– Девушку он нашел, педераст…
Между тем наступил вечер. Ввиду плохой погоды по дорожке, на которой лежал Андрей, никто не ходил. Сознание возвращалось медленно, но все-таки вернулось. Чикатило сел, пощупал голову, подобрал лукошко и попытался встать. Это удалось, и вскоре он уже приводил себя в порядок. В голове постепенно прояснялось, появилась здоровая злость, на эту чертову бабу, на этот Богом забытый городишко, на себя, в конце концов, из-за того, что потерял бдительность и расслабился раньше времени. Андрей проверил ножи, веревку и баночку с вазелином, все было в сохранности, и это немного успокоило. Он поправил чудом уцелевшие очки, и пошел навстречу своим желаниям.
Желание материализовалось в лице парнишки лет 11-13-ти в ядовитого цвета пальтишке, резиновых сапогах и с целлофановым кульком на голове.
«Может сгодится»,– подумал про кулек Чикатило.
В руке у мальчонки был черный дырявый зонтик, который он ожесточенно раскручивал перед собой, вместо того, чтобы защищаться им от дождя. Кроме того, парнишка во все горло распевал странные песни на непонятном языке.
«Сирота»,– обрадовался Андрей и подошел.
– Мальчик, а что ты тут орешь, один, под дождем? – спросил Чикатило.
– Я пою дяденька, по-французски! – ответил беззаботный мальчонка, в котором внимательный читатель давно опознал Костю Семенко собственной персоной.
Андрей плохо знал французский, но тоже любил иногда спеть тихую украинскую песню, и потому сразу же проникся к мальчонке симпатией, резко переходящей в неуемную педофилическую страсть.
Костя снова запел и завращал свой ужасный зонт, да так что чуть не выбил маньяку глаз. Допев, он раскланялся, при этом с кулька летела во все стороны дождевая вода, и объявил:
– Вы прослушали песни из кинофильма «Шербрукские зонтики», исполняла заслуженная артистка Франции Мирей… – тут он сделал классическую паузу, и выдохнул,– …Матье!
И сам себе похлопал в ладошки. Чикатило тоже похлопал по инерции, чуть лукошко с инструментами не выронил. Но вовремя опомнился.
– Хорошо, что я тебя встретил, а меня, кстати, тоже Мирей зовут, этог Андрей по-французски, значит, а фамилия моя Ми… Чи… Миттеран, вот. Да, дядя Мирей Миттеран. Я вот тут песни собираю разные, украинские, французские, и грибы заодно. Хочешь вместе будем собирать?
– Пошли, холи тут делать? – резонно ответил Костя,– опять же играть не с кем.
И они потопали вдвоем по тропинке.
– Быстрей надо идти,– предупредил Чикатило,– а то темнеет быстро, а мы ни песен, ни грибов не соберем.
Когда они еще немного углубились в лес, Костя предложил:
– Дядя Миттеран, спойте теперь вы песню французкую!
– Французскую? – задумался Андрей,– это можно, это мы сейчас, только у меня музыки нет, а без музыки французскую песню петь не годится.
– Но я же пел! – расстроился Костя.
– Это ничего,– успокоил его маньяк,– это даже неплохо, просто ты наверное, музыку из дождика брал, а он уже кончился, и мне ее брать теперь неоткуда.
Дождь и вправду угомонился, но не угомонился Семенко.
– Тогда украинскую спойте!
– Это можно, – согласился Чикатило, и запел печальным голосом:
Ой, у поли два дубкы…
И так увлекся, что не заметил, что Костя куда-то исчез. Андрей тревожно огляделся по сторонам, и облегченно перевел дух, увидев парнишку, который склонился над каким-то грибом, похожим на мухомор, метрах в пятнадцати сзади.
– Дядя Мирей! Что ж вы такой гриб красивый пропустили! – сокрушался Семенко отклячив задницу в самом соблазнительном педерастическом ракурсе. Соблазненный Чикатило через силу рассмеялся, но пока терпел.
– Это нехороший гриб, мухомор,– сказал он, глотая слюну.
– Нет! Это ложный мухомор,– запротестовал Костя со знанием дела,– их можно есть, мне Байзель говорил.
– Кто?
– Та Байзель! – Костя отмахнулся зонтом,– он мне говорит: «Как увидишь ложный мухомор, сразу ешь!» И даже картинку в книжке про грибы показывал. Можно я его съем?
– Нет, пока не надо,– с трудом сдерживаясь,– процедил Чикатило,– мы его с собой возьмем. Ложные мухоморы на голос плохо влияют, охрипнуть можно.
– Тогда, конечно, не буду его есть,– внимательно выслушав объяснение, резюмировал Костя,– а то ж вы меня во Францию не возьмете, если я охрипну и петь не смогу.
