§ 7. Культуротерапия
Культура так же имеет своё терапевтическое предназначение наряду с лекарственным режимом, трудотерапией и гигиеной умственного труда (организация отдыха, выходных и отпусков). Вот что мы читаем в справочнике практикующего врача: «Культурное обслуживание больных должно быть целеустремлённым, многообразным, эмоционально насыщенным и проводиться под врачебным контролем. Проведение среди них культурно-массовой работы должно включать в себя обеспечение больных художественной литературой, читку газет и журналов, демонстрацию кинокартин, настольные игры (шахматы, шашки, домино и пр.), художественную самодеятельность с широким привлечением больных. Руководство культурной работой среди больных в крупных больницах должно осуществляться специальным сотрудником (инструктор по культработе)» [57;705]. Тут и классификация (литература, игры и пр.) и уровни вовлечённости (от потребителя до самодеятельности) предуказываются.
§ 8. Как бы очищение
Кураев говорит о культуре как о защитном свойстве души при попадании в неё греха, как о своего рода очищении от него, освобождении: «В глазах христианина культура похожа на жемчужину. Речь идёт не о красоте, а о схожести происхождения. Жемчужина возникает из грязи, из песчинки, попавшей внутрь ракушки. Моллюск, защищаясь от чужеродного предмета, попавшего к нему в тело, обволакивает его слоями перламутра, то есть, строит ещё одну раковину, но на этот раз уже внутри, а не вокруг себя. То, что постороннему кажется украшением, на самом деле является признаком нарушения естественного хода органической жизни, болезнью.
Культура похожа на жемчужину. Она возникла как следствие болезни человечества. Культурой мы обволакиваем грязь, попавшую в наши души. Слоями культурного перламутра мы заслоняемся от пустоты, вторгшейся в нашу жизнь.
Культура – это следствие грехопадения. Ведь культура создаёт вторичный мир, вторичную реальность. Это искусственный мир символов, с помощью которых человек очеловечивает тот мир, в который он вверг себя грехом. Святой Ириней Лионский говорил, что смерть – это раскол. Писание же и опыт совести говорят, что смерть есть следствие греха и возмездие за грех. Грех разбивает единство людей с Богом, с миром, с ближними и с самим собой.
Тертуллиан сказал, что утраченное людьми в грехопадении можно выразить словами familiriatis Dei – близость Бога. В восприятии Адама Бог становится чем-то чужим, далёким и даже враждебным. Тот, чей голос первый человек воспринимал своим сердцем, теперь представляется кем-то сугубо внешним, ходящим далеко вдали. То, что критикам Библии представляется грубым антропоморфизмом, недостойным принижением Божества к уровню грубых человеческих представлений, на деле есть рассказ о том, как человек впервые почувствовал своё неподобие с Богом.
Бог стал чужим для человека. И теперь для тех, кто лишён глубокого и личного опыта «мистического богопознания» потребуется создавать «богословие». Тем, кому не достаёт знания Бога, нужно теперь усваивать знание о Боге. Речь о Боге рождается как замена речи к Богу. Если бы мы могли непосредственно созерцать Бога – нам не нужны были бы богословские факультеты.
Так называемое «школьное» богословие, богословие, говорящее о Боге «в третьем лице» есть вполне феномен культуры. Не видя Лика Божия непосредственно, человек создаёт Его образы (богословские, иконографические, миссионерские). Это и есть собственно культурное творчество – создание системы образов для частичного постижения первичной реальности.
Святитель Феофан Затворник так говорил об этой «культурной» изнанке богословия: «Научность есть холодило. Не исключается из сего даже и богословская наука, хотя тут предмет, холодя образом толкования предмета, самым предметом может иной раз и невзначай падать на сердце».
Итак, даже религиозная культура есть нечто болезненное. Фотографии, портреты, образы нужны лишь тогда, когда рядом нет любимого лица. В Небесном Иерусалиме, как возвещает Апокалипсис, храма не будет. Не будет там, очевидно, и икон, и книг по богословию. Там всё можно будет познать «лицом к лицу», а не в культурном гадании «как сквозь тусклое стекло» [22;52].
Культура не вымывает грех из души, но изолирует его в ней, иллюзирует катарсис, не меняет, но затмевает ум, имитирует действие благодати. Как «на безрыбье и рак – рыба», так оно и здесь бывает к месту.
