– Это, случайно, не Сэнди с размером D? Которую ты хотел уволить после своей последней песни?
– Ну что тут скажешь? – брат криво усмехнулся. – У нее имелось два очень убедительных аргумента.
Я закатила глаза и устало выпрямила спину, бросив взгляд в окно. Пентхаус Ксандера находился в центре Сохо, откуда открывался необычайный вид на весь Манхэттен. На улице стояла ночь, но город сиял и пульсировал, словно в его теле из стали, бетона и стекла билось живое сердце.
– Кстати, завтра у нас назначена встреча с Кейлом, – продолжил Ксандер, зевая. Немудрено. Последние несколько дней мы работали над песней практически без перерыва. Я и сама ощущала, как стонут мышцы от постоянной сидячей работы.
– Кейл? Который отвечает за сценические эффекты?
– Да, тот самый. Мы хотим завтра немного прогуляться по домам и подумать над разными идеями. У «Зажигай» собственное сценическое шоу, но мы должны вносить предложения относительно того, что хотели бы для своего выступления. Не хочешь пойти со мной?
Я заколебалась.
– Нет, пожалуй, я лучше останусь здесь. Мне не будет скучно. У нас с Чарльзом Диккенсом еще одно свидание.
Брат поднял брови.
– Диккенс? Серьезно, Саммер? Печальнее, наверное, и быть не может.
– Не все такие литературные невежды, как ты, Ксандер, – фыркнула я.
– Сэм, – строго произнес брат, размахивая указательным пальцем перед моим носом, – ты в Нью-Йорке. При хорошем исходе ты тоже скоро будешь здесь жить. Нельзя вечно запираться в моей квартире, боясь, что мир окажется слишком громким для тебя.
Я стиснула зубы и посмотрела на записи в своей руке.
– Ты несправедлив, Ксан, – пробормотала я. – Ты прекрасно знаешь, почему…
– Поверь, я в курсе, – непривычно жестко прервал меня брат. – Я знаю тебя со дня нашего зачатия, уже забыла? Я знаю, как ты себя чувствуешь, но также знаю, что тебе больше не десять лет. Нельзя вечно прятаться от злого мира. Ты слишком долго жила в своей стеклянной тюрьме. Пойдем со мной на улицу. Познакомься с Нью-Йорком, пересиль себя и докажи, что жизнь может быть прекрасна.
Я смотрела на брата блестящими от слез глазами.
– Ты не понимаешь, каково это. Мне не легчает, а становится все хуже и хуже. Как будто я слышу абсолютно все. Иногда я просыпаюсь по ночам оттого, что мои сны слишком громкие. Я не в силах этого сделать. Мне нравится быть с тобой, Ксан, но я не могу просто окунуться в ночную жизнь, как ты. Мне больно. Физически.
Ксандер задумчиво посмотрел на меня, и что-то в выражении моего лица заставило его оставить эту тему. И пусть уголки его рта расслабились, но все равно чувствовалось, что он разочарован.
– Как хочешь. Но обещай мне, что в ближайшие дни выйдешь на час-два. Сядешь в парке и покормишь голубей или пойдешь в музей. Без разницы, чем ты займешься, главное, что не будешь прятаться здесь от мира.
Я как раз собиралась вспылить, когда поняла, что он прав. Я пробыла в Нью-Йорке уже почти неделю, но из всего города видела только этот пентхаус. Свежий воздух – насколько Нью-Йорк мог предложить нечто подобное – пойдет мне на пользу. Только бы освободить голову, чтобы сочинить последний куплет песни.
– Хорошо, я выйду, – пообещала я.
Брат удовлетворенно кивнул, и мы работали вместе так же слаженно, как и раньше, до глубокой ночи. Именно эта неспособность долго злиться и являлась одним из качеств, которые мне нравились в брате.
Наконец мы, усталые, но довольные, закончили работу. Заказали что-то итальянское и с едой устроились в гостиной. Здесь у Ксандера располагался просто гиганский диван. Собственно, не хватало только, чтобы он вращался по кругу. Не знаю, какой комплекс он хотел этим компенсировать, но мне следовало срочно побеседовать с братом о его склонности к огромным, излишне дорогим вещам. Или со своим терапевтом. Или с его декоратором.