– А как ты догадался, что я тебя во Францию хочу взять? – немного удивленно спросил Андрей.
– Захотите! – многообещающе произнес Семенко,– я вам отдамся, вы и захотите. Все артисты так делают.
– Как так? – Чикатило был совсем сбит с толку, в горле у него пересохло, а перед глазами поплыли розовые круги.
– Как мужчина мужчине,– пояснил Костя.
Андрей лишился дара речи. Впервые жертва сама предлагала ему то, чего он от нее хотел.
«Будет тебе Франция!» – подумал он, а его воображение уже рисовало самые радужные картины. Вслух он сказал:
– Отдашься, значит, ну-ну… А что очень во Францию хочется?
– Конечно, там машинки красивые делают, а я их ломать люблю,– ответил Семенко и подмигнул убийце с самым проститутским видом.
– Хм, хм,– пробурчал Андрей и некоторое время они шли молча. Потом как-то неожиданно деревья кончились, и появилась поляна, а на ней заброшенный домик.
– Пошли-ка дядя, погреемся чуть-чуть,– приказал Костя и побежал к джомику, подобрав по-бабьи полы своего ядовитого пальто.
Чикатило тихо зарычал, вынул нож и побежал следом. На небе появилась Луна. Костины сапоги грохотали уже внутри дома.
– Темно-то как! – крикнул Чикатило, лихорадочно шаря в лукошке, в поисках вазелина.
– Не промахнешься! – откликнулся бесстыжий Костин голос. Правда был какой-то жесткий и глуховатый. Андрей не обратил на это внимания, а зря. В лицо ему ударил луч света и тот же голос сказал:
– Вот, привел!
После этого сильные руки скрутили маньяка, повалили на пол, стали выкручивать суставы, и тяжелый сапог смачно вошел ему под ребра. В глазах замелькали милицейские звездочки…
В отделении Косте мощно пожали руку и сказали:
– Молодец, ты поступил, как настоящий пионер! Спасибо, иди.
Семенко отдал салют и пошел, потом вдруг остановился и спросил:
– А вы деньги мне не заплатите?
– Какие деньги? – удивились сотрудники органов.
– За поимку убийцы…
Сотрудники переглянулись, улыбнулись и главный негромко произнес:
– Родину мальчик, за деньги не купишь. Ясно?
– Так точно! – отрапортовал Костя и ушел, похотливо виляя задницей.
А Чикатило сидел в камере и по привычке пел тихие украинские песни. Неожиданно за дверью послышались шаги, не похожие на поступь конвоя и Андрей прислушался. Щелкнул замок и дверь приоткрылась. Никто не вошел, но из коридора донесся до боли знакомый голос:
– Дядя Мирей, бегите отсюда, я охрану мухоморами накормил… ложными.
Серийному убийце дважды повторять было не нужно, схватив томик Шевченко, он бросился на свободу.
Уже на улице он услышал за спиной топот ног. Андрей оглянулся и нехорошая улыбка исказила его лицо.
– А это опять ты, певец с зонтиком?
– А кто ж… – Костя запыхался,– давай быстрее, а то не успеем. Вам надо спрятаться и переодеться.
– Ну не помешало бы…
Они подошли к серой шестиэтажке и Костя толкнул дверь подъезда:
– Сюда!
– Опять фокус выкинешь? – поинтересовался маньяк.
– Ну что вы! – возмутился Костя,– я вас спасаю… Я многое понял!
– Смотри мне! – Чикатило погрозил ему пальцем, и вошел в подъезд.
– Та все будет нормально! – успокоил Семенко.
И что? Обманул Костя? Конечно, обманул. В доме этом ждали Андрея работники новой, недавно учрежденной коммерческой милиции, которые и выдали малолетнему помощнику один миллион украинских купонов. Правда старых, еще тех самых, ну кто получал, тот знает, а Косте-то какая разница? Главное же целый миллион!
ШЕРШЕ КУЛИКА
Холодало. Над Трипольем летели первые кулики, а маньяк-убийца с одноименной фамилией застенчиво улыбался с обложки журнала «Советская милиция».
Карлик мрачно пролистал журнал и подумал про себя:
«Хм, невинные жертвы! А такие ли они невинные? Вот в чем вопрос. Например, Сян. Тоже мог бы стать невинной жертвой, но не стал. Почему я такой невезучий? Где бы Кулика на него найти? Жертвочка под боком живет, и не польстится никто, обидно! А ведь по всем параметрам подходит, скотина. И старенький, и вонючий как бомж, ан нет, грохают всяких старушек инвалидных и никакой тебе радости.»
