«Какое и в каком кинотеатре вы хотите посмотреть сегодня вечером кино?» – спрашивал Мартин у Розалиты.
«Черную полосу»4, с вами и у вас дома!» – хихикала Роззи.
Марти закрыл тетрадь, и на душе у него загорелся маленький костер. «Как хорошо, когда есть, что вспомнить», – подумал он.
Нырнул под одеяло. В лагере будет интересно, и всё будет хорошо: свежий воздух, красивая природа, здоровый образ жизни и вкусные завтраки. (То, что и предлагалось.) Распорядок дня в лагере имел рекомендательный характер (это был немного странный лагерь), так что, в принципе, он, как взрослый парень при желании мог о нем забыть и заняться чем вздумается. Запах вкусной еды до сих пор соблазнял; дали бы шанс – рванулся бы со всех ног в столовую. «Жаль вот только, что нет разделения по возрастам, – лезла мысль в голову Мартину. – Из-за нескончаемой трещотки младших начинаю обо всём жалеть».
Отбой.
Мартин любил фантазировать. Представлять себя персонажем какого-нибудь вымышленного героического спектакля. Кто из парней (или девушек) так не делал? Заветною мечтою Мартина было учиться со своим кумиром Келли Сэд в одной школе (хотя она старше его и давно окончила школу), сидеть с ней за одной партой, узнавать ее, говорить с ней, глядеть на нее. Спать пока не хотелось, поэтому стал мысленно рисовать.
Вообразил один из школьных дней, раннюю весну.
Сидит за последней партой. Солнце бешено палит в глаза, он щурится, ему это даже нравится. Сегодня любимая Келли Сэд не с ним – она почему-то в другом классе. Жутко по ней скучает. Беспорядочно рисует карандашом какие-то значки в рабочей тетради, учитель что-то шепчет впереди. Ложится на парту, глаза прикрывает. Мелькают разноцветные точки, черно-желтый фон.
Дремлет. Думает о том, как рванет с Келли по лужам после звонка. (Надо ее будет просто найти после урока.) Еще чуть-чуть, и домой. Уверен, что она тоже о нем думает.
Потом разглядывает впереди сидящих. Один – без умолку что-то щебечет, тянет руку, чертит треугольники на доске. Другая – красится, строчит сообщения. Хохотушка. Красивая, но пустая. Красивая, но к ней не тянет. Третьи в роли копирки – списывают бездумно с доски. Четвертым на всё наплевать, и они занимаются своими делами. А у самого на лице периодически играет улыбка. Начинает рассматривать персонажей по новому кругу. Этот до сих пор болтает, болтает и болтает. Сколько же можно? Не выпускает из рук угольник – всё что-то чертит, подчеркивает, зачеркивает. Та в зеркальце смотрит. Вдруг оборачивается, будто знает, что поймает твой взгляд. Вздрагиваешь, она бесшумно хихикает. Третьи позиций не меняют. Четвертым плевать. Как же тянется время, когда ты в разлуке с любовью!
Внезапно грохот. Тревога. В школе пожар. Все вскакивают, кричат, мчатся на улицу. Шумиха, толкотня. Мартин ищет ее глазами. Должна быть на другом конце коридора, не видно. Выходит на улицу последним. Охватывает толпу быстрым взглядом – пытается отыскать свое сокровище. Нигде нет.
– Стой! Вернись! Ты же сгоришь! – кричат ему в спину, когда он устремляется обратно в западню. – Ты же сгоришь! Стой! Дурак! – кричат ему вслед. И не пытается слушать.
Мчится наверх, орет, зовет ее. Она не отвечает.
– Где ты? Отзовись, пожалуйста! Где ты? – кричит без устали.
Проверяет все кабинеты. Выбивает закрытые двери. Всё в дыму.
Начинает задыхаться. Голова кругом.
Ноги подкашиваются.
Не может кричать. Голос охрип.
Последняя дверь.
Не поддается. Никак.
Удар. Еще удар. Еще десяток. Скрипит. Огонь льется с лица. Разум начинает поддаваться бреду.
Бух! Есть! Хрустнула! Еще чуть-чуть!
Бух! Бух! Бух! Последний вопль! Сдавайся!
Бах!
Видит ее. Без сознания. Берет на руки.
Уже в коридоре. Этажом ниже. Быстрее. Быстрее!! Сейчас всё рухнет! Бежать! Быстрее!!
