Притяжение звезд - Алякринский Олег Александрович 5 стр.

Пряча от меня глаза, молодая женщина лукаво улыбалась.

Ладно, от одной жалкой сосиски – уж не знаю, из чего их сейчас делали, – она не умрет, да и Айта Нунен все равно ее не захотела.

Бредившая пациентка внезапно дернулась вбок, и ее поднос с грохотом упал между кроватью и шкафом. Чай из чашки разлился по всему полу.

– Миссис Нунен! – воскликнула я и, переступив через разбросанную посуду, изучила сияющее пятно румянца на багровой щеке. Я буквально почувствовала, как ее лицо пышет жаром. В моей руке уже был наготове термометр.

– Зажмите его под мышкой, пожалуйста!

Но она не отреагировала, и я, подняв ее руку, сама вставила термометр под мышку.

Во время ожидания я считала хриплые вдохи-выдохи Айты Нунен и одновременно измеряла ей пульс. Ничего не изменилось. Но ртутный столбик подскочил до 40,1°. Жар мог убить инфекцию, но мне не понравился вид больной: из-под редких волос на лбу выступила сильная испарина.

Я обошла валявшиеся на полу поднос и тарелку, чтобы достать из кухонного шкафчика лед. Единственный оставшийся кубик плавал в луже талой воды. Поэтому я налила в миску холодной воды и, прихватив ворох чистых льняных салфеток, принесла к ее кровати. Смачивая одну за другой салфетки в воде и предварительно выжимая, я обложила ими ее шею и лоб.

Айта Нунен поежилась от холода, но улыбнулась, бессознательно выразив благодарность – скорее незримому благодетелю, чем лично мне. Как же мне хотелось, чтобы разум этой женщины вдруг прояснился, и она сказала бы, что ей нужно! Сбить температуру помог бы аспирин, но назначения имел право делать только врач; сегодня единственным дежурным врачом-акушером был доктор Прендергаст, но когда еще я его увижу?

Сделав для Айты Нунен все, что в моих силах, я нагнулась поднять с пола поднос и тарелку. У чашки отбилась ручка, разломившись пополам. Я вытерла шваброй чайную лужу, пока никто на нее не наступил.

– А разве вы не можете позвать кого-то на помощь? – спросила Делия Гарретт.

– Ах, все сейчас ужасно заняты.

Строго говоря, подтирать лужи на полу в отсутствие санитарки-уборщицы, младшей медсестры или практикантки должны были санитары, но я решила не связываться. Если вызывать этих молодцов из-за пролитого чая, они обидятся и в следующий раз пропустят мимо ушей более серьезную просьбу, например когда пациентка будет истекать кровью.

Судя по выражению раскрасневшегося лица Айты Нунен, ее обуревали беспокойные мысли.

– Чудесный денек, чтобы поплавать в канале!

Ей почудилось, что она плавает? Интуиция подсказала мне сунуть руку под одеяло и проверить…

Она напрудила в постель. Я подавила горестный вздох. Должно быть, когда я водила ее в туалет, она даже не помочилась. Теперь надо было перестилать постель, этим обычно занимались две санитарки, да и пациентка всегда оказывала посильную помощь, но я сегодня дежурила одна, а от Айты Нунен можно было ожидать чего угодно.

– Я взяла себе напрокат машину, да ее сбросили с балкона…

Теперь она бредила о какой-то давнишней или выдуманной неприятности.

– Давайте, миссис Нунен, встаньте на минутку с постели, я поменяю вам мокрую одежду и простыни.

– Разломали мои святые дары, сволочи!

– Мне нужно в туалет, – объявила Делия Гарретт.

– Вы не могли бы подождать минутку…

– Не могу!

Как раз в этот момент я снимала с матраса мокрую простыню.

– Хотите, я дам вам судно.

Она высунула из-под одеяла голую ступню и отрезала:

– Нет, я сама схожу.

– Боюсь, это запрещено.

Делия Гарретт зашлась оглушительным кашлем.

– Я вполне в состоянии найти дорогу, мне все равно нужно размять ноги. Они затекли оттого, что я лежу в постели бревном.

– Я отведу вас, миссис Гарретт. Дайте мне секунду.

– Да я сейчас просто лопну!

Я не могла заблокировать дверь или погнаться за ней по коридору.

И сказала строго:

– Прошу вас, оставайтесь в палате!