Буцефал от обиды даже пнул ногой проклятый никчемный журнальчик и поддернув клифт направился дальше по улице. Потом поразмыслив, вернулся, подобрал «Советскую милицию» и сунул за пазуху.
«Надо подкинуть книжонку эту нужному человечку, почитает, глядишь и мыслишки в башке зашевелятся нужные. Мне. Мол, а чем я хуже маньяка-кулика? А я ему насчет сяна намекну, и никуда он не денется.»
Карлик даже повеселел от этих мыслей.
«Да вот только кому подкинуть-то?»
Буцефал поднял голову и увидел, что чуть не врезался в Володю Якоря, известного книголюба, наполовину покрытого татуировками. От Володи шла устойчивая волна свежего перегара и хорошего настроения.
– Эй, Буцефаллос, ты че, совсем прибацаный? Не видишь куда прешься? Несешься, как сперматазоид…
– Ой, ызвыныте… – закривлялся карлик, клоунски расшаркиваясь,– зачитался мабуть. Книжечка интересная попалась…
– Что за книжица, приземленный? – заинтересовался Володя.
– Та про милицию…
– О, я такие люблю… – обрадовался барыга,– а убийства есть?
–Тыща!
– Это плохо,– нахмурился Якорь,– я про убийства не люблю, а изнасилования есть?
– И такое имеется! – многозначительно осклабился карлик, и про себя подумал: «Ага!»
– И это плохо,– совсем расстроился Володя,– я такое не люблю читать, и ты не читай никогда, потому что маньяком станешь, понял? Я вот про суды люблю читать, все описания там, кто адвокат, кто прокурор, сколько дали кому, а у тебя, барахло, а не книжка.
Якорь сплюнул и пошел своей дорогой. Карлик вздохнул и пошел своей.
Повстречался ему Коля Маленко, маляр и балабол.
– Здравствуй, карличек! – поздоровался Николай.
–Привет штукатурам! Как успехи?
– Ой, карличек, и не говори,– Коля поставил на землю ведро с кисточками и присел на него,– великий мастер за кисточками ходил, курва! У тебя, кстати, полтинничка нету?
– Нету,– ответил Буцефал,– у меня книжка есть про маньяков.
Коля кивнул:
– Слыхал, это которые великие мастера людей насильничать. Когда-то и я карличек был молодец в этом деле. Бывало в колхоз пошлют или за яблоками, или за капустой, или за картохой… Посадишь кралю в машину и айда кататься до ночи. Так накатаешься, аж яички лущатся…
– Как на Пасху?
– Ага, и на Пасху и на Рождество, и на ракла… – мечтательно закатил глаза Коля.
Карлик внимательно выслушал, а потом предложил:
– Вот, берите и читайте! – и протянул журнал Николаю.
– Ой, нет! – замахал руками тот,– я слепой уже совсем, куда там порнографию эту читать, сам читай на здоровье.
Взял свое ведерко и пошел. Карлик злобно высморкался, уселся на скамейку и стал глядеть на дорогу. Минут через пять мимо пролетел запыхавшийся и вспотевший Петр Иванович Рожок.
– Мужчина! – завопил Буцефал, швыряя на землю журнал,– у вас что-то упало!
Рожок оглянулся и увидел за спиной «Советскую милицию», раскрывшуюся примерно посередине. Он с интересом нагнулся и столкнулся взглядами с хладнокровным убийцей, взиравшим на него с разворота журнала. Мнительный Петр Иванович резко отпрянул, и с криком:
– Нееет! – побежал что есть силы домой.
«Совсем Петя плохой стал!» – подбирая журнал с грустью подумал карлик,– «Журналы не читает, тоже мне, интеллигент сраный!»
И думая подобным мрачным образом побрел в противоположную сторону. Брел, брел, и набрел на сидящего по краю тротуара Костю Семенко. Тот сидел на складном брезентовом стульчике, а на земле перед ним возвышались два картонных ящика. Один, побольше, был накрыт тряпьем, а в другом шевелилось какие-то неопределенного вида и пола животное, похожее одновременно на шакала, крысу и самого Костю Семенко.
– Карлык! – обрадовался Костя,– купи кошечку!
«Карлык» подошел поближе и глаза его злобно блеснули.
– Сколько раз тебе говорил, не называй меня так!
– Ну ладно, карлик! – миролюбиво отмахнулся Семенко,– какая разница, купи кошечку!
– На фиг она мне? – нервно отозвался Буцефал и стал оглядываться в поисках новых кандидатов на роль маньяка. Однако, их не было. Он вздохнул и сурово глянув на Костю спросил:
– И сколько просишь за это опудало?
– Триста! – выпалил Костя и показал почему-то все десять пальцев.
– Ого!