Но сейчас мы оба были слишком измучены, чтобы разговаривать. На стене мерцал, конечно же, громадный телевизор. Погрузившись в свои мысли, я не сразу осознала, что снова и снова включаю и выключаю дисплей на телефоне. Огонек, оповещающий о сообщении, мигнул зеленым. Почему-то представилось, что это Итан умоляет меня обратить на него внимание. Последние несколько дней он раз за разом пытался дозвониться до меня, но до сих пор я только односложно отвечала ему в WhatsApp.
Как ни странно, казалось, что я бы предпочла ответить, не забрасывай он меня сообщениями. В том, как яростно друг требовал моего внимания и как я почти вызывающе отказывала ему, было что-то вроде испытания. Внезапное радиомолчание с моей стороны раздражало нас обоих и явно еще больше подстегивало Итана. Каждую проведенную в разлуке минуту он желал разделить со мной. Даже прислал мне фотографию, на которой сидит в туалете и листает журнал. Я вздохнула и нажала кнопку вызова.
Раздался гудок… еще один… затем еще… пока наконец не включился автоответчик.
– Это Итан Лерой, ты в курсе, что делать.
– Эмм… хэй, Итан. Извини, что я так мало отвечала в последние несколько дней. Ксандер заставил меня изрядно попотеть ради этого фестиваля. – На моем лице появилась легкая улыбка. – Мы работаем над песней безостановочно, и завтра она отправится в студию. После этого я свободна и думаю… – я замолчала, гадая, что мне делать со своей свободой, – думаю, я схожу в Нью-Йоркский оркестр, а потом смогу познакомиться с концертным залом перед прослушиванием, – произнесла я внезапно. – Надеюсь, с тобой все в порядке. Я л… я люблю тебя. – Я быстро завершила вызов и уставилась на мерцающий телевизор.
Брат задремал, запрокинув голову и блаженно похрапывая. Улыбаясь, я убрала прядь волос с его лба, накрыла Ксандера и скрылась в своей комнате для гостей.
Надев футболку, в которой обычно спала, я почистила зубы и легла в огромную пустую кровать. В голове все еще играла песня, над которой мы непрерывно работали в последние дни. Но сегодня я впервые почувствовала, что общая конструкция созрела до такой степени, что ее можно позволить услышать и другим людям. Мелодия получилась мощной, неукротимой, свободной и полной страсти. Каждый, кто обладал ушами, должен был ощутить, как она пульсирует в его жилах.
С мыслями о песне я и заснула. Сон подал мне руку и потянул вниз. Я опускалась все ниже и ниже, пока не ощутила, как кончики чьих-то пальцев касаются моей руки.
Я почувствовала теплое дыхание на своей шее и вздрогнула, когда голос начал петь первые слова моей песни.
– Ты готова, Саммер Прайс? – прогремел мне в ухо голос, отчего у меня побежали мурашки по спине.
– К чему? – выдавила я, ощущая, как губы медленно касаются бешено пульсирующей жилки на моей шее.
– К тому, что я переверну твой мир с ног на голову.
– Какого черта?! – задохнулась я, моргая. Закрыла лицо руками и сплюнула воду.
– Ну наконец-то. Я уже думал, что придется взять садовый шланг, чтобы разбудить тебя, – заявил брат, опуская полупустой стакан с водой, которую, очевидно, вылил на меня.
– Какого черта, – буркнула я, убирая с лица мокрые волосы.
– Ты просто не хотела просыпаться. Снилось что-то хорошее? – Он шевельнул бровями.
– Нет! – солгала я и в ответ получила еще одну усмешку. Темные круги залегли под глазами Ксандера, а его волосы торчали во все стороны. – Что случилось? – спросила я, зевая. – И сколько вообще времени?
Я покосилась на окно, за которым все еще было темно, и удивленно ахнула, когда брат вскочил на мою кровать.
– У меня получилось, Сэм! Оно не давало мне покоя, и я работал над этим всю ночь, но, думаю, теперь у меня получилось. Недостающие ритмы. Посмотри на это.
Он сунул мне под нос записку, и я потерла глаза. Мне потребовалось немного времени, чтобы расшифровать запутанные каракули Ксандера. Кроме того, на листке было несколько пятен от кофе. Судя по дрожанию пальцев Ксандера, он выпил несколько чашек подряд.
Нахмурившись, я взяла у него из рук записку и напела мелодию.
– Ну? Ну? Ну? – требовал Ксандер, прыгая вокруг, как чихуахуа, которая увидела крекер.