Оставив Айту Нунен и ее мокрую постель, я выскочила в коридор. На первой двери висела табличка «Инфекционное женское».

Внутри было тихо.

– Прошу прощения, сестра… Бенедикт?

Или ее звали сестра Бенджамин? Монахиня миниатюрного росточка, в жизни меньше не встречала. Подняв голову от рабочего стола, она строго взглянула на меня.

– Я сегодня дежурю по родильному/инфекционному, – сообщила я.

Мой голос прозвучал на повышенных тонах, в нем угадывалась скорее спесивость, нежели озабоченность. Я ткнула большим пальцем за спину, как бы подразумевая, что она еще не в курсе, где находится наша маленькая палата-времянка. Для начала мне следовало самой представиться, но я уже упустила удобный момент.

– Сестра, вы не могли бы одолжить мне сиделку или практикантку?

– А много у вас пациентов в родильном/инфекционном?

Я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло.

– В настоящий момент всего две, но…

Дежурная медсестра перебила меня:

– А у нас здесь сорок…

Я оглянулась, считая про себя. Под ее началом было пять сиделок.

– Тогда не могли бы вы передать… (Только не главной медсестре, напомнила я себе. В этот суматошный день главная медсестра сама могла лежать на одной из этих коек; я внимательно оглядела ряды кроватей. По правде говоря, я была не уверена, что узнаю ее без формы)… Не могли бы вы передать кому-то, кто подменяет главную медсестру, что мне срочно нужна помощь.

– Я не сомневаюсь, что наше руководство в курсе, – ответила сестра Бенедикт. – Просто всем нужно немножечко поднапрячься и выполнять свою работу.

Я закусила губу.

Монахиня, словно любопытная птичка, склонила голову набок, как будто запоминая, какую именно я допустила оплошность, чтобы потом обо всем доложить сестре Финниган.

– Как я всегда говорю, медсестра – она как чайный лист…

Я ничего на это не ответила, иначе мой голос прозвучал бы как звериный рык.

И финальная реплика – с легкой улыбкой:

– …ее крепость проявляется, только когда она попадает в кипяток.

Я заставила себя кивнуть в знак согласия с этой житейской мудростью, чтобы сестра Бенедикт не написала на меня рапорт, обвинив в нарушении субординации.

Я вышла и бесшумно затворила за собой дверь. Но потом, вспомнив о лежавших у меня в нагрудном кармашке назначениях, была вынуждена вернуться.

– Сестра, можно мне оставить у вас заявки для отдела снабжения?

– Конечно!

Я судорожно достала мятые бумажки и положила их на стол.

В свою крошечную палату я возвращалась почти бегом.

Айта Нунен все так же неподвижно лежала в пропитанной мочой кровати. Нужду молодой женщины я сочла более неотложной.

– Давайте сходим в туалет, миссис Гарретт.

Она фыркнула.

Я шла за ней следом. Как только мы оказались в коридоре, она перешла на рысь, прижав руку ко рту.

– Поскорее!

Но, преодолев половину коридора, она согнулась пополам – и ее вырвало.

Я сразу заметила в рвотной массе предательски торчащие кусочки сосиски.

Вынув из кармана фартука чистую тряпицу, я вытерла Делии Гарретт рот и очистила верх ее ночной рубашки.

– Все в порядке, дорогая! От этого проклятого гриппа случается расстройство пищеварения.

Теперь мне и впрямь понадобился санитар, чтобы убрать с пола следы рвоты… Но она схватилась за живот и опрометью бросилась к туалету. Я заторопилась за ней, шлепая резиновыми подошвами по мраморному полу.

Звуки из-за дверцы кабинки сообщили мне, что у нее еще и понос.

В ожидании Делии Гарретт я стояла, скрестив руки на груди, и тут мое внимание привлек плакат, на котором еще не высохла типографская краска, вернее, слово «кишечник».

Ну вот, приехали: анонимный мертвец на улице забрызгал кровью форму медсестры Кавана, а правительство не нашло ничего умнее, как прописывать лук на обед. А уж что касается слабейших в стаде – какая же это жестокая бессмыслица! Нынешний грипп не имел ничего общего с сезонной простудой, которая выкашивала самых старых и слабых (даже если простуда и приводила к пневмонии, то забирала жизни так аккуратно, что ее даже прозвали «подругой престарелых»). А новый грипп косил всех подряд, без разбора: и мужчин, и женщин в полном расцвете лет.