Огонь. Треск. Свист. Пламя.
«Не дыши! Не дыши! Прижмись поближе! Дверь! Близко! Близко! Потерпи!»
Бах! Свобода. Солнце в глаза. Вспышка.
Спасена! Группа пожарных, бегущая к ним навстречу.
«А он настоящий герой – спас девушку от верной погибели!»
«Герой! Он герой!» – кричат люди.
И тут внезапно как бы удар по затылку. Силы ушли, энергия вытекла. Дело сделано, она спасена! Он уже не может стоять на ногах. В ушах звон. Контузия. Обессиленный падает…
В любви всегда хотим мы быть героями.
На этом и заснул.
Глава 2. Держись подальше
Лунный свет отражается на железных перекладинах кроватей. Разговорчивые койки с каждым прыжком серого зайчика умудряются проскрипеть «хр-р-р».
Мартин ворочается…
Во сне поднимается с койки и двигается по коридору. Темно. Рвется наружу, к свежему воздуху. Морозит. В голове мелькают моменты детства. Вспышка за вспышкой, озарение за озарением: драка в раздевалке во втором классе; первое падение с велосипеда; красивый кукольный домик Розалиты и ее звонкий смех; цветной, будто бы волшебный снег в тот знаменательный день… Любовь к Келли.
Одно вызывает радость, другое – отвращение, а все вместе складывается во что-то тягостное. Он не любит чувствовать себя младше, сейчас же видит все заостренные углы своего прошлого. Все страхи, которые он раньше испытывал, всплыли и руководят им. Кошмар разрастается.
Перед лицом появляется металлическая дверь на улицу. Поверхность престранной дверцы усеяна многолетней ржавчиной, которая сыпется на землю красно-оранжевыми опилками. По центру висит старая деревянная табличка с выжженной надписью «KEEP OUT». Мальчик впивается глазами в ручку.
Какая посредственная глупость! Какое второсортное творчество! Уж не поверите ли вы в то, что такая страшная нелепость висела бы на двери главного здания лагеря? Сейчас висит, более того, отображает именно то, что мы привыкли с нею ассоциировать.
Тогда, читатель, ответь, пожалуйста, на мой небольшой вопрос: где тебе приходилось видеть таблички с надписью «Keep out»? Вопрос абсурдный, я знаю! Но ответь, пожалуйста, непредвзято, не слишком об этом задумываясь. Видишь ли, сюжет романа подразумевает. Язык и интерпретация значения не имеют: «Держись подальше» – на русском, «wegbleiben» – на немецком, «rester à l'écart» – на французском и так далее – на разных языках мы говорим об одной и той же вещи. Мы видим «Держись подальше» на старой закрытой фабрике с одноименной вывеской на воротах; на трансформаторных будках, вывешенных там, дабы предупредить о возможной опасности проникновения; в любом оборудованном электричеством здании; на двери писателя Сэлинджера Джерома, который жил сорок лет в затворничестве, и много, где еще. Попробуй дополнить список. Но веришь ты или нет, когда-то в огромном лесу, наполненным миллионами деревьев-жителей, Вудлэнде, о котором ты еще узнаешь на страницах этой книги, существовал лучший в свое время, имеющий прекраснейшую репутацию детский загородный лагерь, который назвали именно таким «красочным» выражением «Keep out»? Наверное, нет. Или сомневаешься. Но в большинстве своем, я уверен, что считаешь это самой большой глупостию, которую мог допустить человек, давший согласие на установку этого имени. Да, вероятнее всего, ты будешь в этом неукоснительно прав. Ведь все мы знаем, к чему порою приводят неудавшиеся эксперименты!
Дверь со скрипом открывается, и холодный воздух, гуляя между деревьев, шепчет «Добро пожаловать». Сосны наклонены к земле и прикрывают собою блеск космического пространства. Время от времени на небе дзинькают яркие звездочки, которым удается преодолеть препятствия из веток. Эти звездочки то горят, то потухают; то увеличиваются, то сужаются.
«Разве было так, когда мы приехали?» – думает мальчик. Прямо на асфальте, на каждом шагу, валяются горы деревянных брусков с красующейся на них выжженной росписью «Keep out». Они возле автобуса, они и в автобусе! Дорожка с желтой разметкой вся забита брусками. Они образуют кучки, горы, настоящие преграждения. Какая навязчивость!
