Она неделями упражнялась с Катаем, оттачивая технику огня. Научилась придавать ему форму меча. Раскидывать щупальцами или хлыстом. Превращать его в движущиеся, танцующие фигуры – львов, тигров, фениксов. Овладела многочисленными способами убивать с помощью огня. Но предпочитала сразу целиться в глаза. Сжигать другие части тела – слишком долго. Человек может гореть на удивление долгое время, а Рин хотелось побыстрее закончить бой. Да и вообще, все лицо представляет собой отличную мишень – сразу загорятся волосы, и даже легкие раны головы отключают солдат лучше, чем любые другие. Но если метить в глаза, можно выжечь сетчатку, навсегда закрыть веки или обжечь кожу вокруг. Все это ослепит противника за считаные секунды.
Она заметила справа движение. Кто-то решил бросить ей вызов.
Феникс захохотал от такой наглости.
Через полсекунды она протянула открытую ладонь к лицу нападавшего.
Его глаза один за другим лопнули. По щекам потекла вязкая жидкость. Он открыл рот в крике, и Рин направила пламя прямо ему в глотку.
Если бы она смотрела на своего противника как на человека, то сейчас он выглядел бы кошмарно. Но она не рассматривала врагов как людей, Синегард и Алтан научили ее отстраняться. Научили видеть не человека, а тело. Без души. А тело состоит лишь из нескольких мишеней, и все они великолепно горят.
– Ты знаешь, откуда произошли мугенцы? – однажды спросил ее Алтан. – Знаешь, что они за народ?
Тогда они плыли по Мурую к Хурдалейну. Только что началась Третья опиумная война. Рин только что окончила Синегард, была глупой и наивной студенткой, которая никак не может примириться с тем, что теперь она солдат. Алтан только что стал ее командиром, и она внимала каждому его слову. Он настолько ее завораживал, что Рин едва могла внятно связать несколько слов.
Она поняла, что Алтан ждет ответа, и сказала первое, что пришло в голову:
– Они… э-э-э… родственный нам народ?
– А знаешь, с чего все пошло?
Рин могла бы повторить ответ из учебника. Про миграцию из-за наводнений или засухи. Про изгнанных аристократов. Клановую войну еще времен Красного императора. Никто точно не знал. Рин читала много теорий, и все были одинаково правдоподобны. Но она подозревала, что Алтану на самом деле неинтересен ее ответ, и потому покачала головой.
И угадала верно. Он хотел кое-что ей рассказать.
– Когда-то давным-давно у Красного императора был один питомец, – сказал он. – Очень умная, но злобная обезьяна, которую он нашел в горах. Уродливая и коварная тварь. Знаешь эту легенду?
– Нет, – прошептала она. – Расскажи.
– Красный император держал ее в клетке, в своем дворце, – продолжил Алтан. – И время от времени показывал гостям. Им нравилось наблюдать, как эта тварь убивает. В ее клетку запускали свиней или кур, и обезьяна их расчленяла. Представляю, как веселились зрители. Пока однажды зверюга не удрала из клетки. Она голыми руками убила министра, похитила дочь Красного императора и сбежала обратно в горы.
– Я не знала, что у Красного императора была дочь, – глупо вставила Рин.
По какой-то причине ее привлекла именно эта деталь. Ведь история помнит только принцев, сыновей Красного императора.
– Никто этого не знал. После случившегося он стер ее из всех летописей. Она забеременела от зверюги, но не сумела исторгнуть плод из утробы, поскольку была пленницей той твари, и потому родила получеловека, а потом и других детей, и воспитывала их в горах. Через много лет Красный император послал своих генералов, чтобы изгнать их из империи, вот они и сбежали на остров в форме лука.
Рин никогда не слышала такой версии истории, но звучало правдоподобно. Никанцы и впрямь любили сравнивать мугенцев с обезьянами и называли полулюдьми. Низкорослые и щуплые. Но когда она наконец-то увидела солдата Федерации собственными глазами, то не сумела бы отличить его от никанского крестьянина.
Алтан помедлил, внимательно глядя на нее и ожидая ответа.
Но у Рин был только один вопрос, хотя задавать его не хотелось, потому что она знала – ответа у Алтана нет.
Если они всего лишь животные, то как им удается нас убивать?