Теперь за дверцей кабинки стало тихо.

– Миссис Гарретт, позвольте я проверю стул, прежде чем вы спустите воду?

Если бы это был выкидыш, он бы сопровождался кровотечением.

– Что за гадости вы говорите!

Она дернула за цепочку, и вода с шумом потекла из бачка сверху.

Обратно в палату Делия Гарретт шла пошатываясь. Я надеялась встретить по пути санитара и попросить его вытереть кляксу рвоты с мраморного пола, но ни один мне не попался. Я помогла ей обойти пятно, уверяя себя, что здоровье пациентки важнее грязного пола.

– Оботру вас в кровати губкой, дам новую рубашку, – пробормотала я, – и вам сразу полегчает. Но сначала мне нужно проведать миссис Нунен.

Бредящая пациентка была вялая и не сопротивлялась; она позволила мне поднять ее с мокрой кровати, усадить на стоявший рядом стул и обтереть. Я надела на нее свежую ночную рубашку и тесемками покрепче привязала полы к ногам.

Делия Гарретт пожаловалась на озноб.

Я достала из шкафа сложенное одеяло и передала ей. Айту Нунен я завернула в другое одеяло: мне нужно было перестелить постель.

– Фу! Оно же воняет!

– Значит, оно безопасно, миссис Гарретт. Эти одеяла развешивают в пустой палате и жгут фосфор в ведре, чтобы фосфорный газ убил все бактерии.

– Как наших бедняг-солдат в окопах, – пробурчала она.

Эта капризная женщина не уставала меня удивлять.

Слава богу, Тим не попадал под газовые атаки. Пару раз у него был солнечный удар в Турции, один раз подхватил окопную лихорадку, но ему удалось ее побороть, хотя многие солдаты так и не избавились от инфекции, и болезнь тлела у них внутри, чтобы в любой момент вспыхнуть вновь. В том и состояло ее коварство: физически мой брат ничуть не изменился по сравнению с тем, каким был до войны, когда он работал в галантерейной компании (сейчас она закрылась), и, когда выпадал свободный часок, ходил кататься на роликах со своим другом Лиамом Кэффри.

Дверь распахнулась, и я от неожиданности вздрогнула.

Доктор Прендергаст, в своем костюме-тройке, наконец-то устроил обход. Я была рада его видеть, вот только момент для визита он выбрал крайне неудачный. Только бы он не стал спрашивать, отчего обе мои пациентки сидят, завернутые в одеяла, на стульях. И что это в коридоре испачкало его начищенные башмаки – уж не рвота ли Делии Гарретт? Если сестра Финниган узнает, какая разруха началась в палате в первый же день моего назначения, она в жизни мне больше не доверит эту обязанность.

Но Прендергаст сосредоточенно возился с тесемками маски, закладывая ее за свои большие уши. Для мужчины его возраста у него была еще на удивление густая шевелюра, напоминавшая огромный клок ваты.

– Доктор, вам известно, что мы потеряли миссис Дивайн прошлой ночью?

– Я выписал свидетельство о смерти, медсестра, – произнес он усталым голосом.

Значит, он дежурил еще со вчерашнего утра. Он взялся обеими руками за висевший у него на шее стетоскоп, как пассажир мотающегося из стороны в сторону трамвая вцепляется в поручень над головой.

– Эта болезнь необычайно коварна, – пробурчал он. – Сколько уже раз я убеждал чьих-то родственников перестать волноваться, потому что больной по всем признакам пошел на поправку, но затем вдруг…

Я кивнула. Медсестрам настрого запрещали отнимать у врачей даже минутку их времени, а мы стояли и обсуждали умершую пациентку… Поэтому я сняла со стены медкарту Айты Нунен и передала ему.

– Миссис Нунен на двадцать девятой неделе, доктор. У нее бред уже двое суток, температура поднималась до сорока пяти и пяти.

Тут я увидела, что край ее одеяла свесился на пол. Я украдкой подняла его и подоткнула под нее. Только бы он не заметил, что она обмочилась.

Доктор Прендергаст зевнул, прикрыв рот ладонью.

– Я вижу легкую синюшность. Как ее дыхание?

– Не затруднено. Может быть, давать ей аспирин?