§ 9. Концептуальный эталон
Наипервейшим же ориентиром и опорой в отношении Культур для пастыря должны служить положения изложенные в Социальной концепции Русской Православной Церкви: «Латинское слово cultura, означающее «возделывание», «воспитание», «образование», «развитие», происходит от слова cultus – «почитание», «поклонение», «культ». Это указывает на религиозные корни культуры. Создав человека, Бог поместил его в раю, повелев возделывать и хранить Своё творение (Быт. 2. 15). Культура как сохранение окружающего мира и забота о нём является богозаповеданным деланием человека. После изгнания из рая, когда люди оказались перед необходимостью бороться за выживание, возникли производство орудий труда, градостроительство, сельскохозяйственная деятельность, искусство. Отцы и учители Церкви подчеркивали изначальное божественное происхождение культуры. Климент Александрийский, в частности, воспринимал её как плод творчества человека под водительством Логоса: «Писание общим именем мудрости называет вообще все мирские науки и искусства, всё, до чего ум человеческий мог дойти… ибо всякое искусство и всякое знание происходит от Бога». А святой Григорий Богослов писал: «Как в искусной музыкальной гармонии каждая струна издает различный звук, одна – высокий, другая – низкий, так и в этом Художник и Творец-Слово, хотя и поставил различных изобретателей различных занятий и искусств, но всё дал в распоряжение всех желающих, чтобы соединить наc узами общения и человеколюбия и сделать нашу жизнь более цивилизованной». Церковь восприняла многое из созданного человечеством в области искусства и культуры, переплавляя плоды творчества в горниле религиозного опыта, стремясь очистить их от душепагубных элементов, а затем преподать людям. Она освящает различные стороны культуры и многое даёт для её развития. Православный иконописец, поэт, философ, музыкант, архитектор, актер и писатель обращаются к средствам искусства, дабы выразить опыт духовного обновления, который они обрели в себе и желают подарить другим. Церковь позволяет по-новому увидеть человека, его внутренний мир, смысл его бытия. В результате человеческое творчество, воцерковляясь, возвращается к своим изначальным религиозным корням. Церковь помогает культуре переступить границы чисто земного дела: предлагая путь очищения сердца и сочетания с Творцом, она делает её открытой для соработничества Богу. Светская культура способна быть носительницей благовестия. Это особенно важно в тех случаях, когда влияние христианства в обществе ослабевает или когда светские власти вступают в открытую борьбу с Церковью. Так, в годы государственного атеизма русская классическая литература, поэзия, живопись и музыка становились для многих едва ли не единственными источниками религиозных знаний. Культурные традиции помогают сохранению и умножению духовного наследия в стремительно меняющемся мире. Это относится к разным видам творчества: литературе, изобразительному искусству, музыке, архитектуре, театру, кино. Для проповеди о Христе пригодны любые творческие стили, если намерение художника является искренне благочестивым и если он хранит верность Господу. К людям культуры Церковь всегда обращает призыв: «Преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12. 2). В то же время Церковь предостерегает: «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (1 Ин. 4. 1). Человек не всегда обладает достаточной духовной зоркостью, чтобы отделить подлинное божественное вдохновение от «вдохновения» экстатического, за которым нередко стоят тёмные силы, разрушительно действующие на человека. Последнее происходит, в частности, в результате соприкосновения с миром колдовства и магии, а также из-за употребления наркотиков. Церковное воспитание помогает обрести духовное зрение, позволяющее отличать доброе от дурного, божественное от демонического. Встреча Церкви и мира культуры отнюдь не всегда означает простое сотрудничество и взаимообогащение. «Истинное Слово, когда пришло, показало, что не все мнения и не все учения хороши, но одни худы, а другие хороши» (святой Иустин Философ). Признавая за каждым человеком право на нравственную оценку явлений культуры, Церковь оставляет такое право и за собой. Более того, она видит в этом свою прямую обязанность. Не настаивая на том, чтобы церковная система оценок была единственно принятой в светском обществе и государстве, Церковь, однако, убеждена в конечной истинности и спасительности пути, открытого ей в Евангелии. Если творчество способствует нравственному и духовному преображению личности, Церковь благословляет его. Если же культура противопоставляет себя Богу, становится антирелигиозной или античеловечной, превращается в антикультуру, то Церковь противостоит ей. Однако подобное противостояние не является борьбой с носителями этой культуры, ибо «наша брань не против плоти и крови», но брань духовная, направленная на освобождение людей от пагубного воздействия на их души темных сил, «духов злобы поднебесных» (Еф. 6. 12). Эсхатологическая устремленность не позволяет христианину полностью отождествить свою жизнь с миром культуры, «ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13. 14). Христианин может работать и жить в этом мире, но не должен быть всецело поглощен земной деятельностью. Церковь напоминает людям культуры, что их призвание – возделывать души людей, в том числе и собственные, восстанавливая искаженный грехом образ Божий. Проповедуя вечную Христову Истину людям, живущим в изменяющихся исторических обстоятельствах, Церковь делает это посредством культурных форм, свойственных времени, нации, различным общественным группам. То, что осознано и пережито одними народами и поколениями, подчас должно быть вновь раскрыто для других людей, сделано близким и понятным для них. Никакая культура не может считаться единственно приемлемой для выражения христианского духовного послания. Словесный и образный язык благовестия, его методы и средства естественно изменяются с ходом истории, различаются в зависимости от национального и прочего контекста. В то же время изменчивые настроения мира не являются причиной для отвержения достойного наследия прошлых веков и тем более для забвения церковного Предания» [52;239-241].