Мартин замирает. Только чуть ощутимое посвистывание ветра и щебетание деревьев, превращенных этой ночью в единую стену царства теней. Узкая тропа уходит прочь от лагеря «Глубоколесье» в глубину. Ноги сами выходят на эту тропу.
Откуда-то доносятся голоса.
«Может, вы и волшебник? Хотите меня сначала подразнить?» – вскрикивает кто-то. Сосны повторяют.
«Ма-а-алыш, малыш, глупый ты мальчик!» – гогочет чей-то жутко приторный голосок.
«Оставьте меня в покое ради всего святого!» – умоляет тонкий голос.
Мартин ускоряется. Переставляет ноги, запинается. Страшно. Не шуметь! Главное – не шуметь!
«Ты рассказал?» – гремит разъяренный голос.
Лес чуть не взлетает на воздух. Эхо проносится по всем фронтам.
Надо найти укрытие, спрятаться. Не шуметь! Главное – не шуметь!
«Видишь, какой я заботливый! Видишь, насколько я к тебе добр! Я открываю твои спящие глаза. Проснись!» – кажется, что этот хохотун обращается именно к Мартину.
Не шуметь! Главное – не шуметь!
Юноша осматривается по сторонам. В голове щебетание. Что-то отсчитывается, о чем-то размышляется, но вмиг забывается. От сумбурности начинает тошнить. Кто-то следит за каждым его шагом, подбадривая подсказками. Что значит ощутить себя травоядным, за которым наблюдает непобедимый хищник?
«Я же говорил, что он меня знает!» – мычит тонкий голос.
Западня! Ловушка! Что за чепуха?
Что бы ты ни делал – всё равно проиграешь. Закон точь-в-точь как в лотерее. Один удачный ход не означает победы. А кто сказал, что победа вообще существует? Тебя заметят.
«Я знаю этих ребят. Верю, что мозг способен на чудеса. Мне никак не сказать им об этом. Потому что по телефону им не позвонишь и письмо не напишешь. А так хотелось предупредить, чтобы не сожалеть о том, что случится», – шепчет какой-то мужской голос.
Марти бежит. Мчится. Взвивается. Безумно хочет вырваться из этой болтовни, от этой беседы кого-то с кем-то, совершенно бессмысленной, пугающей, громкой, проникающей в память, в далекое детство и куда-то еще, в бескрайние просторы чьих-то сознаний. Были ли эти слова, которые сейчас доносятся в лесу, когда-либо озвучены в реальности, неизвестно. Может быть, эти яркие точки, вспышки, выраженные короткими фразами, звучали от его родителей; может быть, они произносились в детском саду воспитателями; в начальной школе – учителями; на улице – случайными прохожими. Мы не можем знать точно. Но, каким бы ни было их действительное происхождение, они казались такими знакомыми, такими близкими и такими реальными. Прошлое приходило в гости к будущему, а будущее встречалось с прошлым: эры перемешались, но чувствовали себя нормально.
Несколько громких револьверных выстрелов вдалеке.
«Со мною покончено, машина мне не нужна. А так как я один в этом чертовом мире, то совершу этим хотя бы один нормальный поступок. Я дарю ее лагерю», – говорит раздраженный молодой человек.
Мартину кажется, что это Джейк Вэйн – тот, который должен был икать, когда о нем вспомнили. «Почему же он снится мне?» – думает парень.
Крики.
«Меня измучили за красивые глаза», – мучительно произносит потенциальный Джейк Вэйн, всхлипывая. Что за ужасная история произошла с ним?
Марти оглядывается. Что-то черненькое мечется в стороне. Сердце выскакивает из груди. От страха, от слабости. Губы монотонно повторяют слова: «Придет время, и я тебя увижу». Крутятся, вертятся тонкие юные желанья. Момент встречи, букет цветов, поцелуй. Она, Келли Сэд – знаменитая актриса, а он, Мартин Хилл – обычный парень с деревни для молодежи. Какое у них будущее? Нет у них будущего! Это огорчает и возбуждает. Режет без ножа.
Где-то там недостижимый образ заливается смехом.
«Мартин, Мартин, смотри, какая красота! – пищит звонкий голосок Розалиты, старой верной подруги. – Неужели Санта решил одарить нас цветными снежинками летом? А? Классно! Спасибо тебе, милый Санта! Я знала, что ты есть!»
Впереди деревья расступаются, и дорога обрывается в основании ржавых железных ворот с табличкой «Держись подальше».