– Это… хорошо, – медленно произнесла я, опуская записку. – Очень даже хорошо!
Ксандер сиял, словно соревнуясь с только что наступившим утром.
– Я знал! Мы справимся, Саммер. Вставай, нам пора!
Он вскочил с кровати и стащил с меня одеяло.
– Прямо сейчас? Куда? – проворчала я и потянула футболку вниз.
– А куда, по-твоему? В студию для записи!
7
Студия звукозаписи от квартиры Ксандера находилась примерно в получасе езды на машине, но если нестись, как ошпаренная свинья, то потребуется меньше двадцати минут.
И пусть солнце уже взошло, но в этот ранний час улицы мегаполиса пустовали. Пока мимо нас мелькали машины, мосты и небоскребы, я сидела, придерживая свой кофе и прислонясь лбом к прохладному оконному стеклу, и следила глазами за неоновыми вывесками магазинов, отелей и кафе. На первый взгляд Нью-Йорк выглядел полной мне противоположностью: стремительный, яркий, шумный и опасный. Неужели в будущем я хочу жить именно в таком месте? Я попыталась представить, как сажусь в одно из желтых такси, и оно увозит меня на следующий концерт. Я почти слышала, как мои каблуки стучат по мрамору. Видела, как в нем отражается свет люстры, ощущала мягкость красного бархата, которым был обит стул у пианино. Слышала шелест нот, шквал аплодисментов, смех коллег, которые думают, играют и живут так же, как я. В душе поселилось теплое ощущение того, что я нахожусь именно там, где должна.
Да, мне нравились мысли, что сейчас роились в моей голове, но сам Нью-Йорк меня скорее пугал. Если я решу жить здесь, то должна начать меняться. Только как? Как можно измениться, не потеряв при этом себя?
– Мы на месте, – сообщил Ксандер, припарковавшись так криво, что половина машины осталась на дороге. Я открыла дверь и шагнула в яркий солнечный свет.
Напротив меня, раскинув руки и счастливо улыбаясь, стоял брат.
– Добро пожаловать в «JSM Music Inc.», мой второй дом.
Я подняла голову и посмотрела на здание перед нами. Хоть и не догадывалась, чего ожидать от студии звукозаписи, но наверняка мне представлялось нечто большее, чем серый комплекс, перед которым на складном стуле сидел лысый старик, курил и читал газеты.
– Доброе утро, Джей, – поздоровался с ним Ксандер.
Мужчина со сморщенным, как изюм, лицом поднял глаза.
– Опять ты, Прайс? – проворчал он. – Я уж думал, что ты оставил музыкальный бизнес и лепишь гамбургеры в «Макдоналдсе».
Ксандер рассмеялся, как будто старик пошутил, но, судя по тому, как Джей оценивал моего брата, вероятно, это не первая музыкальная карьера, конец которой он предвидел.
Джей заинтересованно посмотрел на меня, стряхнул пепел в старую кофейную чашку, а затем кивнул головой в сторону входа.
– Сегодня в вашем распоряжении B2. Никаких глупостей. И никаких обжиманий, ясно?
Это он намекал на меня? Я потрясенно распахнула глаза, но брат уже потащил меня в студию.
– Ксандер! Что имел в виду тот странный тип, говоря про обжимания?
– Джей? Ему принадлежит это место, – ухмыльнулся брат. – Он в курсе всего, что здесь происходит.
Я последовала за Ксандером по тускло освещенному коридору, пол и стены которого выкрасили в серый.
В воздухе пахло влажностью.
– Как-то по-другому я представляла себе студию звукозаписи, – пробормотала я. Ксандер приподнял бровь.
– Все еще жалуешься, но подожди, пока не увидишь всего! – взмахнув рукой, он открыл дверь в студию В2. – Тадааам!
Я заглянула в комнату для записи, привлекая внимание сидевших на старом потертом диване блондинки с длинными розовыми ногтями и двух незнакомых мне ребят.
– Ага! – одновременно произнесли парни, в то время как девушка весело подмигнула нам.
– Эй, – пробормотала я и повернулась к Ксандеру. – Это здесь мы будем заниматься музыкой? – прошипела я, слегка шокированная. Меня потрясли и диван, и стол, заваленный флешками с записями, и буквально сшибающий с ног запах пота и сигарет. Единственным новым предметом оказался плексигласовый экран, за которым, вероятно, находилась аппаратная с оборудованием.