§ 10. Классификация искусств
Наипервейшим из искусств, надо полагать, по-праву считается литература, ибо: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан.1:1). Впрочем, «И сказал Бог» (Быт.1:3 и мн. др.), значит, ЗВУК так же подразумевается, хотя бы косвенно, да и мыслеОБРАЗЫ здесь вкупе, но дифференцируем на три составляющие: ТЕКСТ (СЛОВО), ОБРАЗ, ЗВУК и будем придерживаться сей условной классификации. Т.е. передача мысли, информации и художественных образов происходит ЛИТЕРАТУРНО (текст), ВИЗУАЛЬНО (образ) и ВЕРБАЛЬНО-МУЗЫКАЛЬНО (звук).
ГЛАВА II. ТЕКСТ: литература
§ 1. Книжная миссия
Какая-то часть человечества приходит к самосознанию и вере через книги и для них органичней беседовать с таким же книжником как они: «книги нужны не всем, но есть люди, которым они необходимы. Книга даёт возможность избавиться от засилья газет и газетных сплетен. Книга даёт возможность мыслить, в отличие, например, от телефильмов, когда поток информации с большой скоростью проносится мимо тебя, не давая возможности регулировать его течение. Книга же даёт возможность спокойно осмыслить какой-то эпизод, вызвавший недоумение или, наоборот, поразивший тебя. Вновь и вновь открывая нужную страницу, можно обдумать этот эпизод с разных сторон, подыскать аргументы «за» и «против». Книга восполняет нехватку знаний, мудрости, рассудительности у твоих обычных (или случайных) собеседников. Книга помогает увидеть мир глазами былых поколений, а не нынешних журналюг» [17;100-101].
Причём, надо помнить, что существуют разные жанры и стили во всех видах творчества и нужно знать суть внедряемых ценностей в «модных», т.е современных, произведениях, если пастырь желает быть услышанным потенциальной паствой. Иногда даже следует указать на те ценности читателю (потребителю) о которых говорит писатель (создатель), акцентировать на них внимание, если читатель почему-то их не уловил. Раскрывать символизм, казалось бы, случайных мелочей, например, погоды, относительно душевного состояния главного героя.
§ 2. Толкование детали
Произведение можно оценивать целиком, но можно и по частям, так сказать по деталям, без соединения со всей многоплановостью или основной идеей автора, если она есть. Вот, к примеру, деталь из книг о «Дозорах» писателя фэнтези Сергея Лукьяненко – Сумрак:
«Перекинув мальчишку на правую руку, я левой вынул из кармана перочинный нож. Зубами открыл лезвие.
– Это опасно, – предупредила Ольга. Я не ответил. Просто полоснул себя по запястью. Сумрак зашипел как раскаленная сковорода, когда брызнула кровь. У меня помутилось в глазах. Дело было не в потере крови, вместе с ней уходила сама жизнь. Я нарушил свою собственную защиту от сумрака.