– Вместе с ящиком! – купеческим жестом продавец указал на тару, но видя, что и это не действует, он нагнулся к карликовскому уху и прошептал:
– Как другу детства, отдам за 295!
– Пошел ты,– карлик натянул Косте на голову его вязаную шапку с бубоном и собрался было уходить, но Семенко его остановил:
– Погоди! У меня же разные есть! Посмотри всех!
Карлик лениво оглянулся, и Костя размотал тряпки с другого ящика:
– У меня много еще есть, разных. Живые, правда, дороже.
Буцефал почувствовал дурноватый запах из ящика и ему стало не по себе. Преодолевая тошноту он заглянул внутрь и увидел копошащееся месиво. Ему стало совсем плохо, а неунывающий продавец-садист все гудел и гудел над ухом:
– Смотри какой товар! Обалденный! Свежайший! Сам лично ловил, все утро. Некоторые подавились правда, но все равно еще прекраснейшие.
Наугад он вытащил пару дохлых, уже задубевших котов мусороподвальной породы и выложил перед потенциальным покупателем.
– Чучела из Германии! – торжественно произнес Семенко. Карлик содрогнулся. Тут одно из чучел дико взвыло и вцепилось Косте в морду. Тот тоже завопил, разжал руки и свалился на ящик. Оттуда с визгом, мяуканьем, гавканьем рванули ранее спрессованные безжалостным продавцом звери.
Караул! Грабят! – закричал Семенко, а карлик цинично улыбаясь, вытянул из-за пазухи свой журнальчик и сунул его под Костин стульчик.
Не расстраивайся, Сема, надо тебе на крупняк переходить, нечего на мелочевку размениваться. На вот, почитай на досуге!
Костя шмыгнул носом и потянулся к журналу, а карлик с довольным видом сунул руки в карманы клифта и насвистывая ушел с чувством выполненного долга.
ОДИН ДОМА
31 декабря Петр Иванович Рожок возвращался домой поздно. Настроение было препаршивым, как и весь прошедший день. Снега не было и в помине, погода была осенней, мерзкой. Ему хотелось есть и спать. А до дома было еще минут пятнадцать ходьбы по пустынным просторам Триполья. Он шел погруженный в свои невеселые мысли и вдруг его внимание привлек странный шум со стороны пустыря, словно железо стучало по стеклу. Петр Иванович помотал головой, но назойливый стук не исчез, Рожок остановился и стал помимо воли всматриваться в темноту. Примерно через минуту из-под земли появилась чья-то голова. Петр Иванович замер как вкопанный, и вскоре смог наблюдать, как пред его замутненные страхом очи, по частям предстает, вылезающий из ямы Костя Семенко собственной персоной. Он сопел и втыкал в яму деревянный, сделанный из отломанных где-то веток, кривой крест.
«Напугал, придурок!» – про себя подумал Петр Иванович, а вслух спросил:
– Эй, ты что там делаешь?
Тринадцатилетний придурок степенно обернулся и ответил, утирая пот с лица:
– В солдатиков играю дяденька Петр Иванович…
– А крест зачем?
– Померли мои солдатики,– со вздохом пояснил Костя и стал медленно засыпать яму землей. Рожок подошел ближе и глянул вниз, его стошнило. На дне ямы валялось шесть дохлых кошек со свернутыми шеями и с пришитыми на спину суровыми нитками солдатскими погонами. Семенко сыпал на них землю и тихонько напевал:
– День Победы, как он был от нас далек…
Рожок с трудом справился с рвотными позывами и тихо матерясь зашагал домой…
А Костя между тем завершил свой титанический труд и тоже поплелся к себе. Байзеля дома не было, тот бухал с друзьями. Зато дома был суп с горохом, и Костя его поел. Настроение немного улучшилось, и Семенко стал глядеть в темное окно. Кроме недовольных голубей за окном никого не было. Голуби были худые и наглые, они стучали когтями по подоконнику и хлопали крыльями. Костя высунул в форточку руку с хлебными крошками, желая подманить хитрую птицу, но только какой-то глупый и не особенно осторожный голубь обратил на нее внимание, сработал гороховый суп. От громкого желудочного звука голубь забил крыльями, стекла задрожали, а крошки высыпались из ладошки. Разозлился Костя, стал петарды в окно бросать. Одинокие прохожие были счастливы. Насмеявшись вволю, удовлетворенный Семенко пошел смотреть телевизор. Попался ему фильм ужасов. Через некоторое время Косте стала мерещиться всякая чертовщина новогодняя. Снегурки с зубами как у вамприров, деды Морозы каличные с кинжалами кривыми. Плюнул он в сердцах и принялся каналами клацать. Наконец, нашел на УТ-2 каких-то депутатов и успокоился на том. Придремал.