А Санька не мог понять изменений в шефе: ему стали доставаться самые едкие замечания, «комплименты», раздраженный крик Владимира Алексеевича. Ольга улыбалась: ей это почему‑то нравилось.
Когда заканчивались репетиции, Оля с девчонками из своей комнаты в общаге, выходила на весеннюю улицу. Они садились в автобус 46 или 51 и ехали в центр города. Гуляли по улицам, скверам, ходили в кино, смеялись, вспоминая что‑нибудь из своей жизни. Стоял цветущий май. Город был наполнен ароматом свежей зелёной листвы. Всё благоухало вокруг: распускались яблони, черёмуха, сирень. Ласково грело солнышко. Оля закрывала глаза, подставляла лицо под тёплые лучи, и её душу охватывало чувство весеннего обновления, ожидания близкой любви, надежды на счастье.
Глава 8. «Агитка»
Лето было в самом разгаре, когда участники концертной бригады сели в автобус и поехали на гастроли по северу Омской области. Кроме костюмов и музыкальных инструментов, взяли с собой палатки, матрацы и всякие туристские принадлежности. На базе студенческих строительных отрядов им выдали форму защитного цвета, а вместо ССО – студенческий строительный отряд, их стали называть «СХО» – студенческий художественный отряд. А на афише было написано коротко: «Агитотряд СХО‑74». И артисты стали называть свою бригаду «агитка».
В шесть часов утра, когда первые лучи солнца весело заглянули в стеклянные стены фойе и сделали его ещё уютней и «южней», с его экзотичными пальмами, ребята заканчивали последние сборы в путь. С улицы тянуло утренней свежестью, дурманящим запахом листвы, слышалось пение птиц. Город ещё только просыпался. Когда все с трудом втиснулись в «автоклуб», откуда‑то появился директор, Андрей Леонидович, проверил отрядное снаряжение и, передав своих студентов в руки Владимира Алексеевича, помахал им на прощание рукой, мило улыбнувшись.
Автобус тронулся. «В добрый путь!» – как бы говорили артистам‑путешественникам КПУ, просыпающиеся ото сна омские улицы и улыбающиеся лица омичей, которым они махали из окна рукой. А путь предстоял долгий: девять часов по изнурительной жаре и пыльным дорогам. Сначала автобус казался тесным: сидели плечом к плечу, затем все как бы утряслись, уснув вповалку друг на друге, а проснувшись, всю дорогу хохотали! По громкоговорителю, что находился на крыше автобуса, устроили «радиопередачу» – «В путь зовёт артистов даль‑дорога», передавая из рук в руки микрофон.
И вот – первая остановка в селе: домом артистов стал добротный деревянный клуб, за которым был лес, а в нём – вкуснющая земляника! Подкрепившись ароматной ягодой, артисты стали распаковывать саквояжи с костюмами, кое‑что подглаживать с дороги. А в девять вечера – уже первый концерт. Зрители принимали на славу! Всю усталость как рукой сняло. Ещё и на танцах в фойе, после концерта, продолжали петь, играть, танцевать.
Владимир Алексеевич, заразившись весельем своих студентов, тоже помолодел душой. Выплясывал с ними гопака, полечку и вальс. Однажды пригласил и Ольгу. Она смутилась, вспыхнула и танцевала, опустив глаза в пол, и лишь иногда, взглянув на него, скромно улыбалась. А ему хотелось сильно‑сильно обнять её и прижать к себе! Но такое хрупкое создание требовало нежного обращения, и он осторожно вёл её, слегка соприкасаясь с ней в танце. Они были счастливы, что впервые могли танцевать вместе в этой весёлой толпе деревенской молодёжи.
Спать улеглись в клубе – кто где: расстелили матрацы на сцене, столах и в фойе. Владимир Алексеевич заботливо поправил постель девчат и, как бы невзначай, проверил тепло ли и удобно будет Ольге спать.
На рассвете следующего дня он разбудил студентов, а самых засонь окатил прохладной ключевой водой. Умывшись и позавтракав, снова отправились в путь.
Ларионов сидел на «почётном месте» – рядом с шофёром, лицом к студентам, и пристально разглядывал свою команду.