Зато он получил такую порцию энергии, которую был не в состоянии проглотить» [26;67]. В сети Интернет можно встретить богословское мнение, что Сумрак это «Аналог ада. В книге Сергея Лукьяненко показаны множество явлений, которые не так уж вымышлены. «Сумрак» – что же это такое? Адам, первый человек был сотворён способным, как к смерти – состоянию обезбоженности, так и к Жизни, как состоянию наполнения Божественной благодатью. Пока первый человек не выражал своё недоверие Богу, он был призван свою возможность – не грешить – преобразить в невозможность грешить. После того же, как человек возжелал знать о добре и зле вне знаний, даваемых им Богом, он повредил свою первозданность, отделил себя от Бога. В этом обезображенном состоянии человек не мог более находиться в приобщении к благодати, ибо это привело бы к бессмертию, а значит, к вечности человеческой ущербности. Здесь появляется понятие ада как обезбоженного состояния. Человек обретает смерть и уходит в ад, противоречит собственному предназначению жить. В ветхозаветном Израиле было понятие «Шеола» как места посмертного обитания. Очень красноречива по показанию понимания древними евреями загробной участи 14 глава книги Иова. В главе же 10 дано описание Шеола: «прежде, нежели отойду, – и уже не возвращусь, – в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак сени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма…». (Иов.10, 21-22) Часто в нашем понимании возникают образы такого посмертного удела: огонь, вилы и сковороды. Всего этого не видно в ветхозаветном понимании ада, это некий сумрак, состояние вне Бога. Поэт Ветхого Завета пророк Давид замечательно говорит: «Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания» (Пс.93,17). «Нисходят до бездны; душа их истаивает в бедствии» (Пс.106,26) – говорит тот же автор. Пророк Иезекииль говорит, что «пораженные, падшие от меча» будут положены среди необрезанных в самой глубине преисподней (Иез.32, 18-32). Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Ад – обиталище тьмы и смертной тени; он, скорее, место безумной муки, чем заслуженного наказания, мрачный «шеол», место безысходного развоплощения, едва тронутое тусклым скользящим лучом не взошедшего пока Солнца, лучом надежд и упований, пока не исполненных. Там проявлялась онтологическая немощь души, терявшей при разлучении в смерти способность быть подлинной энтелехией своего тела – бессилие падшей, уязвленной природы. Да и не «место» вовсе, а духовное состояние – «темница духов» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky.zip). Отталкиваясь от всего сказанного выше, хочется сказать, что «сумрак» Лукьяненко очень тождественен ветхозаветному шеолу. Сам автор вкладывает в уста своего героя такие слова: «Это страдание! Вечное страдание – раствориться в сумраке». В нём все застывает, прекращает движение. Человек, находясь в сумраке, обретает некую автономию, безжизненность, всё влияние «сумрака» рассчитано на подавление жизни. Глядя на признаки, которыми наделил Сергей Лукьяненко «сумрак», можно сказать, что «сумрак» и «шеол» идентичны. Кто – то, возможно, будет сопротивляться такому тождеству, мотивируя данное неприятие тем, что сумрак есть среда, как для «светлых», так и для «темных». Могу предложить две – три апологии: во – первых, ветхозаветный шеол есть место для человека, который попадает туда независимо от нравственных состояний, так как природа ветхозаветного человека больна грехом, во – вторых, «светлые» в ночном дозоре имеют очень сомнительные нравственные императивы, но и, наконец, в – третьих, даже высоконравственный человек, имея исцеленную природу, имеет свободную волю, которую направляет не всегда в сторону «света». Протоиерей Георгий Флоровский по поводу свободы человеческой воли пишет: «Однако волю человека нельзя исцелить приказом. Человеческая воля должна сама устремиться к Богу. Должно возникнуть добровольное и искреннее чувство ответной любви и преклонения, должно произойти «свободное обращение» (Там же).