Кто решает, кого считать человеком? Никанцы и спирцев считали животными и на многие века превратили их в рабов-воинов. Ладно, пусть враги – не люди. Но если они – животные, то должны быть менее развитыми. А если мугенцы менее развиты, то почему побеждают? Значит ли это, что в нашем мире выживают только звери?
Может быть, на самом деле все мы – просто люди. И лишь ищем способ оправдать убийство. Если кого-нибудь перестать считать человеком, его можно убить. В Синегарде наставник по стратегии Ирцзах рассказывал, что в пылу битвы нужно смотреть на противника как на объект, абстрактный комплект частей тела, а не целое, так проще воткнуть клинок в пульсирующее сердце. И может быть, если вы посмотрите на кого-то не как на объект, а как на животное, то не только убьете его не моргнув глазом, но и получите удовольствие. Порадуетесь, как веселитесь, топча ногой муравейник.
– Обезьяны, насилующие людей. Выродки. Животные. Тупые дикари. – Последние слова Алтан произнес с горечью и смакованием, и Рин подумала – это, возможно, потому, что именно такими словами многие описывают его самого. – Вот откуда взялись мугенцы.
Всего за несколько минут Рин прорвалась сквозь лагерь врага. Мугенцы почти не оказывали сопротивления. Солдаты, с которыми она имела дело в Синегарде и Хурдалейне, были умелыми и хорошо вооруженными, с шеренгами сверкающих мечей и бесконечным запасом химического оружия, которое они бросали в гражданских. Но эти солдаты разбегались вместо того, чтобы драться, умирали так быстро, что Рин поразилась.
Все оказалось слишком просто, Рин даже пришлось замедлить темп. Ей хотелось насладиться своей властью. «Еще недавно я была вашей вопящей жертвой, умоляющей о снисхождении. А теперь вы склоняетесь передо мной».
А темп замедлять не следовало.
Потому что, стоило замедлить продвижение, и она заметила, насколько плохо подготовлены мугенцы. Насколько не похожи на солдат. Как они молоды.
Мальчишка перед ней держал меч, но не умел им пользоваться. Даже не пытался сражаться, просто отшатнулся с поднятыми руками, умоляя о пощаде.
– Пожалуйста, не надо, – повторял он.
Возможно, это был тот самый патрульный, он говорил тем же тоненьким звонким голоском.
– Пожалуйста…
Ее рука застыла. Рин поняла, что он говорит по-никански.
Она на мгновение задумалась. Он что, никанец? Военнопленный? Он не носил мугенскую форму, возможно, он вообще ни при чем…
– Пожалуйста, – снова взмолился он. – Не надо…
Его судьбу определил акцент. Слишком резкие тона. Он все-таки оказался не никанцем, а сообразительным мугенским солдатом, который решил обдурить ее и разжалобить.
– Сгори! – сказала она.
Мальчишка рухнул навзничь. Рин увидела его разинутый рот, исказившееся в жалобном крике лицо, почерневшее и обугленное, но ей было плевать.
В сущности, ей всегда было легко приглушить сердечную боль. И пусть они выглядят как мальчишки. На самом деле они чудовища, с которыми она однажды столкнулась. В войне на уничтожение все это было не важно. Если они мугенцы, значит – просто сверчки, и, когда она раздавит их каблуком, вселенная не заметит потери.
Когда-то Алтан велел ей смотреть, как он заживо сжигает белку.
Он поймал белку на завтрак с помощью простого капкана. Та была еще жива, когда Алтан притащил ее из леса, и извивалась в его кулаке. Но он не сломал ей шею, а решил преподать Рин урок.
– Ты знаешь, как именно люди умирают в огне? – спросил он.
Рин покачала головой. Она завороженно смотрела, как Алтан вызвал в ладони огонь.
Алтан потрясающе умел придавать пламени форму. Словно кукловод, с легкостью изгибал его в удивительные фигуры – то летящую птицу, то извивающегося дракона, то человеческое тело. Они бились внутри клетки, созданной его пальцами, пока он не захлопывал ладони.
Рин не могла отвести глаз от танца его пальцев в воздухе. Вопрос Алтана застал ее врасплох, и, когда она заговорила, слова прозвучали неуклюже и глупо:
– От жара? В смысле… э-э-э…
Алтан изогнул губы:
– Огонь – не лучший способ убивать. Ты знаешь, что сама смерть почти безболезненна? Огонь пожирает вокруг жертвы весь воздух, и она просто задыхается.
Рин вытаращила глаза:
– Но ты этого не хочешь?
– А с чего бы мне этого хотеть? Если хочешь убить быстро, воспользуйся мечом. Или стрелой. – Он закрутил полоску огня вокруг пальцев. – Спирцев не бросают в сражение, если не собираются запугать врага до полусмерти. Мы хотим, чтобы жертвы сначала страдали. Чтобы горели, и медленно.
Он взял связанную белку и обхватил ее пальцами посередине. Белка не могла даже запищать, но Рин представила этот звук, дрожащие повизгивания в одном ритме с дергающимися лапками.
– Смотри на ее шкуру, – велел Алтан.
Как только обгорела шерсть, Рин разглядела, как розовая кожа пузырится, трескается и отвердевает, становясь черной.
– Сначала кожа кипит. Потом начинает слезать. Следи за цветом. Как только кожа почернеет и чернота распространится дальше, жертву уже не спасти.
Алтан протянул ей белку:
– Проголодалась?
Рин заглянула в маленькие черные глазки, вылезшие из орбит и остекленевшие, и в животе забурчало. Рин не могла определить, что хуже – дергающиеся в предсмертной агонии беличьи лапки или чудесный аромат жареного мяса.
* * *
Когда она зачистила южный фланг, ее солдаты загнали остатки мугенцев в угол, в восточном районе Худлы. Войска расступились, пропуская Рин.
– Долго ты, – сказала Шень.
– Слишком разошлась, – ответила Рин.
– Южный район…
– С ним покончено. – Рин потерла пальцы, и на землю упали струпья запекшейся крови. – А почему мы не атакуем?
– Они взяли заложников и засели в храме, – объяснила Шень.
Умный ход. Рин осмотрела храм. Она давно уже не видела таких красивых сооружений в таком захудалом городишке – из камня, а не из дерева. Его не так-то просто спалить, а верхний этаж – отличное место для мугенской артиллерии.
– Они собираются нас перестрелять, – сказала Шень.
И словно в качестве доказательства ее правоты над головами просвистел снаряд и взорвался в десяти шагах от них.
– Так возьмем их штурмом, – сказала Рин.
– Мы опасаемся, что у них есть газ.
– Они давно бы пустили его в ход.
– Могли и дожидаться нас, – заметила Шень. Логика в ее словах была.
– Тогда просто сожжем храм.
– Не получится, он же каменный…
– Это у вас не получится.
Рин взмахнула пальцами. На ее ладони затанцевал огненный дракон. Она прищурилась, глядя на храм и размышляя. Она точно до него достанет, ведь она может бросать поток огня на пятьдесят шагов. Нужно лишь направить пламя в окно. Миновав камень, огонь найдет, что спалить.
– Сколько там заложников? – спросила Рин.
– А это имеет значение? – отозвалась Шень.
– Для меня – да.
Шень довольно долго молчала, а потом кивнула:
– Пять или шесть. Не больше восьми.
– Это важные люди?
Женщинами и детьми можно пожертвовать без последствий. А вот представителями местной власти – нет.
– Насколько я понимаю, нет. Люди Суцзы – в другой части города. А семьи у него нет.
Рин в последний раз поразмыслила над вариантами.
Она могла бы отправить войска штурмовать храм, но это повлечет за собой потери, в особенности если мугенцы и в самом деле припасли емкости с газом. Армия южан не могла позволить себе терять солдат, их и так было немного.
И цена победы имела значение. Этот бой – ее главное испытание. Если она вернется домой не просто с победой, но и с минимальными потерями, наместник провинции Обезьяна точно даст ей армию. А значит, решение принято – Рин не может вернуться с половиной солдат.
– Кто еще знает о заложниках? – спросила она у Шень.
– Лишь те, кто сейчас здесь.
– А горожане?
– Мы вывели всех, кого нашли, – сказала Шень, тем самым сообщая: «Никто не проболтается о том, что ты сделала».
Рин кивнула:
– Выведи отсюда своих людей. Как минимум на сотню шагов. Не хочу, чтобы они надышались дымом.