Конечно, пока это ещё не был коллектив – небольшие разрозненные группки. И ему, как руководителю, нужно было думать, как объединить их – таких разных ребят. Несколько девчонок с хорового отделения: гордость училища – ансамбль «Радость», лауреаты областного телевизионного конкурса «Молодые голоса‑74». Они были более взрослые, уже почти выпускницы. Саня Рошка – студент театрального отделения. Очень ответственный. Ему тоже уже за двадцать. Поможет всегда и программу концерта режиссёрски грамотно составить и конферанс вести сможет в любых ситуациях. Виктор Карасёв – самый старший, надёжный мужик, душа компании. С ним не только весело будет, но и всегда есть опереться на кого: и с танцорами репетицию проведёт, меня заменит, если нужно, ну, и как исполнитель танцев – незаменимый. Может даже будет гвоздем программы – чертовски талантлив! Всегда зрителей «на уши ставит» от восторга! Баянисты тоже неплохие: Валера Адарченко – трудолюбивый, способный, серьёзный музыкант. Ну, а Серж – не только сам музыку сочиняет, но и всесторонне одарён. Не зря ребята его прозвали «наш художник»: и фото художественно снимает – цветное и чёрно‑белое, и кино. Да и шутит своеобразно. С ним тоже не соскучишься. Остальной состав – ансамбль «Вихрь», как шутил всегда Ларионов. Это – его «зелёная» молодёжь, окончившая первый курс. Их ещё все звали «шестёра» (по названию уральской кадрили, которую они танцевали всем составом: четыре девчонки и два парня). Любаня с Надькой «дробушки» хорошо молотят, крутки делают – обе техничные, да и актёрски неплохо работают. А Ольга с Галкой больше к лирике склонны, две «хохлушки» – в «Украине» здорово смотрятся: одна – «чернявая», другая – «белявая». Парнишки ещё слабые в технике. Совсем «нулевых» взял на учёбу. Но всё‑таки среди других парней в группе они продвинулись дальше – «игровые», трудолюбивые. Два Шурика. За месяц репетиций у ребят уже появились кое‑какие привязанности. Вот и сейчас, конечно, Сашка сидел рядом с его Ольгой, что‑то весело шептал ей на ухо, она смеялась, а когда сказалась усталость, уснула, опустив голову ему на плечо. Как Владимир завидовал этому молокососу (как называл он его в душе)! А между ним и Ольгой столько преград: и возраст, и положение педагога и студентки, и его женитьба…
На сей раз путь был не таким долгим. Подъехав к клубу, поставили свою афишу и, оставив двух студентов на кассе, поехали на речку. И с этого дня, приезжая в новое село, весело спрашивали:
– Где речка?
– Речка где?
Искупавшись, стали играть в волейбол, а когда надоело, парни стали играть в карты, девчонки – читать книги, а некоторые уже строчили письма своим «женихам».
Владимир Алексеевич, незаметно для других, с досадой следил за Ольгой. В ярком пляжном купальнике она была ещё прелестнее. Упругое, гладкое и молодое её тело было достойно самой богини Афродиты. «Ну, почему, почему нельзя, чтобы она была моей? – думал он. – И дёрнул же чёрт меня жениться! А просто так добиваться её любви тоже не могу. Да пусть только кто‑нибудь из парней или мужиков посмеет опорочить её, такую чистую и невинную! Не дам. Никого не подпущу к ней!»
И только Санька был беззаботно весел: то градом брызг награждал Ольгу в воде, то, шутя, отбирал у неё мяч, то растягивался рядом с ней на песке и просил почитать ему книгу вслух. Потом они вместе что‑то сочиняли, и Оля записывала на листе бумаги, показывали друг другу какие‑то стихи. И студенты стали подшучивать над ними, называя их «молодожёнами». Ольга беззаботно улыбалась. Для неё это было прикрытием: не хотела, чтобы кто‑нибудь, а больше всего – Владимир Алексеевич, догадался об её чувстве к нему. Владимира же это, наоборот, раздражало и, как мальчишку, обижало в душе. «Господи! Вот ведь – дурак! – думал он. – Они ведь ещё дети, мои ученики. И пусть себе любят друг друга. Почему меня‑то это задевает?»
На концерте Ларионов сидел в зале и строго смотрел все номера.
– Репетиции будут обязательно, чтобы качество концерта не понижалось, – сказал он перед отъездом в «агитку» своим подопечным. И каждый день, за два часа до концерта, начинал гонять их, «как сидоровых коз». Его раздражало, когда артисты не вживались в образ.