Но если «сумрак» есть некий «застой» времени, некая подавляющая жизнь среда, то есть явления, которые могут по определению разрушить «сумрак». Если сумрак есть статичность, он исчезнет, приобщившись к динамике, если «сумрак» есть отсутствие жизни, тогда жизнь есть разрушительная сила для «сумрака». Вот здесь важно открыть Евангелие и посмотреть на то, что же происходит с человеком в жертве Христовой. То, что человек от грехопадения до воскресения являлся адептом «шеола», мы уже выяснили. Что же меняется в человеке после воскресения? Разговор об этом необходимо начинать с обозрения смысла предпасхального времени, а говоря конкретнее, с Великой Субботы. В одной из богослужебных книг – Триоди Постной, говорится о смысле смерти Христовой. «В Святую и Великую Субботу боготелесное погребение Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа и еже во ад сошествие празднуем, ими же от тли наш род воззван быв, к вечной жизни прейде… » (Синаксарий утрени Великой Субботы) То есть Великая Суббота – это сошествие Христово во ад, «шеол», «сумрак». Но ад не может удержать Христа. Ад держит тех, чья смерть стала разладом человеческой сущности, разладом между телом и душой. Тело не есть человек, но труп, душа также не является человеком, но есть бестелесный призрак. Смерть Богочеловека не меняет чего-либо в свойствах смерти, но Тело и Душа Христовы остаются объединёнными Его Божеством. «Это не меняет онтологических свойств смерти, однако теперь она приобретает иное значение. «Ипостасное единство» не нарушилось, не разорвалось смертью, а поэтому, хотя тело и душа разделились между собой, они всё равно остались связанными через Божество Слова, от которого отстранены, не были. В этой «нетленной смерти» преодолеваются и «тление», и «смертность», а значит, – начинается воскресение» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky.zip). Святой апостол Павел в послании к Евреям (Справедливости ради необходимо сказать, что данное послание традиционно приписывается святому апостолу) пишет: «Плоть (Христа), прежде захваченная в плен смерти, захватила захватившего её, естественной смертью своей разрушило его (ада) жизнь и стала для него отравой, дабы он (ад) изблевал всех, кого был в силах пожрать, как имеющий державу смерти» (Евр. 2,14). В замечательном труде игумена Илариона (Алфеева) (Ныне (2005) епископ Австрийский) «Таинства веры» есть такие строки: «Но великая тайна этой минуты (сошествия во ад А.М.) в том, что Божество Христа ни на мгновение не разлучалось с человечеством – Бог не оставлял Его, хотя Он как человек чувствует человеческую богооставленность… И даже когда тело умершего Христа лежало во гробе, а душа Его сошла в ад, Божество не разлучалось с человечеством: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный (Песнопение святой Пасхи)» (Иларион (Алфеев), игумен «Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие» «Христианская жизнь» Клин, 2000 Интернет-издание Вэб-Центра «Омега» Нью-Йорк – Москва, 2001. http://www.wco.ru/biblio/). Таким образом мы приоткрываем великое Таинство Христовой смерти, Он умирает, разрушая смысл ветхозаветной смерти, и тело, и душа не теряют единства, находясь в общении с Богом. Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Смерть на Кресте как крещение кровью – вот в чём самая суть искупительной тайны Креста. Крещение – это очищение» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky.zip). В последних приведённых строках из труда протоиерея Георгия Флоровского, нам открывается, почему именно данный отрывок из произведения Лукьяненко вызывает интерес. Сумрак «шипит» от пролитой крови, так же, как шеол, который получил праведника ценою крови. Он исчезает, потому как возжелал большего, чем мог вместить. В послании апостола Варнавы есть замечательные строки, которые открывают нам величие Христовой жертвы. «Для того Господь предал тело Своё на смерть, чтобы мы получили отпущение грехов и освятились, – именно чрез окропление кровию Его. О нём написано иное для народа иудейского, а иное – для нас. Относительно нас Писание так говорит: «Он язвлен был за беззакония наши и мучен был за грехи наши; кровию Его мы исцелели. Как овца, Он приведён на заклание и, как агнец пред стригущим его, не отверзал уст Своих (Ис. 53, 5-7) («Писания мужей апостольских». Издательство имени святителя Льва, папы Римского Киев, 2001, с.30)». Жертву Христову рассматривает фактически каждый богослов святоотеческого века. И такое внимание понятно, тогда больше, чем сейчас понималось наше единение с Кровью Христовой, если её пролитие уничтожило «шеол» приобщением к Жизни, то нам следует искать единства с этой кровью, чтобы наследовать Царство Божие. Святитель Григорий Богослов, например, говорит: «Он продаётся, и за самую низкую цену – за тридцать сребренников; но искупает мир, и высокою ценою – собственною Своею кровию» (Григорий Богослов, святитель «Пять слов о богословии. Слово 29, о Богословии третье, о Боге Сыне первое». http://www.portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=28). «Будем радоваться, веселясь духом, будем радоваться, наслаждаясь любовью, радуясь надеждой. Но если должно думать о другой радости сердца, то, принимая чистыми руками небесный хлеб, передадим его душе, потому что он пища вечной жизни. Говоря «принимая чистыми руками», имею в виду не руками, вымытыми обычной водой, а руками, которые светятся от благодеяний. Вберём лепестками губ божественное и небесное питьё, не пурпуром окрашиваясь, но обагрясь кровью Иисуса Христа» [30]. Продолжая «параллелить» «Дозоры» и Евангелие, сетевой автор на диалог: