я, глядя вслед убегающему ребёнку. Предположительно он бежал за подмогой и милицией.
Меня выстегнуло на измену. Но, это быстро прошло. Настроение и состояние были прикольными, и я успокоился. Мы погуляли по парку демонтированных скульптур и выдвинулись в сторону театра, который базировался на Поварской, в “доме имени Баронессы Фон Грушенвальдек”.
Невидимки.
Нас встретил завмонт, невысокий щуплый мужичок лет сорока. Черноглазый брюнет в чёрном байкерском кожаном жилете и чоперах. Жилет и чоперы, это то, что я запомнил. Естественно, на нём были джинсы и майка, тоже чёрные. И чёрные кожные перчатки без пальцев. И чёрные носки, возможно.
Вообще, как я узнал позже, технический персонал театров во время спектакля ходит в чёрной униформе, чтобы не бросаться в глаза зрителю. На уровне символизмов можно сравнить это с интроекцией, своеобразным растворением в “свете звёзд”.
Нарисовался странный образ: чёрная униформа роднит её адептов с монахами-чернецами, бегущими от жизни и самих себя в монастыри, с той лишь разницей, что “партизаны сцены” находят приют в “храмах” искусства. Для некоторых это билет в один конец. Величайшим достижением для них является возможность, перед тем как уехать на кладбище вперёд ногами, полежать в гробу на сцене, под скорбные аплодисменты себе подобных.
Вернусь к завмонту. Звали этого персонажа Андрей Киевский.
В день нашей встречи он был трезв и слегка печален. Это был, чуть ли не единственный раз, когда я видел его таким.
Разговор прошёл легко и непринуждённо. Без лишних вопросов и ненужных тирад, всё чётко, по делу. Меня приняли на испытательный срок на должность монтировщика декораций. Театр уезжал на гастроли, и на работу можно было выйти после его возвращения, через пару недель.
Под лежачий камень…
Завершив деловую часть встречи, мы перешли к неформальной – продолжили “марокканскую историю”. Не имея привычки и соответствующей стойкости к курению нишиша, я был расплющен как камбала. В каком направлении испарились Башка и Коля неизвестно, идти куда-либо я был не в состоянии. Оставалось, сидя в курилке, у входа на сцену, наблюдать за событиями и собственными реакциями на них.
Периодически появлялись актёры, выбегавшие между номерами покурить именно в эту курилку. Пара из них появлялась чаще остальных, и оба они были похожи на пидоров.
Как выяснилось позже, чутьё меня не подвело.
Я с ужасом думал о предстоящей работе и рисках нахождения в заднеприводной среде. Пидорасы казались такими огромными, а я был таким маленьким. Единственное, что меня успокаивало и придавало некую уверенность – это молоток. Молоток – это главное оружие монтировщика. Голова, руки и ноги вторичны по отношению к этому инструменту.
«Если мне выдадут молоток, то любой дырявый паяц будет отрихтован при первой же попытке нападения» – успокаивал я себя.
Ответственно заявляю – так мог рассуждать только человек, абсонахренлютно ничего не понимающий в театральном искусстве. Аминь.
Актрисы тоже появлялись. Они были такими интересными – загримированные развратные бестии, ищущие любую свободную пару глаз, в которых можно отразиться и убедиться в собственной притягательности.
Бляяять… Я был неподвижен и мудр как старый прибрежный камень, омываемый волной прибоя на побережье Марокко.
Такое странное вхождение в театральный мир: увидеть всё через призму гиперреализма. Не раскрасить опостылевшее повседневное существование новыми красками, а усилить то, что ещё неизведано, до определённого, в некотором смысле, критического уровня.
Первое впечатление о болоте, прикидывающемся безбрежным океаном.
А может, это я отравил своей меланхолией чистейшее озеро, населённое диковинными персонажами?
Башка появился из ниоткуда, как чёрт из женской бани, лоснящийся и довольный. Я, как смог, объяснил, что пора бы уводить меня “отсюдова”, пока я окончательно не окаменел. Напрасно.
В итоге, через какое-то время, ближе к концу спектакля, мы оттуда свалили. Меня уже подотпустило, и яркость впечатлений таяла как ускользающие обрывки сна.
Человек – собаке друг.