– Когда ты вышла на сцену, то должна забыть, что это – ты. Понимаешь? Нужно жить хореографией! А если не можешь – нечего тогда здесь делать! – кричал он на Ольгу. У неё стояли в глазах слёзы, и на душе было очень скверно. «Жить хореографией! Я, может, без вас не могу жить! – думала она с обидой. – Сначала смотрит на меня влюблёнными глазами, заботится, а потом – кричит! Я, может, вас в зале ищу глазами во время концерта, и для вас мне хочется быть самой собой – красивой, привлекательной…»
Владимир, видя обиду Ольги, брал её за руку выше локтя и спокойно говорил:
– Оля, ну пойми, от танца у тебя осталась одна схема. Души совсем нет. Чем так танцевать, лучше вообще не танцевать!
И опять – репетиции, репетиции… И бесконечные придирки Владимира Алексеевича:
– На «эстраде» линию держать нужно!
– Темп, темп, темп!!!
– Ноги выше поднимайте в прыжке!
– А когда вы, наконец, кадриль танцевать будете?!
И Ольга всё больше восхищалась своим учителем: сколько труда, самоотдачи требует его работа! А без этих придирок невозможно настоящее искусство. Это будет уже халтура, если будешь давать себе поблажки. Зато когда поработаешь в полную силу на концерте, и зрители от души подарят тебе аплодисменты, а то и цветы, то ощущаешь себя счастливым вдвойне. И жестокое искусство танца оборачивается к тебе необъяснимым состоянием вселенского счастья! Эти лёгкость, изящность, эмоциональность – они мгновенны, существуют лишь несколько минут, но ведь и сама жизнь тоже подобна танцу: сегодня ты молод и полон сил, а завтра… И хоть танец живёт как мимолётное видение, ради которого столько тратится сил, времени и труда, зато это – красиво! Восхитительно! Божественно! Это – сама жизнь, в её движении, гармонии с музыкой и чувствами людей.
…А после концерта, в тёплые погожие дни, автобус едет куда‑нибудь в лес, на поляну, и артисты – туристы ставят палатки, разводят костёр. И ужин на костре получается удивительно вкусным. Все едят, уплетая за обе щеки.
Однажды Ларионов, после такого вот ужина, оставил всю концертную бригаду у костра.
– Ну, что, ребята, как настроение? – спросил он. Все отвечали, что нормальное.
– А я вот не очень доволен нашим коллективом. Как‑то у вас всё обособленно получается: хоровики – отдельно, танцоры – отдельно. Не чувствуете? Давайте договоримся: вот сейчас же выскажите вслух друг другу претензии, учтите их, и чтобы больше в отношениях между вами не было никакого разделения. Договорились?
И начался долгий разговор. В основном девчонки высказывали свои обиды. Парням особенно делить было нечего.
– Ну, что? Всё высказали? – спросил Ларионов. Все молча кивнули головой.
– Ну, а теперь вспомните детскую «мирилку»: мирись, мирись – больше не дерись! – засмеялся он. – И чтобы с сего дня все были вместе, как одна семья! Ну, а я, как старший, у вас за отца буду!
Студенты засмеялись. А Карась сказал:
– Да, теперь так и будем вас звать – «отец родной», «батя»!
После разговора Ларионов наконец‑то осмеливается сесть рядом с Ольгой, весело щёлкает её по носу и говорит:
– Вот сегодня ты молодец! Так станцевала свой украинский сольный, что даже один мужик молодой, деревенский, в зале воскликнул: «Вот это девка! Мне бы такую!»
Ольга, покраснев, смущённо улыбается.
– Вот так и нужно танцевать на сцене: всех с ума сводить! А в жизни – пусть попробуют подойти! Чем недоступнее, тем лучше для тебя. Надо цену себе знать. Доступные девушки для мужчин неинтересны. Им всегда нужно крепость брать, стремиться к победе. А если она легко даётся, то их скука одолевает.
– Хорошо, учту, – весело подумала Ольга, – запомню Ваш урок.
Владимиру хотелось, чтобы она подольше осталась у костра, не уходила. Ольге тоже хорошо было рядом с ним и хотелось продлить эти мгновения.
– Тебе не холодно? – спросил он. В лесу уже ощущалась предутренняя августовская прохлада.
– Немножко.
– Сейчас подброшу в костёр хворосту и свитер тебе свой дам.
Владимир заботливо снял с Ольги стройотрядовскую куртку и сам надел на неё свитер, который только что снял с себя.