За страшными воротами видна возвышающаяся чернь красок. Ржавые качели, сгнившие деревянные дома. Футбольные ворота, покрытые толстым слоем ржавчины. Крытая беседка вот-вот рухнет. Протоптанная дорожка исчезает во мраке. Добро пожаловать. Вспышка! Серый зайчик, отражение лунного света, отскочил от окна. Разруха кажется постановочной. Вдалеке кричит детский голос.
«Сэмми, Сэмми, вернись, пожалуйста! Вернись!»
Мартин ощущает чье-то прикосновение. Оборачивается, а там – белый волк (или собака?). Минуту смотрят друг другу в глаза. Потом волк человеческим голосом умоляет: «Я не хотел! Я испугался. Он страшный! Не вини меня! Мой инстинкт самосохранения сильнее вашего. Будь ты паинькой, беги вместе со мною. Айда! Идем! Держись подальше! Давай же!»
Мартин верит существу (волку или собаке). Не успевает оглянуться, как оказывается возле оврага, какого-то оврага, ничем не примечательного, где какой-то молодой человек (опять Джейк Вэйн?) неустанно смотрит на часы и оглядывается по сторонам, выкрикивая что-то обидное.
Волк (или собака), находившийся всё это время рядышком, оскаливает зубы, будто улыбается, а потом орет во всю глотку «Проснись!»
В глаза ударяет ярчайшая вспышка, и Марти просыпается.
Глава 3. И мысль стала словом
Солнце зевает. Свежее июльское утро на дворе.
В помещениях краски жизни только лишь прорисовываются. Листочки за окнами играются тенями; птички щебечут.
В женской комнате хорошо.
Розалита хлопает глазами. Никого. «Проспала», – произносит она лениво. Не спеша приподнимается с кровати. Тихо хихикает. «Ну и ладно», – добавляет вслух. Голова побаливает. Ей что-то снилось ночью, но она не помнит что. Со вчерашнего вечера будто вечность прошла. Ничего не охота, и всё бесит – первые мысли дня нового. И не только дня! Это национальная идея какая-то!
Серая пижама с желтым улыбающимся человечком кажется ей нелепой, раздражает. Странный рисунок выбрали на швейной фабрике. В особенности для нашей дико брезгливой кошки – Роззи, которая не просто уверена в том, что от стиля одежды зависит настрой человека к жизни на данный момент, а доводит это в себе до клятвенного канона на всю оставшуюся жизнь. Значит, дерзай, читатель! Если увидишь когда-нибудь Роззи в черной кофте с капюшоном – не трогай ее сегодня, не пытайся сдвинуть ее железобетонные устои дня, а если увидишь в длинном цветочном платье – подари ей цветок. Она любит. «Розалита-Роззи-Роза». Улавливаешь? И не спорь с ее вкусами – не переспоришь. Фиона Хьюз (мать Роззи) решилась на эту авантюру. И вот, Третья мировая война продолжается ни один год напролет.
«У меня всегда всё навыворот, – обидчиво бормочет Роззи. – Я как дитя в этом тряпье».
Под кроватью она находит тапочки, которые любит без памяти. Хоть какая-то радость. Красные с черными звёздами. Имеют опыт в домохозяйстве равный пяти годам. Ой, ну и счастливой же была девица, когда надевала их! И какая радость охватила ее сейчас. Ножки привыкают к давно знакомому пушку, и Роззи вскакивает с кровати. Ходит, бродит, выхаживает по комнате.
«И «Оскар» получает актриса и модель невиданной красы – Розалита Хьюз! – важничает она и хихикает. Сигает от радости и приземляется на носочки. – Благодарю всех вас за то, что верили в меня! Без вас я бы ничего не достигла! Спасибо. Спасибо, родные!»
Улыбнулась. Открыла окно и вгляделась в лес. Свежесть, спокойствие, легкость. Иголочки играют с солнечными лучами. Чуть поодаль сквозь деревья промелькнул образ рабочего в оранжевой накидке при квадратном чемодане. Крикнул: «Эй, Мак, тащи сюда этих новеньких!»
Роззи захихикала: «Сейчас Мак их притащит!»
Заправила кровать и переоделась.
«Ладно. Пойдем отсюда, – подумала она, натянув на себя короткое летнее платьице. – Сандалии или туфельки? Сандалии или туфельки? Каблук тут вроде маленький. Ладно, хорошо, беру сандалии».