Постояв недолго у метро, мы разъехались по домам. Не помню, почему именно, но в тот вечер я поехал ночевать к своей старшей сестре. Войдя в квартиру, я первым делом отправился на кухню, к холодильнику. Перебрав все возможные и допустимые варианты блюд, решил остановиться на каше. Сидя за столом и с диким удовольствием уничтожая кастрюлю рисовой каши, я никак не мог понять, почему так пристально и в тоже время тоскливо на меня смотрит Арчибальд, огромный доберман моей сестры. Ну, смотрит и смотрит. Доел, привёл себя в порядок и тихонько лёг спать.
Утром меня разбудили гневные женские крики. Кричала сестра. Оказывается, накануне я уничтожил запас собачьей еды, Арчибальдовский гарнир к его любимой требухе. Каких-либо вменяемых аргументов в пользу моего выбора не нашлось. Сошлись на моём идиотизме и заботе о родственниках, типа «совесть не позволяет объедать семью с двумя мелкими детьми».
В тот вечер я прошёл своеобразную инициацию, обряд посвящения в “партизаны сцены”, переродившись в очередной раз и совершив поступки, не свойственные мне в тот период жизни.
Если поход на “Великую фантасмагорию» был первым шагом на моём пути, то прошедший день моего рождения можно смело сравнить с ударом ноги, выбившем двери, предваряющие вход в храм искусства.
Глава 3. Погружение.
Первые несколько недель были напряжными: приходилось доказывать коллегам свою состоятельность в плане работы. Придя в театр, я не имел представления, из чего он состоит. Сейчас, двадцать лет спустя, понятно – нет в этой работе чего-то сверхъестественного. При наличии мозгов и рук, растущих не из жопы, любой сможет разобраться, что к чему.
В бригаде помимо руля, Большого Босса Киевского или просто БиБиКей, как мы его называли, было ещё несколько человек – Педалик, Лирик, Славян, Зюзя и кто-то ещё, пытаюсь вспомнить, кто и никак не могу.
Вспомнил. Мишаил Мишаилыч, персонаж, который присоединился к нам позже.
Начну, пожалуй…
Лирик.
Истероид, с претензией на оригинальность. Внешне похож на эдакую смесь пропагондона Соловьёва с Жераром Депардьё. Слегка удлинённый волосы, аккуратная короткая борода, скрывающая слабый подбородок.
Непропорциональные, в смысле, коротковатые ноги, как я узнал позже, были его больным местом. Ноги эти шагали по жизни манерной, намекающей на презрительность и высокомерие владельца, походкой.
Будучи доминантной особью, Лирик претендовал на лидерство, всячески демонстрируя своё превосходство БиБиКею. В прошлом Лирик был промышленным альпинистом, и этот факт был предметом его гордости. Альпинистские карабины, верёвочки и всякая хрень подчёркивали его особенность. Верховые и страховочные работы, всё, хоть как-то напоминающее экстрим, любая возможность показать свою значимость использовались по полной.
БиБиК ко всему относился философски – просто делал своё дело и не заморачивался на счёт конкурента.
Лирик был женатым отцом троих детей, при этом, живя с супругой, претендовал на роль свободного самца. Ему очень нравилась актриса Ш., обладательница четвёртого размера груди. За выдающимся бюстом терялось всё остальное, и сейчас вспомнить и описать её не получается. Единственное дополнение – она была блондинкой.
Лирик был плановЫм. Алкоголь не прельщал этого человека столь сильно, как многих из нас. Именно эта особенность давала ему определённую фору в собственной реализации.
Наши отношения не отличались теплотой. Периодически всё было ровно, периодически не очень. Лирик быстро понял, что я поклоняюсь другому демону и завербовать меня в свою “команду” не получится.
Стоя как-то раз у метро, после спектакля попивая пиво, мы разговорились о жизни, и, глядя в уставшие от травы очи, я отчётливо понял, что не особо ему приятен. Будучи человеком мнительным и не уверенным в себе, трактовал разочарование в «стеклянных» глазах, как оценку моим поступкам.
Лир, как зеркало показывал, насколько сильно я не люблю себя и как низко пал. Понять и осознать это я сумел через двадцать лет, описывая свою безбашенную молодость.
Педалик.
Щекастый великовозрастный мудак, пентюх со стрижкой солиста группы На-На.