– Ну, вот. Теперь теплее?
Она счастливо кивнула головой. Свитер был ещё тёплым от его тела, от него исходил приятный запах – очень дорогой для неё. Сашка сидел напротив и внимательно наблюдал за ними с серьёзным видом. Кажется, он начинал догадываться, почему шеф сердится на него. «Неужели он тоже влюблён в Ольгу? – думал Санька. – Ну, тогда мне – хана. Куда мне против такого мужика? Он сильный, мужественный и по‑мужски красивый… Я против него – хиляк просто!»
А на другой день шеф ещё раз продемонстрировал свою силу перед всеми. Увидел у одного двора рубленый лес, взял топор, лежащий рядом, и стал рубить дрова, а все агитотрядовцы дружно складывали их в поленницу у забора. Тут же набежало полсела зрителей.
– Вот это – артисты! – восхищались они. – Ну, если вы так и на концерте «выдавать» будете, то обязательно вечером придём в клуб.
А Санька совсем посмурнел. Стал замкнутым, невесёлым.
– Саш, – ласково говорила Ольга. – Ты чего это? Влюбился, что ли, в кого?
– Влюбился… – вздыхая, говорил он. И печально смотрел на неё.
– Вот чудак. Так это же хорошо. Так интереснее жить.
– Интереснее, если взаимность есть. А если её нет?
– Почему ты так решил? – интересовалась Ольга.
– Так… знаю… Чувствую! Интуиция, понимаешь?
И уходил от Ольги в лес, выбирал на поляне дерево и с остервенением начинал метать в него топорик.
– Саш! Ну, что ты делаешь? Дерево портишь! – кричала Ольга, подбежав к нему.
– Дерево тебе жалко, а меня – нет! – не глядя на неё, говорил Сашка. – Надо же – какая жалостливая нашлась…
Ольга ничего не могла понять. Что произошло? Она относилась к нему чисто по‑дружески, ей было с ним весело, интересно. Зачем он так?
– Нравишься ты мне сильно. Вот и всё, – сказал он. – А тебя Владимир Алексеевич любит. Куда мне до него?
– Да с чего ты взял, глупый?
– Глупый, глупый… Да уж не глупее тебя, – сказал он и пошёл к клубу.
Ольга в задумчивости стояла в лесу: «Господи, да что же это? Зачем Сашка влюбился в меня? Так хорошо с ним было, думала просто друг… А Владимир Алексеевич? Разве он может любить меня? У него, говорят, есть жена и дочка… Зачем мне всё это? Но лучше его я и правда никого в жизни не встречала. Он – необыкновенный человек: даже воздух рядом с ним наполняется чем‑то особенным…»
– Оля! – услышала она крик Владимира Алексеевича. – Ты что тут делаешь одна? Не боишься в лесу?
Она отрицательно покачала головой.
– А это кто дерево испортил? – спросил он, увидев на берёзе свежие зарубки.
– Да Сашка топор в него метал.
– Зачем?
– Откуда мне знать?
– А где он сейчас?
– Ушёл куда‑то. Расстроенный какой‑то ходит, невесёлый…
«Так, так. Это уже неплохо, – думал Владимир. – Хотя жаль пацана: первые чувства…»
На поляне стояли два больших пня. Владимир сел на один, усадил Ольгу напротив. И молча сидел, любуясь ею.
– Ну, что Вы, Владимир Алексеевич, – смутилась она.
– Ох, Ольга, как ты хороша! Если бы ты только знала! Только не зазнавайся: хорошая ты девчонка, очень!
Она молча сидела, опустив глаза, и как будто что‑то разглядывала в траве.
– Да! Не одного парня ты с ума ещё сведёшь! Точно тебе говорю.
Он хотел взять её за руку, Оля отдёрнула её.
– Не надо, Владимир Алексеевич… Прошу вас!
– Глупая, да не бойся: ничего тебе плохого не сделаю. Недотрога…
Ларионов встал и пошёл вглубь леса. Ольга сидела на пне, как Алёнушка на картине Васнецова. Только пруда рядом не было. А ей в этот миг так хотелось увидеть своё отражение! Добилась! Женатый мужчина влюбился в неё! Зачем? Зачем?! Но она ведь так хотела этого! Странная жизнь… Вот поехала в «агитку», всё было так беззаботно и весело сначала, а теперь? Да ещё – Сашка…