– Замечательно, не правда ли? – восторженно воскликнул Ксандер, бросаясь на диван рядом с взвизгнувшей девушкой. – Мечта!
– Мечта? – эхом отозвалась я, косясь на коричневое пятно на задней стене и гадая, что это: плесень или раздавленный таракан. – Мечта, как у Мартина Лютера Кинга[5]?
– Мечта как у Ксандера Прайса, – возразил брат, искоса поглядывая на меня. – Прояви немного энтузиазма, Сэм.
Я оскалилась и показала большие пальцы, на что Ксандер лишь закатил глаза.
– Вы скоро будете готовы? Можно начинать? – поинтересовался парень с длинными волосами и пирсингом в ушах, скорее всего, Кейл. Он отвечал за сценическое шоу, и брат уже рассказывал мне о нем раньше.
– Конечно, чувак, – весело проговорил Ксандер. – И чтобы мы все познакомились и полюбили друг друга… – он кивнул в сторону второго парня, – это Брайан, мой звукорежиссер. А это, – он указал на блондинку рядом с собой, – это Сэнди.
Я взглянула сначала на весьма внушительный бюст, и только потом на ее лицо. Девушка оказалась удивительно хорошенькой. Даже слишком. Нос слишком узкий и прямой, щеки слишком высокие, губы слишком полные. Я очень надеялась, что не Ксандер вложил деньги во всю эту красоту.
– Привет, рада познакомиться. Я Саммер, сестра этого идиота, – немного запоздало представилась я и поочередно подала руку всем троим. Парни только кивнули, в то время как Сэнди сделала большие глаза.
– Вау, ты очень круто выглядишь, – произнесла она таким высоким голосом, что меня едва не перекосило. Неудивительно, что Ксандер выбрал эту девушку в качестве певицы. Брату хотя бы не придется искусственно изменять ее голос.
– Спасибо, ты тоже, – вернула я комплимент и случайно наступила на ногу Ксандеру.
– Ау! Ты раздавишь меня! – запричитал он.
– Сам виноват, раз не убрал их, – невозмутимо ответила я.
– Я все еще не понимаю, зачем нам нужна твоя сестра, – сказал Брайан, скептически глядя на меня.
Вообще-то выглядел он неплохо. Зеленые глаза и завязанные резинкой длинные темные волосы. Серебряные цепи болтались на его тонкой шее и от любого движения звенели, как колокольчики. Однако пренебрежительно опущенные уголки рта сразу сделали его непривлекательным с моей точки зрения. Музыкальное сообщество часто довольно сексистски настроено, особенно когда дело касается диджеев. Наверное, по его мнению я в этой студии звукозаписи смотрюсь примерно так же, как сатанист в церкви.
Но прежде чем я успела открыть рот, брат бросил на него предостерегающий взгляд и рывком сел.
– Мы не будем обсуждать это снова. Моя сестра как печать одобрения. Если она находит что-то хорошим, то это на самом деле хорошо.
Брайан продолжал скептически смотреть на меня.
– Она ведь в курсе, что мы не поем здесь церковных гимнов, не так ли?
– Заткнись, – отрезал Ксандер, хлопнув его по затылку. – Честно признаться, чувак, если бы ты не был лучшим в своем деле, я бы давно дал тебе по морде.
Брайан насмешливо фыркнул и встал с кресла.
– Круто, а если бы я не возился с тобой, как с курицей, несущей золотые яйца, то уже трижды оторвал бы тебе голову.
– Ну вот вы и пришли к согласию. Очень мило, – прервала я перепалку и повернулась к брату. – Давай послушаем.
Он кивнул и открыл дверь, ведущую в комнату за плексигласовой стеной. За ней находилось типичное студийное оборудование: компьютеры, коробки и огромный микшерный пульт с микрофоном. Кроме того, имелась еще небольшая кабинка для записи вокала.
Брайан тут же занял одно из вращающихся кресел перед микшерным пультом.
– Покажи ей, – потребовал явно взволнованный Ксандер.
Брайан фыркнул и включил запись. В комнате загремел глухой бас. Мелодия сначала лилась медленно и страстно, а потом поднималась тон за тоном, пока не задрожала и не взорвалась в диком вихре ритма и звука, вибрирующего где-то внутри. Одновременно с металлическим эхом раздался голос Сэнди, с тоской выдыхающей текст. Видимо, не только Ксандер продуктивно потрудился в эту ночь.