Медсестрам не полагалось высказывать свои суждения относительно назначения медикаментов, но врач был настолько утомлен, что я надеялась его убедить.

Доктор Прендергаст вздохнул.

– Большие дозы аспирина у некоторых пациентов вызывают отравление, так что попробуйте дать ей виски – сколько она сможет принять.

– Виски? – переспросила я, смутившись. – Чтобы сбить жар?

Он покачал головой.

– Чтобы унять боль и тревогу и стимулировать сон.

Я записала это назначение в медкарте – на тот случай, если потом кто-то поинтересуется.

– А как самочувствие миссис…

Его взгляд затуманился.

– …Гарретт, – напомнила я ему, передавая ему ее медкарту. – Недавно ее вырвало, у нее была диарея, и, похоже, ее пульсовое давление… э-э… довольно высокое.

Я постаралась сформулировать это в достаточно мягкой форме, потому что многоопытный врач мог возмутиться, что какая-то акушерка осмелилась определить давление пациентки одними пальцами, для чего он сам использовал современный научный прибор.

Прендергаст на секунду задумался: сейчас, испугалась я, он скажет мне, что у него нет времени измерять ей давление. Но нет, он достал из саквояжа сфигмоманометр.

Я быстро просунула розовую руку Делии Гарретт в манжету прибора, туго закрепила над локтем застежкой, и он стал накачивать воздух грушей. Это было не сложнее, чем перевязать руку веревкой. По-моему, любую медсестру можно было обучить пользоваться такой штукой, если бы врачи не относились к своим привилегиям столь ревностно.

– О! – встрепенулась молодая аристократка.

– Еще минутку потерпите, – попросила я.

Она раздраженно кашлянула.

Доктор вставил себе в уши желтые наконечники стетоскопа, прижал плоский диск к сгибу ее руки ниже локтя, потом стал медленно выпускать воздух из груши и слушать.

Через минуту он надиктовал мне:

– Систолическое артериальное давление – сто сорок два, – и добавил после паузы: – Диастолическое – девяносто один, сестра.

Я послушно вписала в медкарту: «Диастолическое артериальное давление – 91».

На Прендергаста эти показания, похоже, не произвели особого впечатления.

– Учащенный пульс характерен для последних месяцев беременности, – пробурчал он, пока я складывала его прибор в саквояж. – Если она будет вести себя слишком беспокойно, дайте ей брому.

Он разве не слышал, что я ему сказала: ее вырвало! И седативное средство вроде брома было тяжелым испытанием для желудка. Я бы не стала его давать Делии Гарретт…

Но меня научили никогда не перечить врачу; у нас считалось, что, если нарушить субординацию, в больнице тотчас воцарится хаос.

Прендергаст потер глаза.

– Я отправляюсь домой.

– Кто из акушеров в ваше отсутствие… – начала я.

– В женских отделениях будет помогать частнопрактикующий терапевт…

– Врач общего профиля? – уточнила я разочарованно. То есть не тот, кто нам нужен. – Он уже в больнице?

Прендергаст покачал головой.

– Только едет к нам. Кстати, доктор Линн – дама.

Мне показалось, я расслышала в его голосе легкое презрение. В наши дни врачей-женщин можно было счесть по пальцам, и я еще ни разу не работала под их началом. Но мне хотелось знать, к кому следует обращаться за помощью моим пациенткам, пока ему на замену не прибыла врач-терапевт.

Делия Гарретт вскочила.

– Вы можете снять с меня эту грязную тряпку?

– Да, как только дам миссис Нунен лекарство, а вы уж не стойте, пожалуйста, на ногах!

Она обиженно закашлялась и опустилась на стул.

Я налила в чашку-поильник виски с горячей водой и добавила немного сахару для вкуса. Сделав первый глоток, она тут же залпом высосала все до дна. После этого я пошла к шкафу с постельными принадлежностями за чистой ночной рубашкой для Делии Гарретт.

Переодевая ее, я обратила внимание на растяжки на животе – похожие на белых червяков следы прошлых двух беременностей и нынешней.

Мне еще не приходилось ощущать материнский инстинкт, который, как уверяли меня взрослые женщины, рано или поздно во мне проснется. Я решила заняться акушерством, потому что меня привлекал связанный с этой профессией драматизм, но никогда не представляла себя главным действующим лицом этого таинства вызревания плода, лишь внимательным соглядатаем.