Шень побледнела:
– Генерал…
– Это не просьба, – повысила голос Рин.
Шень кивнула и бросилась бежать. За какие-то секунды поле опустело. Рин осталась одна, потирая пальцами ладонь.
«Ты это чувствуешь, Катай? Знаешь, что я делаю?»
Но не время для колебаний. Нужно успеть, пока мугенцы не отважились разведать эту тишину.
Она вытянула ладонь. Загудело пламя. Рин направила его к замку на двери храма. Метал начал гнуться и плавиться, так что замок уже невозможно было открыть.
А потом, вероятно, огонь прихватил и какого-то мугенца, потому что с той стороны послышались крики.
Рин поддала жара, и огонь загудел так громко, что заглушил крики, но все-таки один вопль прорвался через стену. Пронзительный крик боли. Может, женский, а может, детский. Похож на крик младенца. Но это уже ничего не значило, Рин знала, насколько пронзительным может быть крик взрослого мужчины.
Она сделала пламя таким мощным и громким, что перестала слышать собственные мысли. И все-таки тот вопль проникал сквозь стену огня.
Рин зажмурилась. Представила, как падает навзничь, в жар Феникса, в огромную пустоту, где ничто, кроме ярости, не имеет значения. К пронзительному вою добавился хрип.
Гори, думала она, заткнись и гори.
Глава 2
– Отличная работа, – сказал Катай.
Рин крепко обняла его и притянула к себе, долго не размыкая объятий. Казалось бы, ей пора уже привыкнуть к кратковременным разлукам, но с каждым разом Рин становилось все труднее его покидать.
Она пыталась убедить себя, будто это лишь потому, что Катай – источник ее силы. А не просто из-за эгоистичного страха, что, если с ним что-то случится, она окажется беспомощной. Конечно, нет. К тому же она чувствовала себя в ответе за Катая. И даже виноватой. Разум Катая протягивался, словно канат от нее до Феникса, и Катай испытывал все ее чувства – ярость, ненависть и стыд. Он удерживал ее на грани безумия, а она взамен обрекла на безумие его. Этот долг ничем не оплатишь.
– Ты дрожишь, – сказала Рин.
– Ничего страшного, ерунда.
– Врешь.
Даже в тусклом свете зари Рин видела, как трясутся его ноги. Катай едва стоял. Этот спор возникал после каждого сражения. Каждый раз Рин возвращалась и видела, что с ним сделала, смотрела на его бледное, осунувшееся лицо и понимала, что для него это была пытка. Но каждый раз он это отрицал.
Она могла пореже использовать огонь, если бы Катай попросил. Но он никогда не просил.
– Я справлюсь, – мягко ответил он. И кивнул куда-то за плечо Рин. – А ты привлекаешь внимание.
Рин обернулась и увидела выживших жителей Худлы.
Такое случалось достаточно часто, и она уже знала, чего ожидать.
Сначала они опасливо приближались мелкими группками. Удивленно шептались, испуганно тыкали пальцами. Потом, когда понимали, что новая армия – не мугенская, а никанская, однако не ополчение, а нечто совершенно новое, и солдаты Рин не собираются занять место прежних угнетателей, люди становились смелее.
«Она та самая спирка? – спрашивали они. – Ты та самая спирка? Ты одна из нас?»
И вот шепот уже становился громче, толпа гуще, ее обступали люди. Выкрикивали ее имя, название ее острова, имя ее бога. Легенда о ней уже распространилась повсюду, Рин слышала, как ее имя передавали из уст в уста по всему полю.
Люди подходили ближе, чтобы дотронуться до нее.
У Рин заныло в груди. Дыхание участилось, в горле пересохло.
Катай крепче сжал ее руку. Ему не было нужды спрашивать, что не так. Он это знал.
– Ты ведь… – начал он.
– Ничего страшного, – промямлила она. – Все нормально.
Это не вражеские руки. Ей не грозит опасность. Рин это понимала, но ее тело – нет. Она сделала глубокий вдох и собралась. Нужно отыграть свою роль, не выглядеть перепуганной девчонкой, которой она когда-то была, или усталым солдатом, каким на самом деле себя чувствует. Нужно стать лидером, в котором они нуждаются.